Ленин. Спаситель и создатель - Сергей Кремлев

Как это понимать?

Ну, если это была антисталинская каверза, то наличие в диктовке адресации якобы лично Лениным копии Каменеву и Зиновьеву было провокаторам просто-таки необходимо – по вполне понятным причинам.

Ведь далее следовало вот что:

«Вы имели грубость позвать мою жену к телефону и обругать её. Хотя она и выразила согласие забыть сказанное, но тем не менее этот факт стал известен через неё же Зиновьеву и Каменеву. Я не намерен забывать так легко то, что против меня сделано, а нечего говорить, что сделанное против жены я считаю сделанным и против меня. Поэтому прошу Вас взвесить, согласны ли Вы взять сказанное назад и извиниться или предпочитаете порвать между нами отношения.

С уважением Ленин»[1343]

Ну, а как понимать это?

Мало того, что это мало похоже (а, точнее, вообще не похоже) на эпистолярный стиль Ленина, это не похоже, прежде всего, на человеческий стиль Ленина!

Ленин был не человек, а человечище, к тому же – политик самого крупного калибра. А из письма проглядывает провинциальный «личарда» – мелочно обидчивый… Некое объединённое, так сказать, воплощение гоголевских Ивана Ивановича и Ивана Никифоровича.

Нет, воля ваша, этого Ленин не диктовал. А если даже это было записано дежурным секретарём Володичевой (насколько точно?) под его, всё же, диктовку, то продиктовала эти строки, опять-таки, болезнь Ленина.

При этом достаточно открыт по сей день вопрос о том, кому – Ленину, или кому-то другому, принадлежит добавление к «Письму к съезду», продиктованное Лениным (?) 4 января 1923 года Лидии Фотиевой…

Вот это добавление – полностью:

«Сталин слишком груб, и этот недостаток, вполне терпимый в среде и в общениях между нами, коммунистами, становится нетерпимым в должности генсека. Поэтому я предлагаю товарищам обдумать способ перемещения Сталина с этого места и назначить на это место другого человека, который во всех других отношениях отличается от тов. Сталина только одним перевесом, именно, более терпим, более лоялен, более вежлив и более внимателен к товарищам, меньше капризности и т. д. Это обстоятельство может показаться ничтожной мелочью. Но я думаю, что с точки зрения предохранения от раскола и с точки зрения написанного мной выше о взаимоотношениях Сталина и Троцкого, это не мелочь, или это такая мелочь, которая может получить решающее значение»[1344]

Именно эту диктовку чаще всего объявляют поддельной, и с такой оценкой спорить сложно. Ведь классические «идеологи ЦК КПСС» связывали это добавление с якобы «грубостью» Сталина, проявленной по отношению к Крупской, однако этого не могло быть никак, поскольку 4 января 1923 года Ленин – как мы ниже увидим – ни о чём ещё осведомлён не был. То есть, у Ленина личных причин аттестовать Сталина как грубияна, не было. Зато это добавление было очень на руку Троцкому в его борьбе против Сталина.

Тем не менее, конфликт-то у Сталина с Крупской был? – может спросить читатель.

Судя по документам – был.

Но – когда!?

21 декабря 1922 года Ленин продиктовал Крупской письмо Троцкому по вопросу о монополии внешней торговли. Сталин, на которого решением пленума от 18 декабря была возложена персональная ответственность за соблюдение режима, установленного врачами для Ленина, Крупскую выругал.

Нервы тогда у всех были напряжены до предела – никто не ожидал, что Ленин опять выйдет из строя так быстро, и 23 декабря 1922 года Надежда Константиновна чисто по-житейски пожаловалась на Сталина в письме Каменеву – как «старинному другу» Ленина, прося «оградить её от грубого вмешательства в личную жизнь» и т. д.

Кому ещё она могла пожаловаться в таком деликатном деле? Здесь ведь надо было обратиться к тому, кто мог бы авторитетно попенять Сталину, но – по-свойски, по-партийному[1345].

Ленин обо всём этом тогда так и не узнал.

Закончился декабрь 1922 года, прошли январь и февраль 1923 года, и вдруг 5 марта 1923 года Ленин – ни с того, ни с сего, начинает (?) диктовать (?) письмо, касающееся конфликта, случившегося 21 декабря 1922 года!

Лезет ли это в какие-то ворота?

В примечании 541 в 54-м томе ПСС сказано: «Н. К. Крупская рассказала об этом факте В. И. Ленину, судя по всему в начале марта 1923 года. Узнав о происшедшем, В. И. Ленин и продиктовал публикуемый документ».

Но с чего бы в марте 1923 года Крупской ворошить прошлое более чем двухмесячной давности и «вздёргивать» Ленина?

Другое дело – Каменев и Зиновьев…

К тому же есть свидетельство Марии Ильиничны Ульяновой, что Крупская, услышав о письме Сталину 5 марта от дежурного секретаря М. А. Володичевой, просила её не посылать письмо адресату. Это косвенно доказывает, что не Крупская была инициатором возобновления в марте 1923 года конфликта, относящегося к декабрю 1922 года, и что не Крупская информировала Ленина о конфликте!

Выстраивается следующая версия…

Крупская 23 декабря 1922 года пожаловалась Каменеву, тот насплетничал Зиновьеву, и оба – выждав время, самым подлым образом выложили всё это Ленину лично или через кого-то, и спровоцировали его письменную реакцию.

Есть ли иное объяснение их действиям, кроме того, что Каменев и Зиновьев сознательно хотели ухудшить самочувствие Ленина – вплоть до нового паралича? Вполне «подвёрстывается» к этой версии и Троцкий, да и тот же Бухарин.

Собственно, так оно и случилось – в итоге Ленин с начала весны 1923 года вышел из строя окончательно, до конца жизни.

Пищу для сомнений даёт и то, что в Полном собрании сочинений дневник дежурных секретарей Ленина опубликован очень не полностью: последними приведены записи – за 10, 12 и 14 февраля, затем сразу – за 5 и 6 марта, на чём дневник и кончается.

Что происходило вокруг Ленина всю вторую половину февраля и начало марта 1923 года?

Навещал ли его кто, и если навещал, то – кто?

И были ли все визиты – если они были, зафиксированы в журнале дежурных секретарей?

И вёлся ли тогда дневник вообще?

А если не вёлся, то – почему?

Или, может быть, он был попросту уничтожен?

Но тогда – кем и когда?

Наводит на размышления фиксация концовки всего этого дела в дневнике дежурных секретарей Ленина. Последняя запись в нём была сделана Володичевой 6 марта 1923 года, однако, как сообщается в примечании 297 45-го тома Полного собрания сочинений, текст в дневнике, начинающийся со слов «Надежда Константиновна просила…» и касающийся письма Ленина Сталину, был записан почему-то стенографическими знаками.