Думаешь бьётся? (СИ) - Заозерная Марта

— Вышка меда в себя множество различных направлений включает, а училась я хорошо, — много, долго, местами нудно. — Это психологический прием, чтобы я у него с болью не ассоциировалась. Меняешь напоследок тематику взаимодействия, и именно она остается в памяти как основная. У вас ещё неделя манипуляций, как минимум. За это время возненавидеть всех и вся можно.

Разговор стараюсь закруглить быстро. Дело сделано, больше моё присутствие тут не требуется. Тороплюсь побыстрее выйти из подъезда, только с мамой Кости встречи мне не хватала, о моей низкой нравственной составляющей я уже слушала.

Глава 44

Центр приезжаю до начала рабочего дня. Толяшу нахожу на нашей кухне, уставшие глаза, напряженные плечи, взгляд потухший. Понимаю — дело не только в работе. Домашнюю оборону снова держит. Когда я думаю о том, что буду уставать на работе, а потом терпеть мозгопляску дома… Желание обзаводиться семьей пропадает.

— О боже! Я умер и попал в рай! — Толя ставит кружку с чаем на стол и возводит руки к небесам, голову закидывает. Улыбаюсь непроизвольно. Мой хороший! — Я уже не ждал. Думал всё, в Европе останешься, — в грустных глазах теплые лучики появляются.

Долго с ним обнимаемся.

— Ты чего так рано вернулась? — интересуется.

— Соскучилась. Соблазн пересилил тягу к отдыху.

— Красивая такая, свеженькая. Ты точно к родителям ездила?

Толя знает о тонкостях моих взаимоотношений с родными. Он относится к редкому, по нынешним временам, типу людей, которые лишнего не болтают, с ним делиться можно без опасений.

— По пути немного шалила, — улыбаюсь искусственно — развязно.

— Весь во внимании, — подхватывает мой настрой. Ручища свои потирает. — Садись мелкая. Кофе тебе сейчас наболтаю, — берет свою вторую здоровенную кружку, в нее пол литра влезает, не меньше. — Али спирту медицинского испить пожелаешь? Любой каприз за речи твои сладострастные.

Не сговариваясь мы начинаем вместе смеяться.

— Да ну тебя, здоровяк, у меня тушь из-за тебя потекла, — быстро машу руками перед лицом. — Я собиралась так долго.

— Вижу. Вырядилась как метелка, — усмехается он, найдя в себе силы продолжить «готовку», размешивает сахар в воде. Смотрю на это действо с интересом. Толя ловит мой взгляд и сокрушается. — Тьфу на тебя. Вскружила мне голову, — открывает шкафчик и таки достается банку с кофе. — Пока наслаждался эстетикой, забыл обо всем.

— А это я всего лишь ремешок в образ добавила, — подсовываю пальцы под пояс, немного оттягиваю. — Знала, что ты оценишь.

— Лучше бы голенькая пришла. Я бы, честное слово, в восторге был, — отдает мне напиток, садится напротив.

— А то сплетней мало, — опускаю взгляд к кружке.

— Змеинки уже обсудили твое возвращение, — говорит о наших коллегах. Один из больших кабинетов занимают шесть девушек, судачат они обо всех со злобой и без жалости. Всегда за глаза, но информация то и дело просачивается. — Шум снова чудит?

Пожимаю плечами.

— Не знаю, я от силы полчаса с ним общалась. Практику решил освежить свою.

Тёма уже давно следствие с самых низов не вел. Раньше он занимался, по большей части, особо тяжкими преступлениями, убийства и изнасилования несовершеннолетних. Последний раз мы с ним пересекались на рабочем выезде много лет назад. История жуткая, как и многие из. Пропал десятилетний мальчик. Искали всем городом несколько месяцев, поисковые добровольческие отряды буквально каждый метр близлежащих лесов и полей прочесали. Двух мужчин даже задерживали по подозрению. Всё без толку, выбить чистосердечное не получалось. Зато их показания помогли обыск в доме тети мальчика инициировать. Очередной. Судиков для осмотра привлекают не всегда, но если надо, к примеру, экспертизу следов крови произвести, то мы тут как тут. Ничего не нашли, за исключением нескольких засохших небольших пятен. Образцы были взяты. Мы уже шли к выходу, и я, чисто случайно, заметила большие деревянные бочки, декорированные под клумбы. Даже сейчас не могу сказать, чем они меня привлекли. Возможно тем, что у дедушки были такие, в них хранилось вино. Мы с Аней по детству вокруг них как две обезьяны скакали. Сверху, снизу, сбоку, исследовали их и вдоль и поперек. В общем, в одной из них нашли труп мальчика, залитый бетоном.

Ребенок к тёте собрался, предупредил бабушку с мамой по телефону. Жили в одном пригородном поселке. Перед выходом, видимо, передумал ехать на велосипеде. Довезли его к родственникам два парня, которых и задерживали в период проведения следствия. Зашёл на территорию дома и исчез. Позднее муж тети признался: мальчик приехал, жены дома нет, остался её дожидаться, попутно отвлекая его от покраски старого антикварного шкафа. В какой-то момент эта тварь, устав отвечать на вопросы, ударил ребенка молотком по голове. Бездыханное тело завернул в пленку, которой был пол застрелен, и не нашел ничего лучше, чем спрятать его на территории своего участка. Не уверена, что можно считать вменяемым человека, который может спокойно жить, спать, ходить каждый день мимо тела, убитого человека. Но принудительное лечение это слишком мягко для таких недолюдей, на мой взгляд.

— Практику… как же, — смотрит на меня многозначительно.

— Ой, всё. Лучше расскажи, как у вас тут?

— Хомяк твой, долгоиграющий, снова у нас.

Вау. Неожиданно. Медленно киваю, глаза распахнув, мол, да что ты?! Эксгумация в четвертый раз, это сильно. И бестолково. Тело покойного, очень богатого дедушки буквально на части наследники рвут.

— В этот раз кто?

— Дочка прикатила в наследство вступать. Утверждает, что на момент составления завещания уже дедок был не в себе.

— Они сами там не в себе.

— Пошли, детка. Дядя Толя добрый сегодня, на выбор тебе: трепанацию или гисту хочешь делать? — произносит с улыбкой от уха до уха, взгляд маньячный.

Стоит мне подняться, он тут же хватает меня за пряжку ремня и тянет в наш милый цоколь.

Работа привычно меня увлекает, позволяет отвлечься от грустных мыслей. У Толи смена до четырех и я остаюсь до последней минуты. Затем мчусь домой в порядок себя приводить, перед встречей с ребенком необходимо быть аккуратненькой. Смываю макияж, принимаю душ, торопливо влезаю в светлый спортивный костюм. Встреча с этими парнями для меня волнительна, хотя я и наложила вето на Костю.

Ручки у меня золотые, по его утверждению, лишь такое объяснение можно дать спокойному поведению сына. Снова мы закончили быстро, затем разминаем непарный мышечный орган.

— Скоро на папу будешь рычать, — резюмирую. За что получаю тычок пальцем в спину, от этого самого папы.

— Как динозавр, — скалится мелкий, изображая при этом руками у лица лапы, когтистые.

— Именно так.

Собираюсь уже уходить, но Петя меня за рукав ловит.

— Выпейте с нами чаю. Пожалуйста. Папа пирожные купил, если Вы уйдете он со мной не поделится.

— Сам их все съест? — удивляюсь, усиливая эффект взмахом рук.

Петя хихикает. Костя глаза закатывает, обреченно вздыхая. Смотрю на него, мол, спалили тебя.

Ситуация в корне неправильная. Оставаться излишне не стоит, от слова совсем. Но как ребёнку откажешь?

Достаю из сумки коробку с шоколадными яйцами.

— Тебе, наверное, столько нельзя. Давай договоримся, твои игрушки, а шоколад папа съест?!

— Конечно! — Петя несется на кухню, миг и уже на стуле сидит, в ожидании сложив ручки свои на столе.

— У меня все зубы выдадут, — стонет Костя, с гримасой страдания на лице.

— И попа слипнется. Но вопросы решаемы, — успокаиваю его.

Глава 45

Моя жизнь словно прорубь и я в ней карась, подмороженный. Туда поплыла, сюда поплыла. Толку нет, но мне нравится. Не знаю, может кого — то стоя в шесть утра под горяченным душем посещают умные мысли, типа: «А не проиграть ли мне в памяти ферзевый гамбит Рубинштейна?», но меня — нет. В голове булькает что-то, похожее на пузыри при варке киселя, оказывается это мысли мои.

Через полчаса снова идти мучать ребенка. Лечение наконец-то начало свои плоды приносить. Для этого Косте пришлось показать Петю другому врачу, моему однокурснику, по моей же рекомендации. И вуаля! — ребенок пошел на поправку. И буковку «р» мы уже в большинстве слов выговариваем. Всего — то за десять дней. «Мы», потому что и для меня это в новинку. Учить детей — совсем не моё. Проще студенту объяснить, как вырезать пупок, удалить прохудившиеся участки и пришить на прежнее место, без потери в эстетике.