Фамильная честь Вустеров. Держим удар, Дживс! Тысяча благодарностей, Дживс! - Пелам Вудхаус
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не бывает, сэр.
— Сейчас главное — устроить судьбу Гасси. Поэтому не теряй времени, Гасси, и да поможет тебе Небо в твоих трудах.
Я закурил сигарету.
— На редкость здравая мысль, Дживс. Как вы до нее додумались?
— Меня натолкнул на нее сам полицейский, сэр, когда я с ним болтал. Из его слов я заключил, что он и в самом деле подозревает вас в похищении своей каски.
— Меня? Но почему, черт подери? Ведь я его почти не знаю. Я думал, он подозревает Стиффи.
— Сначала он действительно подозревал мисс Бинг, сэр. И до сих пор считает ее вдохновительницей преступления. Однако, по его мнению, у барышни был соучастник, который выполнил черную работу. Как я мог заключить, эту версию поддерживает и сэр Уоткин.
В памяти всплыло начало моего разговора с папашей Бассетом в библиотеке, и я наконец-то понял, чего он добивался. В словах, которые казались мне тогда пустым сотрясанием воздуха, я уловил зловещую подоплеку. Я-то думал, мы просто сплетничаем о волнующих событиях, которые только что произошли, а он на самом деле прощупывал меня и даже допрашивал.
— Но почему он решил, что соучастник — я?
— Когда полицейский встретил вас сегодня под вечер на дороге, он обратил внимание, что между вами и мисс Бинг существуют теплые, сердечные отношения. А когда он нашел на месте преступления перчатку, его подозрения усилились.
— Дживс, я вас не понимаю.
— Он считает, сэр, что вы влюблены в мисс Бинг и носили ее перчатку у сердца.
— Если бы я носил ее у сердца, как бы я умудрился ее уронить?
— По его представлению, сэр, вы достали ее, чтобы прижать к губам.
— Ну, это уж слишком, Дживс. Чтобы я стал прижимать к губам перчатки в тот самый миг, когда готовлюсь умыкнуть у полицейского каску?
— Вероятно, так поступил мистер Линкер, сэр.
Я хотел было объяснить Дживсу, что в любой ситуации Линкер поступит совсем не так, как обыкновенный, нормальный человек, у которого в голове чуть больше мозгов, чем у выскакивающей из часов деревянной кукушки, но мне помешал вновь появившийся Гасси. Он был окрылен, я понял, что дела идут неплохо.
— Берти, Дживс оказался прав, он будто прочел мысли Юстаса Оутса.
— Его заинтересовало твое сообщение?
— В жизни не видел, чтобы полицейский пришел в такое волнение. Он чуть не бросил свой пост и не помчался сломя голову сюда.
— Почему же не помчался?
— Не осмелился, ведь сэр Уоткин велел ему стоять на посту у двери.
Я понимал психологию этого человека. Он был в точности как тот парень, который стоял и стоял на горящей палубе, когда все остальные с нее попрыгали.
— В таком случае он, надо полагать, сначала известит папашу Бассета о ставших ему известными фактах и после этого попросит позволения действовать?
— Да. Думаю, он явится с минуты на минуту.
— Гасси, тогда тебе не надо быть здесь. Иди-ка лучше в холл.
— Бегу. Я только пришел рассказать.
— Как только он отойдет от двери, ты сразу в гостиную.
— Конечно. Положись на меня. Дело не сорвется. Дживс, это была гениальная мысль.
— Благодарю вас, сэр.
— Представляете, какой камень у меня с души свалился, ведь через пять минут все будет улажено. Об одном я только жалею, — задумчиво произнес Гасси, — зря я отдал старику блокнот.
Он сообщил об этом чудовищном поступке словно бы мимоходом, и я не сразу понял, какими последствиями он чреват. Когда же осознал, ужас проник в каждую клеточку моего тела. Казалось, я сижу на электрическом стуле и палачи уже включили ток.
— Ты отдал старику блокнот?!
— Да. Когда он уже уходил. Я подумал, там есть ругательства, которые я забыл.
Я схватился дрожащей рукой за каминную полку, иначе бы упал.
— Дживс!
— Слушаю, сэр.
— Еще бренди!
— Сейчас, сэр.
— И что вы носите его в маленьких рюмках, как будто это радий? Принесите бутылку.
Гасси вроде бы удивился.
— Берти, что-нибудь случилось?
— И ты еще спрашиваешь! — Я горько засмеялся. — Ха! Ну, ты меня доконал.
— Да о чем ты? Почему доконал?
— Неужели ты не понимаешь, идиот несчастный, что ты натворил? Теперь уже ни к чему красть корову. Если старик Бассет прочел то, что написано в блокноте, он никогда тебя не простит.
— Почему?
— Ты видел, какое впечатление это произвело на Спода. Уж если Спод осатанел, читая о себе горькую правду, неужели ты думаешь, она понравится папаше Бассету?
— Но он уже слышал о себе горькую правду. Я рассказывал тебе, как отделал его.
— Это еще могло сойти тебе с рук. «Пожалуйста, постарайтесь понять меня… я погорячился… вышел из себя», ну, и так далее. А вот хладнокровно записывать изо дня в день наблюдения в мельчайших подробностях — о, это совсем другое дело.
Наконец-то он понял. Лицо снова позеленело. Рот открылся, потом закрылся, как у золотой рыбки, которая нацелилась склевать муравьиное яйцо, а другая золотая рыбка ее опередила и перед самым носом слопала.
— Какой же я болван!
— Первостатейный.
— Что делать?
— Не знаю.
— Берти, придумай что-нибудь!
Я принялся напряженно думать, и старания мои увенчались успехом.
— Скажи, что именно произошло в конце этой вульгарной сцены? Ты отдал ему блокнот. Он сразу же воткнулся в него читать?
— Нет, сунул в карман.
— И, судя по его виду, по-прежнему намеревался принять ванну?
— Да.
— Тогда расскажи, в какой карман он его положил? В смысле — в карман чего? Что на нем было надето?
— Халат.
— А под халатом — думай, Финк-Ноттл, хорошо думай, от этого твоя судьба зависит, — а под халатом была рубашка, брюки и прочее?
— Да, брюки на нем были, я обратил внимание.
— Тогда надежда еще есть. Расставшись с тобой, он наверняка пошел к себе в комнату разоблачиться. Ты говоришь, он здорово разозлился.
— Раскалился докрасна.
— Очень хорошо. Знание человеческой природы дает мне основание предположить, что субъект в столь возбужденном состоянии не станет тратить время, шаря по карманам в поисках блокнота, который куда-то сунул, и тем более знакомиться со сделанными в нем записями. Он сбросит одежду и поскорее в ванную. Блокнот наверняка все еще в кармане халата, а халат он, без сомнения, кинул на кровать или на спинку стула, и тебе нужно прокрасться в его комнату и взять блокнот.
Я ожидал, что столь ясное логическое построение вызовет радостный возглас и бурные изъявления благодарности. Но Гасси лишь в сомнении водил ногами по ковру.
— Говоришь, надо прокрасться в его комнату?
— Да.
— Пропади все пропадом!
— В чем дело?
— Ты уверен, что другого способа нет?
— Конечно, уверен.
— Понятно… Берти, может, ты сходишь туда вместо меня?
— Нет.
— Многие бы пошли, не отказались помочь старому школьному другу.
— Мало ли на свете дураков.
— Берти, неужели ты забыл нашу прекрасную юность, школьные годы?
— Забыл.
— Не помнишь, как я поделился с тобой последней плиткой молочного шоколада?
— Не помню.
— А ведь я отдал тебе половину, и ты сказал, что сделаешь для меня все, если понадобится… Но если эти клятвы — святые клятвы, как назвали бы их некоторые, — ничего для тебя не значат, что ж, говорить нам больше не о чем.
Он потоптался в комнате, как та самая кошка в пословице, потом вынул из нагрудного кармана фотографию Мадлен Бассет и впился в нее взглядом. Наверное, черпал в ней силы. Вот глаза его заблестели. Лицо утратило рыбье выражение. Он вышел с решительным видом и тут же вернулся, да еще дверь за собой захлопнул.
— Берти, послушай, там Спод!
— Ну и что?
— Он бросился на меня.
— Что-о-о, бросился на тебя?
Я нахмурился. Я терпелив, но не надо испытывать мое терпение. Неужели после всего, что я сказал Родерику Споду, он не сдался? Невероятно! Я распахнул дверь и убедился, что Гасси не обманул меня. Спод действительно был в коридоре.
Увидев меня, он стал ниже ростом.
— Спод, вам что-нибудь от меня нужно? — обратился я к нему сурово, ледяным тоном.
— Нет, нет, ничего. Благодарю.
— Иди, Гасси, — сказал я и остался стоять, наблюдая, как он прошел мимо этой гориллы, стараясь держаться как можно дальше, и скрылся за углом. Убедившись, что все благополучно, я обратился к Споду.
— Спод, — произнес я ровным, бесстрастным тоном, — я приказал вам оставить Гасси в покое или не приказывал?
Весь его вид выражал мольбу.
— Пожалуйста, Вустер, может быть, вы позволите мне хоть как-нибудь его проучить? Ну самую малость: хотя бы дать пинка под зад?
— Никогда.
— Конечно, все будет, как вы скажете. — Он удрученно поскреб щеку. — А вы читали этот блокнот, Вустер?
— Нет.
— Он написал, что мои усы в точности похожи на бледное грязное пятнышко, которое осталось на краю кухонной раковины после того, как там раздавили таракана.