Ведьмины камни - Елизавета Алексеевна Дворецкая

Но ответчик приходился ему близким родичем; поскольку Видимир жил при отце, отвечал за его проступки Несвет. Хирдманы рассказали, как началась ссора после лова. Видимир затеял ее сам, но Эскиль так повел дело, что Видимир не мог не счесть себя оскорбленным. Попытка убийства оскорбителя – старше, сильнее и опытнее, – делала ему честь сама по себе, а к тому же могла и привести к успеху. Понимая все это, Видимир сидел рядом с отцом не столько пристыженный, сколько полный упрямства и тайной гордости. Если два дня назад над ним смеялись, то теперь те же самые гриди косились на него со снисходительным одобрением: парень-то, дескать, не рохля, такого не тронь. Свою и отцовскую честь он мог считать обеленной, и несколько гривен серебра, которые Ингвар присудил взять с Несвета в возмещение обиды Эскилю, себе и Сванхейд как хозяйке дома, улаживали мутное дело, оставляя верх за потомством Тихонравы. Имя Хельги не упоминалось, но даже сами наемники, приятели Эскиля, молча признавали, что Видимир, хоть и юн, показал себя достойным соперником.

– И уезжайте! – хмурясь, сказал Несвету Ингвар. Раздор внутри собственного дома задевал его куда сильнее, чем с посторонними. – Парень твой – орел, к лету жду его в Киеве – пусть греков бьет, коли отваги много. Только подучи его еще с топором работать, и пусть каши больше ест, чтобы силенок набраться. А здесь нечего дом баламутить.

– Если бы ты поддержал сватовство твоего племянника, это решило бы дело!

– Без Эйрика ничего не решить. А мне к нему со сватаньем ехать некогда, других забот полно. Вот побьем греков, тогда я и с Эйриком переведаюсь. Поможешь мне с ним дело уладить – невеста ваша. Идет?

Внезапно получив обещание помощи, на которую уже перестал надеяться, Несвет на миг опешил. Но тут же понял, какой помощи от него ждут – в ратном поле, ибо ничто другое не дало бы Ингвару права распоряжаться девушками из дядиного дома.

– Хочешь, чтобы я с Эйриком бился?

– А ты в коленях слаб? – Ингвар глянул на него, насмешливо прищурясь. – Хочешь, чтобы тебе такую невесту с приданым на рушнике поднесли?

– Для меня это опасно. Если я сейчас пообещаю тебе такую помощь, Эйрик прикончит меня, пока ты в Киеве будешь. Я могу только обещать, что не стану выступать на его стороне. Потом, когда ты покончишь с греками и опять будешь здесь… я, быть может, тебя поддержу… если ты потом отдашь мне землю Мерянскую.

– Вижу, много хотеть сынок от тебя научился! – усмехнулся Ингвар.

Обещать Несвету Мерямаа он никак не мог – перейди она под его руку, найдутся и другие желающие сесть в богатой Стране Бобров. Про своих двух родных братьев Ингвар тоже не забывал.

– Не тебе нас упрекать! И отцово наследство тебе, и Олегово, и Дивислава с Ловати… Теперь вот и Романа норовишь за мягкое схватить.

– Ты – мне брат, а не Эйрику, – напомнил Ингвар. – Предашь меня, к нему переметнешься – пеняй на себя.

Жесткий взгляд его серых глаз говорил: это не пустая угроза. Для Ингвара род людской делился на своих и чужих, и с каждой частью он обращался подобающим образом, не зная колебаний.

Вот так по-дружески и попрощались два старших сына покойного Олава. В тот же день Несвет с Видимиром уехали, надеясь, что в селах на Мсте найдут себе провожатых, если будет нужда. Несвет звал с собой и Хедина, но тот отказался, не желая обидеть Сванхейд столь поспешным отказом от ее гостеприимства. Вовсе не чувствуя себя побежденными – или не подавая вида, – отец с сыном не прятали глаз, когда целая толпа собралась во дворе поглядеть, как их челядь выносит и укладывает в сани поклажу.

– Гордись, пока можешь, – снисходительно сказал Несвет Эскилю, остановившись перед ним. – Но невеста тебе не достанется, даже не мечтай. Вы уедете кормить греческих червей, а мой сын через год-другой справит свадьбу. Стоит ли долго помнить такого бродягу безродного?

– Прежде чем свататься, человек должен прославиться, – ответил Эскиль, меряя Несвета взглядом, будто отыскивая признаки славы. – А тот, кто прямо от няньки требует себе жену, не дождется ничего, кроме позора.

– Мой сын хорошо начал – едва не завалил такого кабана, как ты!

– Под Гераклеей я завалил немало кабанов и побольше.

– Если еще раз покажешься в этих краях – пойдешь на корм свиньям.

– На некоторых людях спеси – как на петухе грязи.

Презрительный тон Эскиля напомнил Несвету неуместность этой перебранки, и он ушел к своим саням, ничего не ответив.

* * *

Ингвар не от скуки водил дружину на лов: приближался день отъезда, надо было запасаться едой на дорогу. У печей на валу целыми днями шла работа: коптили мясо и рыбу, пекли хлеб. Там стояла особая клеть – Хельга запомнила, она называется «хлебня», – с большой печью, в которую можно было загрузить сразу два десятка караваев. В этой же клети ставили подходить тесто в огромной бадье, одновременно с началом топки печи, так что тесто и печь бывали готовы в один и тот же час; проверить, готово ли то и другое, обычно приходила сама госпожа Сванхейд. Служанки сгребали золу и остатки углей ближе к устью и деревянной лопатой загружали внутрь караваи; летом под них подкладывали, для защиты от золы, дубовые или капустные листья, а зимой пекли в плетенных из ивы корзинках. Нива, служанка Сванхейд, могучая женщина из словен, орудовала длинной широкой лопатой, закидывая в печь сразу по три каравая, а прочие женщины подносили сырые и клали на лопату, чтобы как можно быстрее все загрузить и закрыть устье заслонкой. Бегая от широкого стола к печи, они сталкивались, обсыпали друг друга мукой, но не смеялись и не произносили ни слова – это вредно для удачной выпечки.

На другой день после отъезда Несвета с сыном Хельга и Берислава с еще двумя женщинами загрузили хлеб в печь и вышли прогуляться по валу, ожидая, пока испечется. Берислава рассказала, что у славян не принято разговаривать около печи, где сидит хлеб, чтобы его не испортить, и они выходили на воздух. Хельге нравилось здесь гулять – с высоты вала был видел и Хольмгард с его крышами, дворами, дымами печей, и широкий простор заснеженного Волхова, и курево от селений на другом берегу.

– Как я люблю запах ольховых дров от хлебной печи! – Берислава потянула носом воздух. – Лучше всего яблоневые.

– А у нас пекут на дубовых.

– Ой, вон идет Хрольв! – заметила Берислава, но Хельга не обернулась. – Ты знаешь, что он женат на бывшей жене Ингвара?

– Это как? – Хельга глянула на нее, широко раскрыв глаза. – Да сколько же у него жен, у Ингвара?

– До Эльги у него было три жены из уличанских полонянок. А когда Эльга за него выходила, она велела, чтобы он от них избавился и пообещал не брать других жен, пока у нее не родится сын. Ингвар согласился, а тех жен раздал своим ближним людям: Гримкелю, Хрольву и Ивору.

– А Эскилю, значит, не досталось? – вырвалось у Хельги.

– Так Эскиля еще здесь не было. Эльга же вышла за Ингвара пять лет назад, а Эскиль только к походу на греков, лето назад у него появился. Да вон он сам – спроси, почему ему жены не досталось? – засмеялась Берислава.

Хельга повернулась: по широкой деревянной лестнице на вал поднимались двое.

– Привет тебе, Эскиль Пожиратель Младенцев! – воскликнула Берислава.

– Жалко, он сбежал, мы не успели его закоптить в дорогу. – Эскиль покачал головой. – Ну, хоть будет поменьше писка.

– Мы пришли посмотреть, как там наша добыча, – сказал Хрольв. – Покажите мне, как мой лось.

– Ты по нему соскучился, что ли? – засмеялась Берислава.

– Ну еще бы! Он ведь теперь будет нашим товарищем по пути в Киев – я надеюсь, сопроводит нас хотя бы на полпути…

– Он поедет с вами и дальше – в ваших желудках!

– О нет, госпожа! Боюсь, он будет покидать нас на каждой стоянке – в виде небольших кучек на снегу…

– Пф! – Берислава зажала рот рукой от такой неприличной шутки. – Да узнаешь ли ты его – он, видишь ли, теперь… – она пошевелила в воздухе пальцами, – превратился в много ма-аленьких лосиков.

– Ноги остались целыми, – вставил Хельга.

– Уж его ноги я узнаю где угодно! Он мне чуть в бок копытом не залепил, тролль рогатый!

Все пошли от хлебни