Несостоявшаяся ось: Берлин-Москва-Токио - Василий Молодяков

Договор был готов к подписанию. 8 января дуче, по свидетельству Чиано, полностью одобрил присланные тексты, лишь немного исправив преамбулу [В дневниковой записи за этот день Чиано утверждал, что в преамбуле проекта Риббентропа была фраза об «угрозе большевистской гангрены» как причине пакта и что Муссолини исправил ее. Однако ни в одном из известных документов такой фразы нет.]. Дело было за японским правительством, которому проект также был сообщен 6 января. Арита был вынужден согласиться с включением в число потенциальных противников Великобритании и Франции, но, стремясь максимально сбалансировать ситуацию, предложил ограничить действия Японии против них политической и экономической, а не военной помощью. Кроме того, указывал он, раз договор является продолжением и развитием Антикоминтерновского пакта, акцент должен быть сделан на его политическом, а не на военном характере. 19 января конференция пяти министров приняла его предложение, о чем Арита поспешил доложить императору: «сейчас или в ближайшем будущем» Япония окажет военную помощь Германии и Италии только в случае войны с Россией. Следующее заседание конференции 25 января утвердило инструкции в адрес Осима и Сиратори по заключению «Договора о консультациях и взаимной помощи» и решило направить в Рим и Берлин специальную миссию во главе с бывшим посланником в Польше Ито Нобуфуми.

Арита продолжал трактовать все решения и формулировки по-своему. Он все равно обозначил в качестве главного противника Советский Союз и предостерег от придания договору формы полномасштабного альянса, что может быть выгодно Германии и Италии для их дипломатических маневров в Европе, но совершенно не требуется Японии. Что касается положения об оказании Японией военной помощи только в случае войны с СССР, министр назвал его «самой важной для Японии статьей».

Ход переговоров фатально замедлился. Осима еще 13 января говорил статс-секретарю МИД Вайцзеккеру, что Япония даже при наилучшем стечении обстоятельств не сможет подписать договор 28 января, как это предварительно намечалось, потому что он должен быть предварительно рассмотрен и одобрен рядом инстанций в Токио. 25 января Аттолико не без раздражения сообщал Чиано, что японское правительство должно «изучить заново каждый спорный вопрос» и что предвидится оппозиция пакту со стороны посла в Лондоне Сигэмицу. Согласно полученным перед отъездом из Токио инструкциям министра, Сиратори 27-29 января организовал в Париже встречу глав японских миссий в Европе, куда Осима не смог приехать из-за внезапной болезни. Сиратори агитировал за скорейшее заключение военно-политического союза трех держав, но поддержки не получил.[202]

Пока миссия Ито совершала свое длительное путешествие, а подписание договора откладывалось на неопределенный срок, слухи о нем упорно циркулировали во всех европейских столицах и занимали первые полосы газет. Наибольший переполох вызвала статья лондонской «News Chronicle» 17 января: договоренность о заключении пакта трех «тоталитарных» держав уже достигнута, но Италия решила отложить его формальное подписание до завершения переговоров с Великобританией. 11-12 января главные «лондонские лавочники» – премьер Чемберлен и министр иностранных дел Галифакс посетили Рим с официальным визитом, но так ни до чего с хозяевами не договорились, что укрепило решимость Муссолини поскорее заключить союз с Германией и Японией. Статья служила цели вбить клин между партнерами и попытаться оторвать Италию от будущего союза в соответствии с расчетами Форин офис, однако сказанное имело под собой некоторые основания.

Опираясь на информацию НКИД (и, вероятно, разведки), Литвинов так комментировал события полпреду в Лондоне Майскому: «Как известно, Италия до последнего времени уклонялась от подписания намеченного японо-германо-итальянского союзного договора, опасаясь срыва поездки Чемберлена в Рим. Однако, как только поездка была окончательно решена, Чиано и Муссолини стали торопить вновь приехавшего японского посла <Сиратори. – В.М.>, настаивая на подписании договора в течение января. Эту торопливость они объясняли желанием нейтрализовать в общественном мнении впечатление от визита Чемберлена, которому придается преувеличенное значение, и подтвердить прочность «оси»».[203] По словам наркома, Муссолини якобы предлагал распространить действие пакта и на США. Американский посол в Риме Филлипс, находившийся в неведении, не на шутку встревожился и поспешил за разъяснениями к Сиратори и Чиано. Из разговора с первым он понял, что правительство Японии еще не приняло окончательного решения, а второй вообще заявил, что ввиду очевидной близости трех держав заключение специального пакта не является делом ближайшего будущего.[204] Однако Литвинов, сообщая полпреду в Италии Штейну «точные данные» о будущем договоре, указал: «Можете поделиться ими с Филлипсом»,[205] – очевидно, зная о беспокойстве последнего и желая его усугубить. Штейн не замедлил исполнить поручение и передал информацию Филлипсу, который «очень благодарил и сказал, что вопрос его исключительно интересует», а затем пересказал свои разговоры с Сиратори и Чиано в точном соответствии с тем, что ранее сообщал госсекретарю Хэллу.[206]

Столь нелюбимые Риббентропом «лавочники» беспокоились все больше. Очевидно, под свежим впечатлением неудачного визита в Рим Галифакс писал английскому послу в Токио Крейги: «Антикоминтерновский пакт даже в нынешнем виде – реальная угроза для нас».[207] 4 февраля Крейги явился к Арита и внушительно сказал ему, что «укрепленный» Антикоминтерновский пакт будет воспринят Лондоном как союз, направленный против Великобритании, а не против коммунизма, и что участие в нем Японии сделает англо-японское взаимопонимание и сотрудничество невозможными (вспомним доклад Риббентропа Гитлеру за год до того!). Арита отвел эти упреки с помощью традиционных аргументов и постарался успокоить собеседника известием, что пакт еще далек от подписания.[208] Примечательный нюанс обозначился во время одной из их следующих встреч: Арита заявил, что в Токио делают различие между Антикоминтерновским пактом как сугубо политическим соглашением и «осью» Берлин-Рим, в которой сотрудничество партнеров выходит за рамки политики, но в которой Япония не участвует.[209]

25 февраля миссия Ито прибыла в Италию. Ознакомившись с проектом договора, Сиратори с ходу отверг его как бесперспективный и неприемлемый для потенциальных союзников. В 1946 г. на следствии Ито показывал: «Моя миссия с Сиратори окончилась в один день… Он сказал мне, что прежде всего обсудит все с Осима. Это все, что он" мне сказал». После двухдневного осмотра достопримечательностей (в это время недовольный посол, по словам Ито, от политических дискуссий упорно воздерживался) делегация отправилась в Берлин, куда одновременно – но в другом поезде! – выехал Сиратори. Главные события, конечно, происходили в столице Третьего рейха. Реакция Осима на привезенные Ито документы была не менее резкой. Посовещавшись наедине, Сиратори и Осима пришли к единому мнению, что проект Хиранума-Арита несовместим с согласованным германо-итальянским проектом, и решительно выступили против него. Поначалу Осима вообще отказался передавать документы Риббентропу (неслыханный для посла шаг!), что вызвало его конфликт с посланцем из Токио, который строго придерживался традиционных представлений не только о дипломатии, но и о субординации. Разъяснения Ито, что проект является окончательным (в этом перед отъездом из Токио его категорически уверяли и Арита, и Хиранума), оба посла попросту проигнорировали. Не посвящали они его ни в свои мысли и планы, ни в содержание телеграмм, отправлявшихся ими в министерство.[210]

Как и ожидалось, камнем преткновения стал вопрос о направленности договора исключительно против СССР и об ограниченности японской военной помощи. Позже Риббентроп писал Отту о берлинских переговорах: «Кабинет в Токио обосновывал необходимость подобного ограниченного толкования пакта тем, что Япония в данный момент по политическим и особенно по экономическим соображениям еще не в состоянии открыто выступить в качестве противника трех демократий. Осима и Сиратори сообщили в Токио о невозможности осуществления также и этого пожелания японского правительства и информировали меня и Чиано, опять-таки в строго конфиденциальном порядке, о развитии этого вопроса. Как Чиано, так и я не оставили никакого сомнения в том, что нас не устраивает заключение договора с такой интерпретацией, прямо противоречащей его тексту».[211]

Осима сообщил Арита о негативной реакции партнеров на присланный проект, дав понять, что сам он в целом солидаризуется с ними, а не со своим начальником [После войны на следствии Осима утверждал, что не он отступил от принятой линии правительства, а само правительство изменило свою позицию, не обозначив это с достаточной четкостью и тем самым поставив послов в трудное положение.]. Затем он перешел к более решительным действиям: созвал на совещание в Берлин японских послов в европейских странах, запросив у Арита разрешения, но не дожидаясь ответа. Интересный рассказ об этом оставил Того: «Я подозревал, что предлагаемая встреча является попыткой создать единый фронт для давления на министерство иностранных дел в этом вопросе. Сам я был против такого союза и считал, что если дело пустить на самотек, Японии будет нанесен серьезный ущерб. Поэтому я решил ехать в Берлин. Поскольку даже на самую быструю поездку из Москвы в Берлин требовалось два дня, я подумал, что не успею на берлинскую встречу, если буду ждать ответа из Токио <т.е. разрешения на поездку. – В.М.>. А посему просто направил в министерство иностранных дел телеграмму с сообщением о своем отъезде в Берлин в связи с предложением посла Осима. Как я выяснил по прибытии в Берлин, министерство иностранных дел не одобрило эту встречу, и, кроме меня, на ней присутствовал только посол в Италии Сиратори. В тот вечер на приеме в японском посольстве я выразил твердую убежденность в отсутствии необходимости в Трехстороннем союзе, но, разумеется, достичь единства мнений присутствующим не удалось. На следующий день рано утром я посетил министра-посланника Ито и сказал ему, что, вопреки расчетам сторонников Трехстороннего союза, он не будет способствовать урегулированию «Китайского инцидента», а, скорее, втянет Японию в какой-нибудь европейский конфликт… Я настойчиво призывал его немедленно вернуться в Токио и противодействовать заключению союза. На следующий день я выехал из Берлина в Москву».[212]