Фамильная честь Вустеров. Держим удар, Дживс! Тысяча благодарностей, Дживс! - Пелам Вудхаус

— Да.

— Но я собирался показать его сэру Уоткину. Там и о нем много.

— Спод, зачем же понапрасну огорчать сэра Уоткина?

— Может быть, вы и правы. Тогда я снова займусь дверью, буду ее высаживать?

— Ни в коем случае, — категорически запретил я. — Вы можете сделать только одно: испариться.

— Испариться?

— Да, испариться. Оставьте меня, Спод, я хочу побыть один.

Вот он скрылся за углом, и тогда я сам принялся колотить в дверь.

— Гасси!

Ни звука в ответ.

— Гасси, выходи!

— Не дождетесь, скорее сдохнете.

— Да выходи ты, балда, это я, Берти.

Но и это на него не подействовало.

Позднее он мне объяснил, что ему показалось, будто Спод искусно подделывается под мой голос. В конце концов я все-таки убедил Гасси, что это и в самом деле друг его детства, он, и никто другой, после чего услышал шум отодвигаемой мебели, дверь открылась, и он осторожно высунул голову, точно улитка, пожелавшая разведать обстановку после того, как кончилась гроза.

Не буду описывать в подробностях последовавшую бурную сцену. Вы, несомненно, не раз видели что-то подобное в кино, когда в последнюю минуту появляется десант американской морской пехоты и спасает осажденный гарнизон. Скажу только, что от радости он чуть ли не скакал вокруг меня, как собака. У него сложилось впечатление, что я одержал победу над Родериком Сподом в кулачном бою, и я решил не разубеждать его. Сунув ему в руку блокнот, я велел идти к Мадлен и показать ей, а сам вошел в свою комнату.

Дживс был там, занимался какими-то делами.

Я собирался, как только увижу его, выдать ему по первое число за нервотрепку, которую мне пришлось пережить по его милости, когда я беседовал с папашей Бассетом. Но сейчас я лишь рассиялся самой сердечной улыбкой, никаких злобных взглядов. Ведь в конце концов его план увенчался успехом, и вообще сейчас не время сводить счеты. Разве Веллингтон распекал своих солдат после Ватерлоо? Он хлопал их по плечу и ставил выпивку.

— А, Дживс, вы здесь.

— Да, сэр.

— Ну что же, Дживс, можно начинать складывать вещи.

— Простите, сэр?

— Возвращаемся домой. Завтра и уедем.

— Значит, сэр, вы не предполагаете продлить ваш визит в Тотли-Тауэрсе?

Я от души рассмеялся.

— Дживс, не задавайте глупых вопросов. Неужели человек по доброй воле захочет продлить свой визит в Тотли-Тауэрсе? Меня здесь ничто больше не задерживает. Я свой долг выполнил. Завтра проснемся и сразу в путь. Так что начинайте укладываться, рванем как можно раньше, не будем терять ни минуты. Ведь это не займет много времени?

— Нет, сэр. У нас всего два чемодана.

Он извлек их из-под кровати и, открыв тот, что побольше, принялся укладывать в него пиджаки, брюки и прочее, а я, расположившись в кресле, начал вводить его в курс последних событий.

— Так вот, Дживс, ваш план сработал без сучка без задоринки.

— Чрезвычайно рад это слышать, сэр.

— Конечно, этот ужас будет долго преследовать меня по ночам в кошмарных снах. Умолчу о том, что это вы меня в него втравили, скажу лишь, что заговор удался.

Благословение вылетело из дядюшки как пробка из шампанского, теперь ничто не помешает Стиффи и Линкеру предстать перед алтарем.

— Чрезвычайно удачный поворот событий, сэр. Значит, реакция сэра Уоткина оказалась именно такой, как мы ожидали?

— О, Дживс, такого мы и не ожидали. Вам доводилось наблюдать, как могучая шхуна становится игрушкой разъяренной стихии?

— Нет, сэр. Я предпочитаю бывать на побережье в тихие дни.

— Именно такая злосчастная шхуна возникла в моем воображении, когда я сообщил, что желаю стать его племянником, женившись на Стиффи. Он был ну в точности гибнущий «Геспер». Помните? Он плыл по бурному морю, а капитан еще взял с собой юную дочь, чтобы одному не скучно было.

— Да, сэр. Ее глаза — цветущий лен, лицо — нежнейший рассвет, а грудь бела, как ландыша цвет.

— Совершенно верно. Так вот, я говорил, ветер перевернул шхуну, и во все щели хлынула вода. А когда появилась Стиффи и сказала, что это ошибка и что на самом деле жених — Растяпа Линкер, его радости не было границ. Он тут же дал согласие на их брак. Так спешил, что даже заикался. Но зачем я все это рассказываю вам, Дживс, только время трачу на пустяки. Сейчас вы услышите настоящую сенсацию. После таких событий правительства подают в отставку. Я раздобыл блокнот.

— Неужели, сэр?

— Да, это святая истина. Я увидел его в руках у Спода, отобрал, и в эту самую минуту Гасси показывает его мисс Бассет и смывает со своего имени грязь. Не удивлюсь, если они уже заключили друг друга в пылкие объятия.

— Это ли не цель желанная, сэр.

— В самую точку, Дживс.

— Стало быть, вам не о чем больше тревожиться, сэр.

— Абсолютно не о чем. Я чувствую несказанное облегчение. Будто у меня на шее висел жернов, и вот я его сбросил. Я готов петь, танцевать. Не сомневаюсь, что Мадлен будет довольно увидеть проклятущий блокнот — и все уладится.

— Думаю, так и случится, сэр.

— Ты должен знать, Берти, — произнес Гасси, который появился в этот миг в дверях, похожий на привидение, которое к тому же пропустили через пресс для отжимания белья, — случилось непоправимое. Свадьбе не бывать.

Глава XI

Я схватился за голову, чувствуя, что земля уходит из-под ног.

— Не бывать?

— Не бывать.

— Твоей свадьбе?

— Моей.

— Не бывать твоей свадьбе?

— Именно так: не бывать.

— Ты в своем уме?

— В своем.

Не знаю, как поступила бы на моем месте Мона Лиза. Наверное, так же, как я.

— Дживс, — сказал я. — Бренди.

— Сию минуту, сэр.

Дживс улетучился, дабы выполнить миссию по оказанию милосердия ближнему, а я перенес все свое внимание на Гасси, который метался по комнате, как слепой, который вот-вот начнет рвать на себе волосы.

— Это невыносимо! — простонал он. — Для меня жизнь без Мадлен — не жизнь!

Конечно, от подобных высказываний оторопь берет, однако о вкусах не спорят. Один на девушку молится, а другого от одного ее вида тошнит. Помню, даже моя тетка Агата вызвала когда-то у покойного Спенсера Грегсона роковую страсть.

Бродя по комнате, Гасси наткнулся на кровать и воззрился на лежащую на ней свитую в жгут простыню.

— Я думаю, — сказал он отрешенно, как бы обращаясь к самому себе, — я думаю, на ней можно повеситься.

Надо как можно скорее отвлечь его от этих мыслей. Я уже более или менее смирился, что мою спальню превратили во что-то вроде зала заседаний Лиги Наций, но позволить людям сводить в ней счеты с жизнью? Ни за что не допущу.

— Здесь ты вешаться не будешь.

— Но где-то же я должен повеситься.

— Только не в моей спальне.

Он поднял брови.

— Можно мне посидеть в твоем кресле, возражать не будешь?

— Сиди.

— Спасибо.

Он сел и уставился в пустоту невидящим взглядом.

— Ну вот что, Гасси, — сказал я, — давай рассмотрим сделанное тобой заявление. Что за бред ты нес по поводу того, что свадьбе не бывать?

— Не бывать, и все.

— Разве ты не показал ей блокнот?

— Да, я показал ей блокнот.

— Она прочла, что ты там написал?

— Прочла.

— И разве она не tout comprendre?

— Поняла.

— И tout pardonner?

— Простила.

— Тогда ты что-то перепутал. Свадьба должна состояться.

— Говорю тебе, не состоится. По-твоему, я не способен уразуметь, когда дают согласие на свадьбу, а когда не дают? Сэр Уоткин категорически против.

Удара с этой стороны я не ожидал.

— Но почему? Вы что, поссорились?

— Да, из-за тритонов. Ему не понравилось, что я пустил их в ванну.

— А ты действительно пустил их в ванну?

— Пустил.

Я, точно опытный следователь на перекрестном допросе, задал коварный вопрос:

— Зачем?

Его рука затрепыхалась, будто он искал ту самую соломинку, чтоб схватиться.

— Я разбил аквариум. Аквариум стоял в моей спальне. Стеклянный аквариум, в котором я держу тритонов. Я разбил стеклянный аквариум, который стоял в моей спальне, и перенес тритонов в ванну, больше их было некуда посадить. Умывальник слишком маленький, тритоны любят простор. Поэтому я и перенес их в ванну. Потому что аквариум разбил. Стеклянный аквариум, что стоял в моей спальне. Я держу в стеклянном аквариуме…

Все ясно, если его не остановить, он до бесконечности будет ходить по кругу, и чтобы отвлечь его внимание, я громко стукнул фарфоровой вазой по каминной полке.

— Я понял, понял, продолжай, — сказал я, смахивая осколки в камин. — Как в число действующих лиц попал старый хрыч Бассет?

— Он захотел принять ванну. Разве мог я предположить, что кому-то взбредет в голову принимать ванну в такой поздний час? Я был в гостиной, и вдруг он врывается туда и вопит: «Мадлен, этот проклятый Финк-Ноттл напустил в мою ванну головастиков!» Кажется, я немного вышел из себя. Закричал: «Ах вы, старый осел, не смейте прикасаться к моим тритонам! И близко не подходите! Я провожу чрезвычайно важный опыт».