Истоки инквизиции в Испании XV века - Бенцион Нетаньяху

свидетельствуют о том, что марранов рассматривали в качестве особой национальности, многими путями связанной с евреями. И действительно, такими их видели не только их враги, но и их друзья среди «старых христиан». Более того, сами марраны тоже видели себя подобным образом. Настаивая на том, что они являются христианами и не имеют ничего общего ни с иудаизмом, ни с его последователями, марраны не могли отрицать своей фактической принадлежности к отдельной общности, которую они сами четко определяли.

Докладчик в своем Наказе трижды называет марранов нацией[2985]. Аналогичным образом Пульгар, обращаясь к кардиналу Мендосе с предложением, чтобы марраны, склонные к иудаизму, воспитывались в христианском духе членами их собственной группы, называл эту группу нацией[2986]. Анонимный «старый христианин» также, полемизируя с Пульгаром, говорит ему: «Кто-то из вашей нации был назначен направлять их» [т. е. конверсо][2987]. Перес де Гусман в своей дискуссии о «новых христианах» дважды определят их как нацию[2988], а возражая против принижения марранов как группы, он говорит: «Негоже обвинять целую нацию»[2989]. Также и Паленсия, описывая то, как старохристианские критики изображают конверсо, относится к ним как к отдельной нации[2990], в то время как Барриентос, говоря о многих «старых христианах», у которых в жилах течет марранская кровь, отмечает, что почти все «знатные дома Кастилии или большая часть их происходят из израильской нации»[2991]. Когда Валера говорит о евреях, предшественниках конверсо, он, естественно, определяет их словами Второзакония, цитируя Вульгату: «Есть ли другая нация, столь благородная?»[2992], а подходя к вопросу теологического благородства, он спрашивает: «В какой нации можно найти так много благородных, как у евреев?»[2993] Таким образом, сами марраны, их друзья и их враги определяли их как потомков еврейской нации и, несмотря на крещение, как представителей этой нации.

То, что их происхождение было главным или одним из главных компонентов их национальной идентификации, было признано всеми, включая их самих. Когда Докладчик говорит о марранской «нации», он определяет ее принадлежащей к «роду (linaje) нашего Господа Иисуса Христа»[2994]. В том же стиле Диего де Валера говорит о еврейском народе как о колыбели Христа, а кроме этого, что «Божий сын выбрал это происхождение — Патриархов, Пророков и Апостолов — как самое благородное»[2995]. Соответственно, когда конверсо Арагона пожаловались на отказ арагонцев вступать с ними в браки, они указали, что Иисус взял Свое тело от их собственного народа, — иными словами, что они, конверсо, относятся к той же расе, что и древние евреи. Таким же образом Хуан де Торкемада называет конверсо христианами, происходящими от народа Израиля[2996], а когда Докладчик в своем письме к Барриентосу упоминает Амана, он говорит, что епископ знал о страшных преследованиях Амана против «нашей расы» (nuestro linaje)[2997]. Эспина называл конверсо и «расой» (genus), и народом (gens)[2998], а Гарсия видел в них особый человеческий «сорт», род и «племя»[2999]. Поэтому родословная происхождения, их linaje, была теперь одной из отличительных особенностей марранов и, действительно, их главным коллективным признаком, как это указано выше.

В качестве, несмотря на крещение, «отдельной нации», объединенной общим происхождением или расой, марраны оказались, таким образом, открыты для оценки их группы как чуждой национальной общности, чья принадлежность народу страны должна быть подвергнута сомнению и чья готовность к предательству может быть расценена вероятной даже умеренными противниками. Кастильо критикует архимятежников против короля Энрике IV и хочет объяснить их готовность к таким предательским планам тем фактом, что они принадлежат к чужим нациям[3000], несомненно имея в виду архиепископа Каррильо и Хуана Пачеко, которые были португальского происхождения, и их марранских союзников, Альвара Гомеса и Педрариаса, принадлежавших, согласно общей концепции, к judáica natión. Этот взгляд на конверсо также отражен в сообщении Паленсии об убеждении «старых христиан» в том, что «конверсо втайне составляли бесчестные заговоры» против них[3001]. Паленсия, очевидно, разделял это убеждение, потому что интрига, наподобие этих «бесчестных заговоров», была составлена толедскими марранами, и он приписывает вспышку конфликта между «старыми» и «новыми христианами» в Толедо в 1467 г. в большой мере этому воображаемому заговору. Превалирование этой точки зрения также позволило мятежникам в 1449 г. почувствовать себя вправе с уверенностью заявлять, вопреки здравому смыслу и известным фактам, что конверсо затевали захват Толедо, чтобы передать его своему союзнику, Альваро де Луне. И на то же мнение о «новых христианах» опиралась вера в еще большую интригу — грандиозный заговор марранов Кастилии с целью захватить управление страной.

Такие подозрения и убеждения по поводу конверсо могли быть состряпаны, потому что конверсо считались не только чуждой, но еще и враждебной группой, принадлежащей к другой нации, которая якобы была в мире с испанцами, а на самом деле находилась с ними в бесконечной войне, равно как и в войне с другими христианскими нациями. Но здесь мы должны спросить, означает ли термин nacio (или natio), примененный к марранам, современное понятие нация или национальность, или что-то иное, требующее определения. Вопрос абсолютно законный, но трудный и сложный. Мы все же попытаемся ответить на него по возможности кратко, не уклоняясь от нашей цели.

V

История роста национализма в Средние века, включая рост национализма в Испании, до сих пор является одним из наименее изученных вопросов гуманитарных наук, хотя его важность для понимания Средневековья, так же как и последующей эпохи, трудно преувеличить. Однако кардинальный вопрос «Что есть нация?» был задан не только в XIX в. Он был задан уже в начале XV в., а по всей вероятности, еще раньше, и, занимаясь этим вопросом, мы ограничимся теми выводами, которые можно сделать из того, что было сказано по этому поводу в интересующий нас период.

На соборе в Констанце (1417 г.) возникла дискуссия о национальности, или, точнее, о том, что составляет настоящую нацию, в отличие от искусственных политических формаций, которые были признаны на этом соборе как naciónes[3002]. Английская делегация выразила мнение, что необходимыми элементами или признаками «национального единства» являются либо «единство крови, отличающее народ от других», вкупе с «привычкой единства», либо «особый язык» или «территория», которая служит местом проживания народа или его родиной[3003]. Мы упоминаем эти «признаки» в том порядке, в котором они появляются в оригинальном заявлении этой делегации, откуда ясно, что только два этих «признака», или даже один, достаточны для определения национального отличия. Пожалуй, самым примечательным в этом определении является тот факт, что его «признаки» национального