Хивинские походы русской армии - Михаил Терентьев

Ночью, с 20-го на 21-е число, та же партия снова подкралась к лагерю, но была открыта часовыми, которые и встретили ее огнем. Картечный выстрел довершил начатое цепью, и неприятель скрылся. Утром, однако же, разъезд открыл остатки партии; целый день туркмены вертелись около лагеря. Находившиеся при отряде джигиты высказали предположение, что цель всех этих тревог заключается вовсе не в желании отбить верблюдов, а в том, чтобы отвлечь наше внимание и дать время кочующим за Атреком переправиться со скотом у верховьев этой реки и перебраться в степь незамеченными через Кюрендагское ущелье.

Туркмены не попались на удочку, и надежда набрать верблюдов на переправе оказалась напрасною. Уверенность многих в пригодности и успешности этой меры была такова, что оренбуржцам и туркестанцам пророчили прогулку «впустую», разве только затем, чтобы принять из рук кавказцев забранные города и трофеи…

Что оставалось делать? Туркмены не идут к нам с верблюдами, а верблюды нужны, как Бог знает что, — без них нельзя идти в поход. Февраль на исходе, оренбуржцы и туркестанцы уже выступили… «Грустная необходимость заставила, наконец, меня положить предел дерзким набегам заатрекских туркмен», — начинает свой рапорт от 11 марта полковник Маркозов, для объяснения и оправдания своих действий. 27 февраля были двинуты из Чекишляра 2 колонны: одна из 5 Кабардинских рот, 3 Самурских и 2 1/2 Дагестанских, с 60 казаками, при 1 полевом и 2 горных орудиях, под начальством самого Маркозова, направились к переправе Беюн-баши; другая из 3 Ширванских рот, взвода дагестанцев и 40 казаков, при двух горных орудиях, под командою полковника Араблинского направилась к переправе Гудрю-Оллум. Майору Мадчавариани также приказано было перейти Атрек с шестью ротами, одной сотней и двумя орудиями, оставив в Баят-Хаджи роту шир-ванцев. 28 февраля на рассвете все три колонны одновременно перешли Атрек. Туркмены отстреливались и отступали; отделившийся от главной колонны отряд майора Козловского (5 рот, 40 казаков и 2 горных орудия) перешел вслед за туркменами и р. Гюргень… Таким образом, русские внесли оружие в бесспорные пределы Персии.

Сами персияне отнеслись к этому, впрочем, довольно безразлично: когда Козловский на обратном пути вздумал перейти Гюргень не вброд, а по мосту в персидской крепости Ак-Кала, парламентер наш встречен был весьма дружелюбно, и комендант даже выразил свое удовольствие по поводу заданной туркменам гонки! Если бы этот комендант, по примеру нашего полковника Маркозова, счел такое положение дел (т. е. набеги русских на персидскую территорию) не совместным с достоинством государства и вздумал бы поддержать честь персидского имени, то «грустная необходимость» заставила бы его встретить майора Козловского не так дружелюбно.

К 6 марта все войска воротились из набега на правый берег Атрека, сделав в течение шести дней 279 верст. У нас урона не было[41]. Результатом набега было, конечно, восстановление достоинства государства, о чем так заботился полковник Маркозов, и кроме того к отряду пристали как-то 2200 верблюдов… Этого все-таки было весьма мало, ибо с прежними составило только 2800 штук. Маркозов обратился тогда к бакинскому губернатору с просьбой доставить морем с Кавказа 2000 верблюдов, 500 ослов и 200 арб. Понятное дело, что если бы и можно было устроить все по желанию Маркозова, то времени потребовалось бы, конечно, немало, и Красноводский отряд выступил бы разве к осени, когда его содействие было бы уже не нужно. Наивная просьба оставлена, конечно, без последствий.

В Чекишляр командирован был помощник нач. штаба Кавказского округа, полковник Золотарев, которому поручено снарядить экспедицию только в таком случае, когда «вполне надежных перевозочных средств» окажется достаточным не менее, как на 10–12 рот пехоты, с соответствующим количеством кавалерии и артиллерии. Можно было подумать, что в распорядительность самого Маркозова уже не верили и прислали другого офицера, а может быть, опасались, что Маркозов, чего доброго, рискнет на поход даже и с ненадежными верблюдами или с недостаточным числом их…

Золотарев должен был отправить немедленно все оставшиеся от экспедиции войска на Мангышлак в зал. Киндер-ли, туда же свезти и заготовленное для них продовольствие. Маркозову, смотря по силе способного к движению отряда, предоставить: или двинуться к Хиве, или остаться в Чекишляре, откуда и произвести только демонстрацию похода и ни в каком случае не далее 6-ти переходов. Даже и при возможности идти к Хиве, Чекишлярский отряд осуждался на самую невидную роль: достигнув пределов ханства, он должен был непременно выждать там дальнейших приказаний от генерала Кауфмана или от генерала Веревкина. Знал ли Маркозов заранее о командировке Золотарева, но он поспешил отправить верблюдов, не разбирая, который надежен, который нет…

Золотарев застал Маркозова только с остатками отряда: первые два эшелона выступили уже 19 и 21 марта, то есть дня за три до его приезда. Отряд состоял из 12 рот: 5 кабардинских, 2 дагестанских, 3 самурских и 2 ширванских; 16 орудий и 4 сотен Терского войска, из числа которых 2 сотни, из Красноводска, должны были присоединиться к отряду на кол. Дзоюруке. Отряд шел на Бугдайли, Дзоюрук, Топие-тан, Джамалу, Игды, Измыхшир и т. д. В Игды рассчитывали прибыть 22 апреля, а в Измыхшир 9 мая. Таким образом, в Киндерли пришлось отправить только одну сотню конно-иррегулярного полка, 2 орудия и 8 рот Ширванского полка, которых захватил Золотарев. Нигде, как в военном деле, не оправдывается так часто и так наглядно известное правило: «На службу не напрашивайся, от службы не отказывайся»; нигде не утешает судьба так часто «последних» надеждою попасть в первые! Поставят кого-нибудь, за наказание, на самую невидную батарею, как Щеголева в Одессе во время бомбардирования ее англичанами в 1854 г., а неприятель, как нарочно, только о ней и заботится, точно хочет дать Георгия бедному, загнанному прапорщику! Недовольно начальство каким-нибудь неудавшимся майором, как Штемпель в Самарканде в 1868 г., засадит оно его комендантом в дрянное укрепление, а само пойдет далее пожинать лавры, — а смотришь, майор попал в осаду и отсиделся благополучно, его подчиненные молодцами отбили штурм, и беленький крест «по статуту» красуется на майорской груди!

Оставшиеся в Чекишляре ширванцы, конечно, отложили всякое попечение о славе и наградах, а между тем попали в Хиву, да еще через Мангышлак, тогда как двинувшиеся более прямой дорогой вовсе не дошли!

Причиной последующей неудачи движения Маркозова прежде всего следует считать именно то, что он пошел не по Атреку и Сумбару чрез Уила-Чешме и Кизыл-Арват, а степною дорогой, через колодцы Бугдайли, Айдин и т. д., ближе к Каспийскому морю. Боязнь опоздать заставила его выбрать более короткий путь, но это-то и погубило все дело: по пути на Кизыл-Арват и люди, и лошади, и верблюды шли бы с водой и кое-каким подножным кормом, а потому сохранили бы еще свои силы для тяжелых переходов к колодцам Орта-кую и Измыхширу, а по пути на Топие-тан они напрасно израсходовали эти силы заранее.

Да и выиграть можно было не Бог знает сколько верст: обе дороги сходятся у колодца Игды и далее идет уже одна на Орта-кую и т. д.

Верблюды были так слабы, что вьюки решено было ограничить 5–7 пудами (обычно — 16 пудов). Падеж заставлял несколько призадуматься, но, принимая во внимание, что съедаемое продовольствие освобождает ежедневно несколько десятков верблюдов и что рекогносцировка 1872 года была произведена почти с таким же по силе отрядом, а верблюдов было почти вдвое менее, можно было еще рассчитывать на успех.

Роты выступили в составе 120 штыков, оставшиеся от каждой роты 30–35 чел. слабых, сведены в 2 сборные роты. Вообще санитарное положение Чекишлярского и Красноводского отрядов было довольно удовлетворительно (больных 124 в Чекишляре и 40 в Красноводске), несмотря на неблагоприятные условия Чекишлярского укрепления, каково, например, неизбежность переносить на людях по колени в воде все тяжести при нагрузке и разгрузка судов…

Перейдем теперь к Мангышлаку.

Получив приказание заготовить для Красноводского отряда до 3000 верблюдов, начальник Мангышлакского приставства полковник Ломакин сообщил свои соображения о необходимости занять для этого уроч. Биш-Акты с достаточными силами. Урочище это лежит в 350 верстах от Александровского форта, в центре киргизских зимовок. Предполагалось, что стада кочевников обременены молодым приплодом и не в состоянии скоро двигаться, — значит, от нас не уйдут. Соображения свои Ломакин сообщил еще 9 декабря 1872 г. Полученное по телеграфу одобрение послужило поводом приступить «к необходимым для сего приготовлениям». Приготовления эти тянулись до 20 января, когда получено было по телеграфу уже категорическое приказание из окружного штаба. 21-го числа, в мороз от 7 до 10°, Ломакин выступил наконец для сбора верблюдов с отрядом из 2-х сотен казаков и 80 стрелков.