Сотый шанс - Николай Стуриков

Все было внове.

Когда в шестидесятом году по Волге начал ходить «Метеор» — крылатое судно вдвое больше своего первенца — такой шумихи не было. Но устрашение первой «Ракетой» держалось не одну навигацию. Кому-то сказали, что она «попадает в воздушные ямы», что «крылья» могут отвалиться и «Ракета», как снаряд, «врежется в речное дно». Чтобы рассеять всякие сомнения, Полуэктов прибегнул к «наглядной агитации»: предложил членам экипажа брать в дорогу жен, детей, знакомых и покатать на новом судне. На дебаркадерах уговаривали людей:

— Не хотите быстро и с комфортом ехать? Или побаиваетесь? Да вон, смотрите, детишки не трусят…

Как анекдот вспоминается курьез. «Ракета» ошвартовалась у причала. К сходням подошла старенькая женщина со свертком.

— Где у вас тут капитан?

— Я, мамаша, — Девятаев открыл дверцу рубки, — слушаю вас.

— Спасибо тебе, сыночек, большое спасибо.

— За что? — не понял он. — Вы, кажется, с нами не ехали.

— Правильно, правильно. И не поеду, я пароход жду, на нем живой останешься.

— Не понимаю, в чем дело? — капитан перевесился через перила.

Женщина, приподняв сверток, повеселела:

— Я в сельпе мануфактуры на две кофты купила и внучатам на рубашки. Подмочили ее немножко, и цену скостили. А материал все равно хороший. Вот и спасибо тебе.

— За что? Не понимаю…

— А как же, — старушка заговорила украдкой, чтоб другие не услышали. — Восекось вон какой ветер был. Сказывают, твоя «Ракета» на баржу налетела, бок ей пробила. Ну, и подмочило мануфактуру-то, продавать стали дешевле.

Не выдержав, капитан расхохотался.

— Ни на кого мы не налетали, мамаша, — ответил, посерьезнев. — Никакую баржу не топили. Напраслину разносят.

— Да, я сама-то не видела. Только спасибо тебе…

Убирая трап, моторист, парень веселого склада, не выдержал:

— Бабуся, а тебе атомной энергии не надо?

— Накой она?

— Печку топить. Одного наперстка на всю зиму хватит. В тепле будешь.

Капитан из рубки погрозил пальцем мотористу. Но тот закончил:

— Вон около бакена мы ледокол ухайдакали. Нырни — и будет у тебя атомная…

— Я шкипера попрошу, он у меня знакомый.

Но вернемся к первому рейсу. В тот солнечный воскресный день, кажется, все жители прибрежных сел и деревень высыпали к реке. Сгрудились на холмах, облепили откосы. Мальчишки, словно щебечущие воробышки, устроили свои «наблюдательные пункты» на покатых крышах домов и в густоте зеленых куполов деревьев.

«Ракета» выкатилась из-за поворота просто, как шарик. И, ко всеобщему удивлению, никого не пугая, не разбивая и не расталкивая: то ли стремительно плыла, то ли летела, как легковой автомобиль по хорошей дороге. И никакой огромной волны за кормой — только узенькая косичка вспененной воды.

Перед дебаркадером, увитый флагами расцвечивания, куда-то убрала пластины-ноги, мягко опустилась корпусом на воду.

И сразу не стало никакого дива. Швыряет носом воду, как обыкновенный катер. Даже не теплоход.

Постояло это диво — или не диво: не поймешь — минут пять у причала, где-то внутри спрятало счастливчиков с независимыми лицами и корреспондентскими билетами, вскинуло за кормой пушистое облако водяной пыли, помчалось дальше.

Ни одно большое событие не обходится без журналистов. Через день корреспонденты поведали читателям, как они, спустившись по широкой лестнице на террасу, прошли в салон и сразу попали в «самолетную обстановку». Самолетные, в белых чехлах кресла, на полу красная ковровая дорожка, на окнах кремовые, из шелка, занавески. Искрится никель отделки, весело сияют зеркала.

«Первое впечатление таково, будто мы на гидросамолете, который несется низко над водой. И пока мы осваиваемся с этим ощущением, город остался далеко позади, мимо окон с необычной скоростью проносились берега».

На «Ракете» возвращались после соревнований в Горьком казанские спортсмены. К половине пути они чувствовали себя по-домашнему. Одни, углубившись в креслах, читали газеты или дремали, другие попивали кофе возле буфета. Две велосипедистки складывали букет цветов и сговаривались, как торжественно преподнести его экипажу.

«На корме уединилась мечтательно настроенная пара. И если предположить, что тут происходил самый важный в жизни разговор, то это первое признание, сделанное над Волгой в подобной скоростной обстановке. Руководитель физкультурников, потирая лоб, составлял ведомость и резонно заметить, что до сих пор ни один финансовый документ не перемещался по реке с такой скоростью».

По салону и террасам «Ракеты» неторопливо расхаживал высокий крепкий человек в белой тенниске, с непокрытой головой. Прислушивался к шуму мотора, «улавливал» вибрации корпуса, перевешивался через борт, рассматривая «водяные» крылья. Это был главный конструктор Ростислав Евгеньевич Алексеев.

— Погода, товарищи, никудышная, — сказал он журналистам.

Те недоуменно переглянулись: не поняли. Тепло, безветренно, река гладкая, точно стекло.

— Штормишко нужен.

В первом рейсе пассажиры не заметили, как внесла их «Ракета» в Казанский порт. Только почувствовали, как мягко осела и скорость, будто включили автомобильные тормоза, быстро погасла.

И тут же забасили гудками старые суда-колесники, залились сирены на теплоходах.

Они приветствовали «Ракету».

С рейдовых буксиров капитаны, механики, матросы машут фуражками.

— Петрович, поздравляю!

— Не зазнавайся, подойди к нам!..

— Миша, привет, дорогой!..

Друзья приветствовали Девятаева. Они рады за своего товарища. Ведь совсем недавно он стоял за штурвалом вот такого же, похожего на утюг, трудяги-тягача… А теперь…

Он — летчик, и, значит, ему летать…

В порту был митинг. Речи произносили с палубы «Ракеты». На нее летели букеты цветов.

Немало интересного поведали тогда корреспонденты своим читателям, кинооператоры — зрителям. Но кое-что осталось за бортом журналистских блокнотов.

На митинге никто не приметил невысокую черноволосую женщину с карими глазами. Будто завороженная и вместе с тем смущенная, она неотрывно смотрела на палубу «Ракеты», где стояло высокое речное начальство. Слушала речи — и не слышала их. Но вот донеслось: «А водит этот беспримерный теплоход Герой Советского Союза товарищ Девятаев». Вокруг шумно захлопали, а у женщины повлажнели глаза.

Первой ее заметил капитан. И, как только закончился митинг, он приветливо махнул женщине букетом цветов, торопливо сбежал по трапу. Какие-то возбужденные мужчины в форменных кителях, в матросских тельняшках обступили капитана, жали руки, обнимали, загородили плотным кольцом.