Позывные Зурбагана - Валентина Мухина-Петринская

Вот именно. Когда я вспоминаю, как ветер нес лодку «Ча-ча-ча», словно воздушный корабль, и как он оставил от нее мокрое пятно на скале… Да…

Я спросил у отца, а дирижабль не может отнести и стукнуть о гранитный утес?

— А метеорология на что? — возразил отец.

Началась постройка Дворца спорта, секция фигурного катания будет функционировать круглый год. Таково желание родителей. Отец уверен, что руководство секцией я возьму на себя. Я охотно согласился.

Пришел Женя. Он собирался ехать в Тынду на конкурс исполнителей песен и гитаристов. Пока мы болели, конкурс прошел в Зурбаганском районе. Женя занял первое место.

Мы с Виталием его от души поздравили.

— Как дочка, привыкает? — спросил я. Красивое лицо его омрачилось.

— На все кричит: мое! На игрушки, на сласти, на одежду — на все буквально. Приучили! Такая собственница растет, ужас!

— Подожди, сколько этой «собственнице» лет?

— Два года на днях будет.

— Отучится. Лучше скажи, как к ней относится твоя жена?

— Маргарита хорошо к ней относится, Аленка тоже. Добрые они обе. А моя нет…

— И твоя дочка будет доброй. Она еще просто мала.

— Надеюсь. А пока… глаза завидущие, руки загребущие. Аленка лучше.

— Не любишь ты свою дочку.

— Пока нет.

— Ой, Женя!

— Я же ее не обижаю.

— Женя, — вдруг вмешался Виталий, — если так и не полюбишь, лучше отдать деду с бабкой. Они же в ней души не чают.

— Никогда. Они сделают ее моральным уродом, как свою дочь, жену мою покойную. Ну, ребята, поправляйтесь…

Приходил каждый день Алеша, какой-то грустный, я не мог понять — почему. Занятия его шли успешно, он уже отослал несколько контрольных работ. О работе в пекарне и говорить нечего, «Алешин хлеб» славился по всему Забайкалью, к Алеше приезжали пекари за рецептом и советом. Я поправлялся, а он становился все печальнее.

Мне показалось, я все понял, когда меня навестили Кирилл Дроздов и Христина Даль. Что ж… Видно, добрый и милый Алеша не существовал для нее как мужчина. Конечно, прежде ей мешал Андрей Николаевич, которого она любила, еще будучи студенткой, когда ездили с ним вместе в экспедицию. Теперь она потеряла его навсегда, тягостно пережила эту потерю, может, примирилась с мыслью, что навсегда останется одинокой.

Кирилл сумеет влюбить ее в себя, это не Алеша с его вечной неуверенностью в себе.

И конечно, Кирилл был красивее Алеши, тоньше, изящнее.

Когда они ушли, тепло попрощавшись и тоже оставив обильную передачу, пришел Алеша. Долго сидел в палате и все как-то присматривался ко мне.

— Что-то в тебе изменилось, Андрей, — произнес он задумчиво. — Если бы это могло быть, я бы сказал, что с тобой что-то произошло там, в озере…

— Заглянул смерти в глаза, — глубокомысленно заметил Виталий.

В начале апреля меня выписали из больницы. Виталия оставили еще на недельку. В больнице ему нравилось, и он отнюдь не спешил выписываться.

За мной приехали отец и мать. Отвезли на новую квартиру. Мне отвели чудесную солнечную комнатку с балконом, какой у меня не было и в Москве. Четвертый этаж. Вид на Ыйдыгу и синеющую вдали тайгу. И до чего мама мне все уютно устроила… Хотя надеялась, что я уеду летом в Москву учиться.

Она уже подговаривалась насчет кинооператорского факультета. Отцу хотелось, чтоб я шел на геологический, но он-то, конечно, давления не оказывал. Кирилл советовал на физический, Христина — на медицинский. Алеша с интересом ожидал, что я выберу.

Никто не знал, что я уже выбрал. Выбрал перед смертью, когда бился головой и плечами о ледяной потолок, а ледяная байкальская вода захлестывала мне легкие. Именно в этот момент я вдруг понял, в чем состоит мое призвание.

Меня поражало одно: как я не понял этого раньше?

Это же надо, коньки, когда летишь со скоростью ветра с простертыми вперед руками, освоение Марса, Луны — увлекался всем этим, бродил вокруг да около и не понимал. Ощущать свое призвание и не осмыслить его…

Завтра же узнаю точно условия приема и никому ни слова, пока меня не примут.

Вечером я позвонил Алеше, что иду к нему, и, несмотря на протесты мамы (тебе надо полежать еще несколько дней), отправился в пекарню.

Открыл мне Миша. Круглое лицо его сияло неописуемым блаженством. На радостях он обнял меня.

— Ты что, женишься? — догадался я. Миша не то удивился, не то обиделся.

— Я же тебе еще месяц назад сказал.

— А чего же ты сияешь? Миша махнул рукой:

— Тебе Алешу? Иди наверх, он у Христины. Оба тебя ждут. Я поднялся по узкой лесенке. Дверь была приоткрыта. Я стукнул разок-другой и вошел.

Сказать, что я изумился, значит ничего не сказать. Я просто-напросто обалдел (по-моему, очень выразительное слово): на тахте сидели Алеша и Христина и целовались…

— Если эт-то с-серьезно, п-поздравляю!.. — от волнения я вдруг стал заикаться. Уж очень мне хотелось счастья для моего друга. — В-вы п-по-ж-женитесь?

— Надо полагать, если у Алеши не обнаружится какая-нибудь первая жена.

— У н-него н-нет ж-жены! — заверил я.

— Очень рада, — серьезно сказала Христина и чмокнула Алешу в щеку.

— У м-меня есть для вас свадебный подарок, — сообщил я поспешно.

— Ой, Андрюшенька! Какой? — полюбопытствовала Христина.

— Полагается сюрприз или как?

— Это все равно ведь. Скажи!

— Пейзаж художника Никольского.

После я узнал от Алеши, как Христина отказала Кириллу Дроздову. Она сделала это по возможности мягко, не ущемляя его болезненно обостренного самолюбия.

— Ведь вы не любите меня, Кирилл, — сказала она ему. — Не надо спорить. Это у вас брак по рассудку. Ничего нет обидного, я не сказала «по расчету», а по рассудку. Вы рассудили: давно пора жениться. Она сибирячка, как я и хотел. Здоровая, красивая, характера спокойного, уравновешенного. Прекрасная наследственность. Будет хорошая мать для моих детей. Врач. Научный работник. Будет помогать мне в работе. Лучше не подберешь. Но вы меня не любите, как любит, к примеру, Алексей Косолапов. А я… я просто боюсь полюбить вас. И еще, простите, по-моему, вы не добрый.

Алешу-то она не боялась полюбить, и уж Алеша-то был добрый. Это говорю я, Андрей Болдырев.

Свадьбу Алеши и Христины праздновали в ресторане «Байкал». Приглашенных было много: сотрудники НИИ, медики, шоферы, всякие знакомые ребята. Христина очень приглашала моих отца и мать. Когда мама заикнулась о том, чтоб не идти, я неодобрительно покачал головой:

— Зачем лишать ее этого удовольствия? Нехорошо как-то. Она и замуж-то выходит поскорее для того, чтоб Андрей Николаевич Болдырев присутствовал при том, как будут кричать «горько».

— В надежде, что ему и вправду станет горько? — сразу поняла мама. — Тогда надо идти.

Отец заметно расстроился.

— Ты что, Андрюша, думаешь, она выходит замуж не любя?

— Где-то я вычитал, что глубина влюбленности определяется предыдущим состоянием человека. А перед этой свадьбой она пережила потерю любимого, одиночество, душевный холод, да и уязвленную гордость, конечно. Алешу она хочет полюбить, но тебя она любила, как никогда, быть может, в жизни не полюбит. Может быть, она будет счастлива.

— Ты так думаешь? — обескураженно переспросил отец.

— Уверен в этом.

Мама обеспокоенно взглянула на мужа.

— А не будет ли тебе действительно горько, Андрей?

— Мама, ты же режиссер кино, тебе лучше знать психологию человека! — воскликнул я укоризненно.

Мы отправились на свадьбу втроем. Синеглазая невеста в длинном до пола белом платье была чудо как хороша.

Свадьба как свадьба. Таня снимала вовсю, бедняжке и поесть было некогда: хотела сделать подарок новобрачным.

Папе, по-моему, не было горько. Одному Кириллу было действительно грустно и горько.

Мой свадебный подарок привел всех в восторг.

Глава тринадцатая

ВЫБОР

Прошел год, как началось мое путешествие в тысячи верст. Сегодня вечером я снова делаю шаг по неведомой дороге — куда-то приведет она меня?»-

Выбор сделан. Летчиком — вот кем я буду! Вечером друзья меня провожают в летное училище.

Когда мама узнала о моем решении, она так расстроилась, что ей впервые в жизни стало плохо с сердцем. Отец хотел вызывать врача, но мама рассердилась:

— Не надо никакого врача, дайте чего-нибудь сердечного, поскорее.

Я побежал к соседям, и они даже позавидовали: вот счастливцы— живут, и никаких сердечных средств в квартире нет. Дали валидол, изоланид и кордиамин.

Мама велела все отнести назад.

— Я уж лучше элениум, — сказала она. — Не могу понять, в кого ты такой уродился? — поражалась мама. — У него же всегда скоропалительные решения. Нет — сесть и поразмыслить, посоветоваться. Так молниеносно принимает решение! Как ты будешь жить на белом свете?