Думаешь бьётся? (СИ) - Заозерная Марта

Вопрос риторический. Ей ответ мой не требуется. Мой отец такого же мнения придерживается, прекрасно ее понимаю. Нет необходимости велосипед изобретать, если можно его купить.

— Жанна Косте треплет нервы, а я Вам. Дожилась, — из женщины нервный смешок вылетает.

— Не переживайте, я максимально стрессоустойчивая, — жрут меня исключительно собственные тараканы.

— Вы, Алёна, с моим сыном работаете?

— Отчасти. Познакомились, да, на работе.

— Психолог?

— Судебно — медицинский эксперт.

Надо должное отдать, в ответ она лишь кивает, хотя и видно, что не такого ответа ждала. Никаких уточняющих вопросов. Допив чай, прощаюсь и спешу на работу.

Освидетельствования. Побои, драки, их целый поток. От гематомы под глазом до проникающего ранения печени. С головою в рабочем процессе, но нет — нет да и посещают голову недобрые мысли на тему Кости. Переживания его мамы передались воздушно — капельным. Не хочу даже знать его направление, меня это не касается.

Процесс преображения мыслей в материю мне поддается, жаль не всегда. Сегодня же — бинго. У нас выезд. Собираю все необходимое и в путь.

Мои ожидания не оправдываются. От слова совсем. По приезду встречаю на месте преступления Колю. Он мне снова так рад, что это даже заставляет задуматься.

— Я тебе обещал рассказать, да всё случай не представлялся. Детка, твой оперский фарт не знает границ. Помнишь же хомяков наших — обдолбышей? — взглядом даю понять, что такое определение мне не заходит. — До чего же ты жмуролюбива. Ладно. Тройной передоз. Поняла в общем, — делает взмах рукой неопределённый. — Заказчика мы нашли. Но объебон, — обвинительное заключение, — Там не вынести. Это родственник того паренька золотого. Тоже со связями мужичок. Муж сестры.

— Зять.

— Да? Я не в курсе. Ну, в общем, дорожку жене к наследству расчистить хотел, но перестарался. Горем убитый чиновник, в конце концов, зятя своего запугал. Вот мужик и решил — лучше сам, чем на зоне в мученьях, — парни видят столько, что неволею очерствляются. Вот и Коля повествует, без каких либо эмоций, так, история из жизни.

— Судя по обстановке, — прохожусь взглядом по залитому кровью полу. — В процессе он передумал. Метался. Помочь себе хоть как-то хотел. Но не успел.

Суицид это страшно, больно. Душераздирающе. Большинство людей осознают это в момент или сразу после нанесения себе увечий. Не у всех жажда жить появляется вовремя. Дай бог если кто-то поможет.

Тут не помогли.

— Придурок. Сейчас опять объединять дела придется, — бюрократической волокиты не счесть. — А хрен один — неприкасаемые.

Спустя минут десять моя крыша взрывается. Вернее её взрывает Артём. Приезжает зачем-то, и не поздоровавшись, начинает ходить за мной попятам. Его заведенное состояние давит, мешает работать. Но я молчу. Наша старообрядческая процессия и так привлекает всеобщее внимание. Стоит только кому-то ко мне подойти, как Артём тут же взглядом от меня отгоняет. Последний подошедший криминалист и вовсе только рот открывает и тут же, захлопнув его, уходит с видом «да ну нафиг».

Стоит нам только остаться вдвоем в комнате, как я выхожу из себя.

— Что за хрень? Ты совсем обалдел? — всплескиваю руками, к нему обернувшись.

Мой внутренний негодуйский негодуй в ярости. Никогда. Никогда. Никогда он себе такого не позволял. Ни в отношениях, ни в ссоре мы с ним прилюдно не выяснили отношения. Тем более на работе.

Глава 46

Стоит, скрестив руки на груди, смотрит, злобно прищурившись и молчит. Разглядывает пристально моё лицо, по шее вниз спускается взглядом, останавливается на груди. Усмехается.

Ну что за козел?

— Блд. Невыносимый, — из последних сил сдерживаюсь. Дом людей полон.

Прохожу мимо него. Зубы разве что не скрипят.

— Куда собралась? — Артём плечо моё сталкивает мертвой хваткой. Дергает. К себе разворачивает. — А может это ты, солнышко, у нас охренела? — не выдерживает, цедит мне в лицо. Со злобой. — Понравилось скакать на члене Родобольского?

Не понимаю о чем речь. Исходящий от Артема гнев меня топит. Способность мысли здрава в миг улетучивается.

— Ну что ты глазками своими на меня чистенькими смотришь? Снова не причем? Хорошая девочка никому не давала? — бросает в исступлении. — Что молчишь? — встряхивает меня так, что кости дрожат. — Я, блд, видел. Собственными глазами видел, как ты из его подъезда ночью выходишь! Сука, — теряет самообладание, отталкивает меня от себя. От силы отшатываюсь на несколько шагов.

Хождение по кругу. Снова следил. Боже!

Не хочу! Не хочу перед ним оправдываться. «Мы с ним не спали» — это будет убийственно жалостливо.

— Тебя не касается с кем я сплю, — произношу спокойно, чем ещё сильнее вывожу его из себя.

— Серьезно? Меня? Меня не касается? А когда тебя х*й очередной бросит, и ты убиваться начнешь… Это тоже меня волновать не должно будет?

Ком к горлу подкатывает. Приходится немного откашляться. Заодно и мысли в голове подсобрать.

— Ты больной? Знаешь прекрасно, что переживала я не из-за расставаний, а из-за того, что родить не могла. Забыл, сколько раз я, будучи с тобой в отношениях страдала по этому поводу? Ебанулся совсем на своей ревности. Чокнутый.

Где найти силы, чтоб не расплакаться? Внутренности словно кипятком опалили. Он ведь как никто другой знает, что высшая ценность для меня — дети. Идея семьи без детей меня не прельщает.

Артём снова не дает мне уйти. В этот раз обеими руками хватает за плечи, большими пальцами давя на ключицы. Наступает, к стене прижимает со стуком.

Позорище. Какое позорище. Спектакль бесплатный. Вдруг кто-то не в курсе нас был?

— Я тебя не отпускал! — чеканит по слогам мне в лицо. Его теплое дыхание кожей лица чувствую. Как же близко. Сейчас не отпускал? Или вообще, в целом? — Ты моя! — орёт. Желваки на лице ходят.

— Ты женат! — пытаюсь вывернуться, толкаю его. Без толку. Он тут же ловит. Возвращает на место.

Моя грудная клетка ходуном ходит. Не осознаю легкие или сердце причиной тому.

— И что блядь? Костик твой тоже женат, и ничего. Тебя это не остановило. Чем хуже я? — вопрошает, глядя мне в глаза. Зрачок радужку полностью поглотил. — Давай по — быстрому проверю, как он тебя растянул, — меняет положение рук, предплечьем прижимает меня к стене в районе ключиц, вторую руку пытается мне под брюки просунуть.

Прощайте самообладание и здравый смысл. Наступаю ему на ногу, со всей силы. Он делает шаг назад. И тут же ему прилетает пощечина звонкая. Чувствую боль в руке. Пофиг. Пофиг. Пофиг. Ненавижу его. Из — за него чувствую себя низительно.

— Ты на другой женился, Артём! За два месяца дело состряпал. Или быстрее? Управился. На, Алёна, посмотри, как ты мне была дорога.

— Ты меня кинула, — произносит с досадой, но уже спокойнее.

— И правильно сделала! Как тебя вытерпеть можно? Тебя жена дома ждёт, а ты мне тут пытаешься руку в трусы засунуть. По — твоему это нормально? Так себя ведут зрелые, взрослые люди? Да я бы убила тебя на её месте!

Эмоции верх берут по всем фронтам. Опадаю на пол, руками колени обхватываю, лицом в них зарываюсь.

Боже, если бы хоть один человек на свете знал, как я хотела когда-то быть на ее месте. Подыхала от отчаяния и тоски. Самолюбие, уязвлённое и жалость к себе не позволили его просить сразу. Но как я хотела. Мучительно. И сдохнуть хотела. И возможно бы… Если бы тогда с Наташей не сблизились, то я бы счудила как и она. А так вытянули друг дружку.

— Без шансов, Алён?

Я плачу беззвучно, он возвышается надо мной в полуметре. Судя по звуку — щеку свои натирает. Человек, который между столами в одиночку ноги двадцатикилограммовые спокойно переносит туда — сюда, скорее всего и бьет не слабо, но не жалко его.

— Да пошёл ты, — всхлип слышится, как только рот открываю.

Дверь в комнату распахивается настежь, звучно бьется о стену. Я даже испугаться не успеваю. Костя в комнате появляется. Смотрит на меня, затем на Артёма. В вошедшем чувство гневного раздражения вспыхивает. Мгновенно. Оно во всем читается, во взгляде, в позе, в движениях.