Йеллоуфейс - Ребекка Ф. Куанг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я поудаляла из своего цифрового следа столько, сколько лишь смогла за те первые сутки травли, но машина обратного отсчета все так же крутится. Кто-то высмеивает мой восторженный отзыв 2018 года о «Чудо-женщине»[51]: «Понятное блин дело — Хэйворд души не чает в россказнях о белых воительницах. Держу пари, что она любит еще и „Цахал“[52]!» Кто-то отыскивает мое фото со школьного выпускного: «Вот! Это платье — история происхождения змеюки Джунипер Сонг». Кто-то публикует инфу об экзаменационных курсах, где я однажды преподавала: «Родители, если вы пользуетесь этим сервисом, ОСТЕРЕГАЙТЕСЬ ДЖУНИПЕР СОНГ!» Если бы я уже не уволилась из Veritas, то искренне полагаю, что такие, как она, меня бы оттуда выжили.
«Вам всем нужно выйти на улицу, — печально посоветовал однажды твитерцам один известный писатель. — Подышите свежим воздухом. Twitter — это не реальная жизнь».
Как бы не так. Twitter — жизнь вполне реальная; более того, он реальней реальной жизни, ибо это сфера, где обретается социальная экономика издательской индустрии, у которой нет иной альтернативы. В офлайн все писатели — лишь безликие, гипотетические существа, кропающие словеса автономно друг от друга. Ни к одному из них невозможно заглянуть через плечо. Невозможно сказать, действительно ли они такие лощеные и глянцевые, какими себя выдают. Зато в интернете можно следить за всеми горячими сплетнями, даже если весомости в вас и близко нет на то, чтоб занимать место в зале, где это происходит. В интернете вы можете сказать Стивену Кингу идти лесом. В онлайн можно вычитать, что главная звезда нынешнего литературного сезона на самом деле такая гнида, что все ее опусы можно смело помножить на ноль. Репутации в издательском деле постоянно созидаются и разрушаются как раз в интернете.
Я представляю себе гомон сердитых голосов и толпу, которая тычет пальцами и нависает надо мной, чтобы рвать куски плоти из моего тела, как однажды менады поступили с Орфеем, — пока не останется единственный вопрос, произносимый плотоядным шепотом: «Вы слышали что-нибудь о Джунипер Сонг?» И останутся кружиться лишь бесформенные обрывки слухов, постепенно тускнея и исчезая в сероватой полумгле; кровавые, разлагающиеся клочья моей виртуальной личности — пока не останется ничего, кроме заявления, правдивого или нет, что Джунипер Сонг отменена.
12
Мне хочется одного — залечь под одеяло в спячку на неопределенное время, но на этот месяц у меня есть еще два запланированных мероприятия — посещение со школьниками библиотеки в Вашингтоне и литературный фестиваль в Вирджинии, с панельной дискуссией пишущих на темы Восточной Азии. Был еще обмен имэйлами с одной женщиной из французского посольства, насчет посещения в следующем месяце мемориала КТК в Ньёль-сюр-Мер (встреча приурочена к выходу французского издания «Последнего фронта»). Однако она перестала откликаться на мои имэйлы примерно в то же время, когда клеветническая кампания стала вирусной — что меня, впрочем, устраивает; последнее, чего бы я хотела, — это мариноваться семь часов в самолете только затем, чтобы несносные французы костерили меня в своем лягушатнике. Библиотека и фестиваль, надо сказать, тоже не присылали никаких вестей с тех пор, как стали расползаться слухи, но это может означать и то, что отменять мой визит они не хотят. А отменить его самой может косвенно намекать на признание вины.
Посещение библиотеки проходит нормально. Школьники оказываются третьеклашками, а не старшеклассниками, как я ожидала. До прочтения «Последнего фронта» им еще расти и расти, а уж китайские рабочие времен Первой мировой для них просто не от мира сего. Ну и слава богу: это означает, что по малолетству их не интересует и та драма в Twitter — пускай они не особо рады меня видеть, но и антипатии ко мне не испытывают тоже. Просто сидят себе и тихонько ерзают в холле библиотеки Мартина Лютера Кинга, пока я двадцать минут зачитываю первую главу, а они затем задают несколько умильных наивных вопросов, каково это — писать книжки («Вы прямо ходите на фабрику, где их печатают?», «Вам долларов платят, наверно, целые миллионы?»). Я рассказываю им несколько банальных трюизмов о том, насколько важна грамотность, потому что она открывает двери в другие миры, и что, возможно, им тоже захочется стать рассказчиками. Затем их учитель меня благодарит, мы делаем групповое фото и мирно расходимся.
А вот дискуссия оборачивается просто катастрофой.
Начинается с того, что я уже всех распаляю своим опозданием. Затем я неверно разбираюсь в расписании — под дискуссию отведена Дубовая комната, а не Кедровая, и мне приходится тащить свою задницу через весь конференц-центр. К тому времени, как я притаскиваюсь, зал уже гудит как улей. Все участники дискуссии сбились в кучу на дальнем конце стола и разговаривают друг с другом поверх микрофонов. Завидев меня, все умолкают.
— Ой, извините! — выдыхаю я на подлете к своему месту (задержка уже больше десяти минут). — Тут без компаса не доберешься, верно?
Хохма остается без ответа. Двое участников смотрят в мою сторону, затем друг на друга; одна девушка хмурится в свой айфон. Словом, прием холодный.
— Ну вот, наконец-то! — бодро возглашает Энни Брош, модератор. — Теперь мы все в сборе, можем начинать. Для начала давайте представимся по именам и назовем свои последние публикации.
Представление идет вдоль стола, слева направо. Диана Цю, поэтесса и художник-визуалист; Нур Риши, в свободное от адвокатских будней время пишущий о современной молодежи; Айлин Чжоу, признанная критиками автор исторических романов, действие которых происходит в «расово детерминированной» (по ее словам) викторианской Англии. Очередь доходит до меня. Я подаюсь к микрофону. «Привет всем! Я Джун Хэйворд, пишу под псевдонимом Джунипер Сонг. Автор „Последнего фронта“».
Это вызывает несколько косые взгляды, но ропота нет. В данный момент это лучшее, на что можно рассчитывать.
— Хотелось бы, чтобы каждый из присутствующих высказался, что вдохновило его на создание своих произведений, — воркует Энни. — Джунипер, почему бы стартером нашей беседы не сработать вам?
У меня мгновенно пересыхает во рту, голос срывается, и я кашляю, прежде чем продолжить:
— Гм! Хорошо. Меня, как и Айлин, прежде всего вдохновляла история. На самом деле о Китайском трудовом корпусе я впервые узнала…
— Мое имя Ай Линь, — дерзко вклинивается в разговор молодая особа.
— Ой, извините.
Я чувствую укол раздражения. Я полностью копировала произношение Энни, но ее эта девица не
