Любимчик Эпохи - Катя Качур

подохли, а он вон, живехонький. Зара, красавица, убивалась… Кстати, что с ней? — обратился он к Эпохе.

— Зара? Которая не дождалась донорского сердца? — Я оторопел. — Как она связана с моим братом?

— Зарка? — переспросила Эпоха. — Так она захоронена в своем селе, под Грозным. Отец увез ее из больницы личным самолетом. Помнишь, Старшуля, нахаркал еще тебе в лицо, когда она умерла.

— Лучше бы не помнить…

Я мысленно вернулся в день Зариной смерти. Багровый отец, мешая русские слова с чеченскими, вцепился в мой халат и плюнул в рожу. Слюна попала на подбородок — он был ниже меня ростом — и противно шмякнулась на грудь. «Я не Господь Бог, — пытался оправдаться я. — Сердца не нашлось. Ваша дочь была обречена». Он кричал, что озолотил меня, я говорил, что верну ему деньги. Он орал: «Верни дочь, урод!» Я что-то лепетал в ответ. Помню, когда только ее привезли, отец серьезно спросил:

— А среди живых есть человек с такими же показателями крови?

— Вы что, готовы его убить? — пошутил я.

— Готов, — он не улыбнулся.

У меня пробежали мурашки по шее. Отец был бородатым, коренастым мужиком со сбитыми костяшками на кулаках. На указательном пальце правой руки желтым пятном выделялась старая мозоль. «Стрелок, — подумал я, — наверняка в прошлом боевик».

Скрипучая болтовня Эпохи вернула меня в нашу надкладбищенскую реальность.

— Но Зарке разрешили покинуть свое захоронение, — продолжила бабка. — Она свободна, как и я. Гуляет где хочет.

— Кто разрешил? — спросил Саня.

— Кто-кто, Всевышний. По-нашему Иисус, по-ихнему Аллах. Ну, не собственной персоной, конечно. Через представителей.

— Так зови ее к нам, потрындим, — предложил я.

— На фиг мы ей сперлись? — хохотнула Эпоха. — Она с тех пор торчит возле Илюшиной картины, как ее, королевны в перьях.

— Царевны-Лебеди?

— Точно, возле нее. Торчит, а когда Илюша к этой Царевне подходит, она его целует. Така любовь, — заключила Эпоха.

— Да вы тут охреневшие все! — возмутился я. — Картина висит в моей квартире, где Ленка живет. И там дух Зары ошивается?

— Ну а чо, тебе жалко? — Эпоха крякнула. — Ленку твою она не тронет. У нее поинтереснее соперница есть.

Мы с Саней в едином порыве уплотнились в сторону старухи:

— Ктоооо?

— Ну эта, шалава малолетняя, наркоманка, тоже как-то вырвалась со своего кладбища, свободная она, — пояснила Эпоха.

— Тамарка? — Моя субстанция онемела в неожиданной догадке.

— Да, вроде так ее зовут. Тоже любит Шалушика. Он, вишь, как медом намазанный. Так что Ленка твоя им не помеха.

* * *

Намазанный медом… Я помню наш разговор с Леной перед его операцией.

— Если ты его не спасешь, я разведусь с тобой, — произнесла она без доли иронии.

Примерно то же самое сказала мне в слезах мама:

— Родик, ты вылечишь его, иначе я от тебя отрекусь…

Я не находил себе места. Илюха был мне крайне дорог, мы действительно сблизились с возрастом, но истерические порывы женщин выбивали меня из колеи. Будто моя ценность была только в том, что я оберегал его жизнь. Первые признаки Илюшиного недуга обнаружила именно Ленка. Ему было чуть за тридцать, он вернулся из Тольятти, где делал какую-то мозаику по частному заказу, и слег с температурой и одышкой. Думали, пневмония. Оказалось, сердце.

Ленка готова была его убить, ведь предвестником возвращения Илюши стала некая Фаина, из-за которой моей жене пришлось лечь под нож хирурга. Это случилось осенью, было часа два ночи, сыновья спали, я готовился к конференции, Ленка после душа накладывала на лицо косметические маски. Ей недавно вшили в щеки какие-то коллагеновые нити, я был против, риск развития осложнений для меня превышал ожидаемый результат. Я не замечал ее увядания, Ленка мне нравилась любой, но она уверяла, что кожа обвисает, а поскольку она была лицом бренда российского дизайнера Курчавского, то Курчавский, по ее словам, медленно, но верно «сползал» вниз. Коллаген уже начал рассасываться, отечность ушла, эффект некоего «омоложения» присутствовал, жена радовалась. Я сейчас не вспомню, но, кажется, не было даже звонка. Только отчаянный стук в дверь тяжелыми ботинками. Кто из соседей мог так негодовать в середине ночи, мы не представляли. Прорваться в наш элитный подъезд чужаку сквозь консьержа и охрану было невозможно. Я подумал, у кого-то прорвало трубу. Ленка в маске и пеньюаре, босиком отправилась открывать. Не прошло и двух минут, как я услышал жуткий визг. Бросился в коридор и тут же попал в месиво из трех баб, одна из которых была моей женой. Они валялись на полу и с ненавистью молотили друг друга. Я на мгновение стал частью своры, но быстро раскидал бомжового вида незнакомок.

— Сссука! — орала Ленка не своим голосом. — Только попробуй до него дотронуться!

Я офонарел, Ленка была рафинированной аристократкой, я с первой нашей встречи не слышал от нее мата. Она кинулась ко мне на грудь, бомжихи прижались к стене.

— Он мой, фалава, и никогда тебе не достанется! — сильно шепелявя на букве «ш», хрипела крепкая некрасивая девка с дредами, в джинсах-трубах и черных ботинках на толстой подошве.

Ее напарница, худая, прыщавая, скалилась желтыми зубами и топорно материлась, не выдвигая при этом никаких требований.

— Кто это? — Я еле удерживал рвущуюся в бой Ленку.

— Илюшины бляди, — кричала Ленка, — пришли отстаивать свои права.

— Ты, фмара гнойная, с любовником тут живешь, я все ему расскафу, поняла? — изрыгала из себя проклятья девица в черных ботинках.

Я бы заржал, ибо, совершенно понятно, стал свидетелем очередной битвы за Илюшу, но мне не нравилось, что в баталии на равных участвовала моя жена.

— Представьтесь, леди, — выдохнул я, — чем могу вам помочь?

— Илюфа — мой, — визжала крепышка, — а эта дрянь пусть остается с тобой и больфе на него не претендует. Я, кстати, Фаина.

— Фаина, вот вообще некстати. Это моя жена, она по-любому останется со мной. А Илья — мой родной брат. Как он поживает? Давно его не видел.

Спокойный мой тон охолонул девиц. Тощая сподвижница попятилась к двери, а некрасивая Фаина, лет на пятнадцать моложе Илюши, сплюнула кровь (Ленка-то успела ей врезать!) и уже без визга вступила в диалог:

— Он скоро приедет. Его миссия окончена. Я буду фдать его здесь.

— Рад, что у него есть миссия на этой земле, но ждать его здесь вы не будете, — сказал я, — в лучшем случае, вы будете ожидать его у себя дома, в худшем, если не уберетесь отсюда сию минуту и навсегда, в исправительной колонии за незаконное вторжение в чужое жилище и нанесение телесных повреждений хозяевам.

Крепышка осеклась.

— Так он не фенат? — уже трусливо спросила она.

— Понятия не