Дикарь - Александр Жигалов

— Встань, — голос раздался в голове. — Подними.

Прикосновение чужого сознания обжигало. И Верховный поспешил подчиниться высшей воле. Маска, устроившись на стене, прикрыла глаза.

— Завтра. Еще. Приведешь. Сильную кровь.

Верховный поклонился.

— Уходи.

Он отступил.

— Возьми.

Верховный сперва не понял, о чем речь, но взгляд его сам зацепился за камень. Невзрачный мутный, темный, будто оплавленный кусок стекла, размером с кулак младенца, лежал там, где еще недавно находилось тело. С трудом наклонившись, Верховный поднял этот странный дар.

— Слабый, — сказала Маска. — Завтра. Двух. Служи верой.

— Да будет так, — губы дрогнули. — Во славу Империи!

— И солнца.

Камень Верховный стиснул в кулаке. Так и держал его, не выпуская, пока не оказался в собственных покоях.

На людей Миха наткнулся случайно.

Шел себе.

И шел.

День за днем, стараясь особо не задерживаться на одном месте, а то кто их, магов, знает. И дикарь был совершенно согласен, что чем дальше они уберутся от города магов, тем оно спокойнее.

Первым делом он избавился от ошейника, оказавшегося на редкость неподатливым. Долго пилить пришлось, а когти у него острые. Кожаную полоску Миха для верности закопал под корнями, надеясь, что местные мхи, которые поросячьи кости сожрали радостно и с немалым аппетитом, и ошейником не побрезгуют. А он ощутил себя свободным человеком.

Миха попробовал было пройти по собственному следу, отыскать тесак, но след тоже потерялся. А тесак, надо полагать, теперь был где-то под зеленой моховой шубой. Пришлось обходиться так.

Получалось.

Осталась позади дубрава, сменившись легким полупрозрачным осинником, в котором белесыми столпами вздымались мертвые исполины. Корни их ушли в землю глубоко, и побелевшие от времени деревья казались нерушимыми. В первый раз Миха подумал, что ночевать наверху — самое оно, но стоило приблизиться к мертвому дубу, коснуться гладкого, лишенного коры ствола, как желание подниматься пропало напрочь. Напротив, появилось неприятное чувство опасности, причем такой, от которой не спасут ни когти, ни клыки.

Миха ощутил, как волосы его поднимаются дыбом.

По спине поползла струйка холодного пота. Дыхание сбилось.

Что за дрянь?

Он огляделся.

А ведь не только дуб мертвый, но и мхи, на которых он стоит. Сухие, ломкие.

Ни зверем не пахнет, ни птицей. Вездесущие свиньи, которые, казалось, не боятся никого и ничего, и те не рисковали подходить к дереву. Миха руку убрал.

Радиация?

Возможно. Хотя тоже не понятно. Была бы заражена вся местность, а не один дуб. Впрочем, почему так, он снова не понял, но поверил.

И ночевать устроился в разбитом молнией стволе березы.

Далее осинник поредел. Деревья стали ниже и мельче, а меж лиственными то тут, то там пробивались сосны. Мертвые дубы остались позади.

Как и сам лес.

Река, которую Миха старался не выпускать из виду, разлилась, раскидала рукава притоков, меж которыми виднелись человеческие поселения. Миха как-то даже решился подобраться поближе. Просто посмотреть. В конце концов, столкновение с людьми было неизбежно, вот и нужно было понять, с кем придется иметь дело.

Что-то подсказывало, что местным деревушкам до города магов далеко.

Правда, он только и увидел, что высокий частокол, за которым, стоило подойти слишком близко, всполошились собаки. И ответом на разноголосый лай их стали костры, вспыхнувшие на вершинах кривоватых, хлипких с виду башенок.

Там же, в свете костров, замелькали тени.

— Что там? — Михины уши дернулись, сам он вжался в тень, раздумывая уже пора убираться или все-таки стоит погодить.

Дикарь внутри протестовал. Он определенно не желал иметь ничего общего с людьми.

— Да ничего. Амулет вона зеленый. Стало быть так. Сполохалися, — отозвался второй голос. — Можа, волки?

— Можа. А ну тихо, волчья сыть!

Что-то заскрипело.

— Но ты, Ирган, гляди, не зевай. А то ж мало ли.

Неведомый Ирган выругался, явно не слишком обрадованный перспективой бдить всю ночь напролет. Миха же подумал, что в следующий раз надо будет подходить с реки.

Потом подумал, что не знает, умеет ли плавать.

Потом думать надоело, и он ушел.

Болота начались с поредевшего сосняка. Деревья становились ниже, попадались реже. Меж ними пролегли моховые ковры. Постепенно они образовывали высокие гряды из переплетенных корней, сфагнума да болотных осок. Над мхами кружился гнус, правда, скорее нервируя, чем и вправду доставляя какие-либо неприятности.

Болота дикарю не понравились.

С болотами он знаком не был, а потому притих, явно транслируя недовольство. Уж больно открытое место. Нехорошее. Снизу вода. Сверху жар. Идешь, проваливаешься в гребаные мхи.

Карту бы.

А то этот путь без видимой цели начал Миху слегка напрягать. Он-то, в отличие от дикаря, с болотами был знаком не понаслышке. Благо, дедов дом стоял на самом краю. А Миха у деда бывать любил. И ходил с ним, что по голубику, кусты которой поднимались высоко, что по клюкву.

Грибы опять же.

Местные он рискнул попробовать только те, которые трубчатые, здраво рассудив, что как-то не тянет его выяснять, что круче, магия или бледная поганка. А трубчатые Михин организм переваривал. Вообще складывалось ощущение, что нынешний его организм и гвозди бы переварил при необходимости.

Не важно.

Главное, что людей Миха почуял аккурат на болотах.

Сперва ветер донес запах дыма, заставив насторожиться не только Миху, но и кабанье семейство, что устроилось на лежку. Старый секач поднялся и недовольно хрюкнул. Закопошились, засуетились свиньи. А Миха принюхался, пытаясь уловить направление.

Запах был слабым, далеким. Но свиньи, которым явно уже случалось встречать человека, предпочли убраться, оставив вытоптанные мхи и счесанных о сухое дерево клещей. Миха с некоторым сожалением проводил стадо взглядом, а после направился на запах.

Идти пришлось недалеко, до темного, поросшего старым березняком, островка.

Местные болота, как Миха понял, представляли собой сеть отдельных болот и болотец, связанную общими притоками. Меж ними вклинивались леса, порой смыкаясь густо, порой образуя запруды, в которых