Ленин. Спаситель и создатель - Сергей Кремлев

И ленинский секретарь Володичева (1891–1973) якобы «расшифровала» его лишь 14 июля… 1956 (пятьдесят шестого) года! То есть, почему-то, через тридцать три года после записи, но…

Но – всего через пять месяцев после ХХ съезда и хрущёвского доклада «О культе личности». Как-то очень уж кстати оказалась «расшифровка» 65-летней Володичевой этой антисталинской «записи».

Ленин умер в 1924 году, Крупская – в 1939-м… Сталин в 1953 году был отравлен… Опрашивать – так всё происходило, или не так, было некого. И ссора Ленина со Сталиным со времени доклада Хрущёва считается достоверным фактом. Хотя действительно достоверно во всей этой истории лишь то, что Крупскую подзуживали против Сталина Каменев и Зиновьев при скрытом участии Троцкого, и делали они это в видах диверсии против здоровья Ленина.

Кто-то может спросить – а зачем это нужно было Каменеву, Зиновьеву, Троцкому, Бухарину?

Вдумчиво всмотревшись в те дни, читатель и сам, пожалуй, сможет ответить на такой вопрос, а я на нём остановлюсь позже – в главе «Тайна последних дней». Сейчас же отвечу так: Ленин уже не был нужен Каменеву, Зиновьеву, Троцкому, Бухарину и Ко, он им начинал всё больше мешать. И особенно они боялись упрочения связки «Ленин – Сталин».

Конечно, напрашивается замечание: «Так что же это получается? Говорили-говорили, писали-писали: „Пламенные революционеры, борцы за счастье народа“, а на деле – интриги, кланы, личные интересы и мелкие страстишки?»

Ответ здесь прост: да, что было, то было!

В большом деле – а профессиональная революционная работа до революции и, тем более, профессиональная государственная и партийная работа после революции были большим делом – всегда не без урона и не без урода…

Все крупные большевики, и даже такие небольшевистские фигуры как Троцкий, приходили в молодости в революционную работу исключительно по идейным соображениям – тут двух мнений быть не может. Даже меньшевики особых коврижек от жизни не имели – ели чёрствый хлеб революционера-профессионала, хотя большинство из руководства РСДРП вполне могло бы лакомиться филипповскими сайками, если бы пошло на соглашение с совестью.

Многие ведь и пошли, отходя от партийной работы – особенно после революции 1905 года. А тот, кто оставался, тянул партийную «лямку» иногда уже по привычке – революция становилась работой.

Но когда революция подняла былых борцов с царской властью на государственные высоты, поставила во главе России, начался процесс почти неизбежный: кто-то «вынес огонь сквозь потраву», а кто-то – и нет.

Расхожие сентенции насчёт того, что «революцию делают идеалисты, а плодами её пользуются негодяи», и что «революция пожирает своих детей» применительно к Октябрьской революции не работают и глупы!

Сегодня, когда классовый подход к оценке событий и фактов почти утрачен, мало кто понимает, что Октябрьская революция принципиально отличалась от английских, французских, германских, бельгийских и итальянских революций – Великих и не великих, «славных» и прочих – тем, что все предыдущие революции были политическими.

Они заменяли один политический строй другим: феодализм – буржуазной республикой, например, но не меняли сути имущественных отношений в обществе. Во Франции и короля Людовика XVI, и Робеспьера, и Директории, и Наполеона имелись те, кто стрижёт, и те, кого стригут. И до, и во время, и после политических революций политическая и экономическая власть принадлежала имущим.

А Октябрьская революция была первой успешной социальной революцией! Она ликвидировала экономическую основу политической власти имущих – крупную частную собственность на средства производства как в промышленности, так и в сельском хозяйстве.

Впервые в мировой истории в результате революции не образовался класс новых собственников, а это означало, что никто из вождей Октябрьской революции не мог стать российским аналогом Сийеса или Барраса – ренегатов и гробовщиков Великой Французской революции. На Октябрьской революции никто из её вождей миллионов золотом не заработал – в отличие от французских жирондистов, например.

Однако и в условиях государства пролетарской диктатуры не все выдерживали испытание новым своим положением в обществе. Достойно выдержать испытание благополучием намного сложнее, чем испытание невзгодами. Наиболее грустный пример здесь – маршалы Наполеона… В молодости – тощие, с сердцами, «живыми для чести», они шли под пули, рисковали и побеждали. Но когда их вождь осыпал их золотом и титулами, они быстро обросли телесным и духовным жирком и наплевать им стало и на их вождя, и на интересы нации.

Не всем, конечно, но…

Ленин никого золотом не осыпбл, однако часть его былых соратников тоже стала на государственных постах обрастать амбициями, уверенностью в своей значимости…

Им уже не хотелось идти в политике на риск и новизну… И всё более тем, кто обрастал «жирком», начинало казаться, как уже ранее говорилось, что они «и сами с усами» – помимо Ленина… А «Ильич»-де, физически сдаёт и нового момента не понимает.

Феликс Чуев, автор нашумевшей в своё время книги «Сто сорок бесед с Молотовым», сделал очень нужное дело, записав свои беседы с Молотовым, который к 70-м годам ХХ века стал единственным, кто хорошо, деловым и повседневным образом знал всех советских послеоктябрьских вождей, начиная с Ленина.

Кое в чём (это – вне сомнений) престарелый Молотов напутал, кое в чём, увы, солгал, но в целом его свидетельства крайне ценны. Можно даже сказать – бесценны для человека, знающего и понимающего ту эпоху. Так вот, как ни странно, но Молотов и через десятилетия очень высоко ценил как партийных теоретиков и Каменева, и Зиновьева, и Бухарина…

Можно представить, как высоко ценили они себя сами – однозначно очень себя переоценивая! А это автоматически означает, что они недооценивали Ленина. Недооценивали не после его смерти, а при его жизни – в реальном масштабе политического времени. Прибавим сюда ещё и скрытое высокомерие по отношению к «практику» Сталину.

Отсюда – и интриги…

Ведь испытание властью – самая точная, после испытания физическими пытками, проверка подлинных натуры и масштаба человека.

Одни – как Ленин, Сталин, Дзержинский, тот же Молотов, и им подобные восприняли данную им власть как крест, как долг перед обществом, как изнурительную обязанность.

Другие – как Троцкий, Каменев, Зиновьев, Бухарин и им подобные восприняли власть вначале тоже как долг, но с годами всё более смотрели на неё как на своё право, на возможность, на образ жизни. Как говорят обыватели: «Чем больше власти, тем больше сласти»…