Другая жизнь - Илья Павлов

– Я и так каждый раз умираю с тобой. Боюсь, привыкну – что буду делать потом?..

Он нагнулся, поцеловал меня и потащил меч из ножен. Я хотела привстать.

– Что ты…

В это время зеленое оконное стекло лопнуло, и в проеме, всунувшись по пояс, оказался человек с арбалетом в руках. Полсекунды у него ушло, чтобы прицелиться в сторону кровати, но Монах – или Старшой… как мне теперь называть его? – выстрелил в него с колена, почти в упор. Человека снесло с окна; вылетая, он все-таки успел нажать спуск, и тяжелый арбалетный болт с сочным хрустом воткнулся в потолочную балку. Монах подскочил к окну, махнул курткой в проем, а сам прижался к косяку. Тут же куртку пробила еще одна стрела.

– Тревога! К бою! – крикнул он в окно, но не высовываясь. Затем перескочил через меня к двери, на ходу надевая куртку. – Запрись, в окно не выглядывай! – И загрохотал вниз по лестнице в коридоре.

За окном уже раздавался лязг мечей, чей-то вопль прорезал сумрак, и несколько факелов отбросили блики на разбитое стекло. К двери привалились, я даже не успела испугаться, сразу услышав голос Лисы, которая с той стороны успокаивала кого-то.

Во дворе все еще волновались. Люди с факелами разбегались по двору в разные стороны. Голос Сержанта отдавал какие-то команды. Еще минута – и все стало стихать. Кого-то с руганью потащили за угол, два факела так и остались под окном.

Прошло еще немного времени, я хотела встать и уйти, но за дверью послышался его голос, поблагодаривший Лису; за меня, наверное.

– Завтра разберемся, – сказал он уже на лестницу, открыв дверь. – Да, как обычно… – Вошел и остановился на пороге.

– Ты здесь? – уже мне, с какой-то надеждой и испугом в голосе.

– Здесь; уйти?

– Что ты говорила – боишься привыкнуть? – Он с облегчением засмеялся, бережно поставил меч возле кровати, встал на колени и, стянув одеяло, положил голову мне на живот, повторив мою игру. – Со мной не привыкнешь. Завтра будем вставлять стекло, а сегодня придется греться другим способом.

– Кто это был? – хотя мне было все равно, кто. Он был рядом, живой, теплый, и меч не испачкан в крови. Правда, арбалетная стрела чернела в притолоке…

Он проследил за моим взглядом:

– Кто-то меня не любит. Разберемся. Как говорил герцог Корроннский, отец моего друга: «Будем жить, пока живы».

– Так это…

– Да, после смерти родителей я жил в семье герцога почти как сын. И вот еще что, – он ласково укусил мой бок, снова повторяя меня, – не кричи громко – Сержант поставил под окно охрану.

Я засмеялась, обнимая его.

Потом все-таки кричала. Не нарочно. Так получилось.

Утром вскочили одновременно. Под окном кто-то заворочался, сон после такой ночки сразу улетучился.

– Лежи, рано еще… – Старшой выглянул в окно, одеваясь и роясь в своем ранце.

– Надо окно вставлять, а то… – Мы оба засмеялись. На самом деле никуда не хотелось слезать, так бы и сидела голой в его кровати. – И про лук в жарком предупредить.

Он поднял голову:

– Ты очень красивая… – Подошел ко мне и надел на шею небольшой амулет на простой веревочке. Часть бронзовой дуги с выдавленным словом, написанным старым шрифтом: «Живы». Такой же, но с другим словом, висел у него на груди. – Этот амулет мне подарила герцогиня, когда умер их сын; она попросила носить его, не снимая. Сказала, что не надела на сына, вот он и погиб. Я боюсь потерять его. И тебя. Не снимай, если сможешь, – и поцеловал меня там, где амулет касался тела. Надел перевязь с мечом и вышел за дверь.

А я осталась сидеть в кровати. Голой, счастливой. И реветь крупными жгучими слезами.

8 жбана 320 года. Полдень. Дамба. Лиса

Ночной непрошеный визит сильно разозлил Старшого. Оказывается, тот, которого командир уконтрапупил, все-таки успел выстрелить. А Старшой был не один. Стрелять при даме! Верх неприличия… Шучу.

Второго нападавшего успели поймать. Назначение Братьев старшими по охране, как ни странно, сильно усилило эту сторону нашей жизни. Треть отряда постоянно находилась в дежурстве. Город, наш двор, ну и лестница к командиру, конечно. Нападавшие, по-видимому, еще днем залезли в старую кузницу и сидели там до темноты. Кузница стояла с заколоченной дверью. Жига лично заколотил ее досками, не дав Немому и Кувалде там похозяйничать. Старшого не было, и те, помня его слова о местных, на рожон не поперли, хотя прежде и собирались.

Весло и Барсук разыграли перед пойманным роль живодеров и садистов. Не оглядываясь на него, долго грели всякие железяки на костре, спорили, с чего лучше начать: с глаз или нижних частей тела. Через час приготовлений, когда Барсук переоделся в кожаный фартук («чтобы кровью не запачкать», – как он бодро заявил), «ночной» был готов уже не только говорить, но и петь о том, кто, где и зачем. Оказывается, оба они были из шайки Сивого, как и казненный Ворон. «Ночные», как обычно, решили устранить проблему в корне, убив Старшого, чтобы обезглавить отряд и показать всем свою силу. Не вышло.

Командир послал половину отряда в Тритт, разрешив не сдерживаться. Разгромили несколько притонов, сожгли склады, принадлежавшие «ночным», но главарей не поймали. На обгорелых воротах склада Сержант оставил записку: «В счет долга». Вот, кстати: откуда Старшой эти десять тысяч взял, непонятно…

Сам же командир со мной, Немым и Веслом сходил к графу. Разговора я не слышала, но по виду Весла, который присутствовал при нем, мы получили полную свободу по охране ярмарки. И не только. Оказывается, Старшой кроме обычной охраны предложил его сиятельству сделать что-то вроде банка или меняльной конторы… я не все поняла. Суть в том, чтобы купцы не шлялись с кошельками, а держали все в одном надежном месте. И так далее.

Вслед за вышедшими из покоев графа Старшим и Веслом выскочил казначей графа Фитиль, управлявший всеми финансами и налогами.

– Ну как же, уважаемый, – спросил он у командира, – почему мы не будем брать деньги за охрану золота?.. – Оглянувшись на нас с Немым, он замолчал.

– Уважаемый Фитиль, – Старшой аккуратно взял его за локоток и повел по дорожке, – вы же один из самых умных по финансовой части людей в этом городке и окрестностях. Посмотрите на это дело не в размерах одной ярмарки и ста возов картошки, а на пять, десять лет вперед. Наша… простите, ваша, но с нашей помощью, задача – не заработать на этом. Вернее – заработать, конечно, но не сейчас.

Мы приотстали, но в утренней тишине все слова были прекрасно слышны.

– Главное, купцы должны поверить, что вам можно доверить деньги, что их вернут в целости и сохранности, и вообще – зачем их таскать на себе и прятать, если можно написать расписку, и контрагент сам получит свои кровные в нашем банке. И возить ничего не надо.

Фитиль стоял с открытым ртом. Старшой продолжал:

– Вы знаете, есть Корроннский банк, осуществляющий все расчеты столицы, есть Южное товарищество купцов. Там просто взаимовыручка и дешевый кредит. Учредим Центральный купеческий банк. Наш граф вроде как свободен от аристократических предрассудков – в отношении денег, во всяком случае, точно. Внушите ему и объясните, что продвигать торговлю можно только через быстрые деньги. Которые, если сейчас не пожадничать, будут храниться в его подвалах. На том прощаюсь. К вашим услугам.

Мы ушли. Фитиль так и остался стоять на дорожке, улыбаясь своим мечтам. Этим казначеям много ли надо для счастья? Мешок денег, можно даже чужих.

А Старшой, конечно, и мертвого заболтает… Нет, не так. Любому покажет, где правда, благостный свет и душевное спокойствие. И ведь не врет, и не придумывает. Ему не отрядом, а всем городом командовать. Даешь нашего командира в сюзерены!

10 жбана 320 года. Вечер. Дамба. Магон

Да, это был достойный противник. Я смотрел на него из-за углового столика таверны – и завидовал. Вот кем я мог бы стать, если бы расклад моей жизни лег немного по-другому. Наемником или даже командиром наемников.

Родители мои были актерами. Все детство я колесил с ними в театральном фургончике по городкам, и когда они умерли от мора, для меня не было тайн в гриме, переодевании и перевоплощении. А также в метании ножей, пик и прочих колюще-режущих. Жаль только, что следующим моим наставником стал не такой командир, а Хмон – вор и грабитель, один из предводителей «ночных» в этих окрестностях. Кроме него никто, пожалуй, не знал ни моего настоящего имени, ни возраста, ни настоящей внешности. Для «ночных» я был Магоном, на десять лет старше себя настоящего, значительно толще и темнее. И наглее. И злее. С кем поведешься…

Сивый рвал и метал, призывал сжечь, подстрелить и расчленить, чтоб другим было неповадно. То, что городок уплывал у нас из рук, было понятно. Это и так бы произошло, рано или поздно. Сейчас они хоть повели себя по-благородному, предупредили, а могли бы просто прирезать еще тогда, после игры в тонк, или схватить после и повесить на площади в назидание остальным.