Странные вещи - Эли Браун

– Должен? Надоеда указывает Кобальту, что он должен делать, а чего не должен?

Снизу донеслись смешки – завсегдатаи ловили каждое слово, как зрители в театре.

– Просто расскажите мне, как она умерла, или…

– О небо, это становится скучным. – Кобальт щелкнул пальцами, и по лестнице торопливо поднялся хозяин таверны, готовый схватить Клевер за шиворот. Под смешки и улюлюканье посетителей здоровяк потащил Клевер вниз.

На середине лестницы Клевер выкрикнула, обернувшись:

– Я бросаю вам вызов, мистер Кобальт!

В таверне снова все стихло, и хозяин остановился.

– В чем конкретно заключается вызов Кобальту? – спросил Кобальт.

– Я могу узнавать секреты не хуже, чем вы, – сказала Клевер. – И для этого мне не нужна старая обтрепанная шляпа.

– Бедная девочка свихнулась! – выкрикнул кто-то.

– Пусть попробует, – сказал кто-то еще.

Отозвался и Кобальт.

– Что ж, надоеда, покажи мне свой фокус.

– Если я докажу, что могу это сделать, вы скажете мне то, что я хочу знать. И вернете саквояж моего отца.

Кобальт захихикал – сухой звук, как если бы по железной крыше катились желуди.

– Надоеда хочет поиграть в мою игру? – перегнувшись через перила, он указал на обросшего мужчину в толпе. – Видишь этого человека? Майло Талбот…

– Только не я, – вздрогнув, взмолился Майло. – Умоляю…

– Видишь, надоеда? Майло уже умоляет. Секрет Майло не стоит больших денег, но Майло готов на все, чтобы Кобальт ничего не рассказал его сестре. Как ты думаешь, стал бы Майло есть свою рубашку? А давай проверим, будет ли.

Майло замер.

– Ну? – подбодрил Кобальт. – Давай!

Майло сорвал с себя рубашку и, порвав ее в клочки, стал скатывать их и заталкивать себе в рот. Он плеснул в рот пива, пытаясь протолкнуть в горло лоскутки хлопковой ткани.

– Перестаньте! – крикнула Клевер.

– Бодрее, тебе не хватает огонька, парень, – Кобальт приветственно поднял свой стакан.

Майло стал жевать быстрее, кашляя и давясь. Он затолкал себе в горло половину рукава, но посинел и замертво свалился на пол. Обступившие его успели вытащить рубашку и колотили несчастного по спине, пока он снова не начал дышать.

– Можешь заставить человека съесть собственную рубашку? – спросил, ухмыльнувшись, Кобальт.

Клевер не находила слов.

– Секреты – это часть нас, – промурлыкал Кобальт. – Секреты – это сила. Ступай домой, надоеда, пока тебе не сделали больно.

– Я не жестокая, – сказала Клевер. – Но все равно умею раскрывать секреты. Вы принимаете мой вызов?

– Пусть попробует! – опять выкрикнул кто-то.

– Превосходно, – Кобальт взмахнул рукой. – Найди мне что-нибудь лакомое.

– Если я сумею это сделать, – настаивала девочка, – вы дадите мне то, что я хочу?

– Да, да. Может, нам еще подписать контракт и заверить у судьи? Показывай, что ты хотела.

Клевер сделала несколько шагов, рассматривая лица пьянчуг. Бедняга Майло тихо всхлипывал в углу. Клевер попыталась собраться, успокоиться и взглянуть на этих людей как врач. Большинство из них жили и работали в Брэкенвиде. Она сосредоточилась, обращая внимание на мельчайшие детали: мозоли на указательных пальцах от инструментов, обрабатывающих кожу; сажу за ушами от работы у печей; язвочки на руках от едких дубильных жидкостей.

Но один человек оказался особенным. У него были шрамы на костяшках пальцев. Ухо было похоже на цветную капусту, а нос – на расплющенный инжир.

– Этот человек в молодости был кулачным бойцом, – объявила Клевер.

– Это не секрет, – ответил тот. – Я был лучшим в штате.

Толпа разочарованно зашумела. Надо найти что-то другое, поняла Клевер. Она обратила внимание на то, что у одного из зевак изо рта пахло мокрыми перьями.

– Этот человек, – сказала она, – вчера лег спать с головной болью, а когда проснулся, все суставы так болели, что он переваливался, как утка, пока не расходился немного.

– Это правда, – удивился человек. – Как ты узнала?

Такой запах бывает только у больных немецкой корью, но Клевер не стала об этом рассказывать.

– А у этого, – она ткнула пальцем в следующего, почувствовав запах гнилых груш, свойственный сахарной болезни, – чешутся пальцы на ногах, и сейчас, вот прямо в этот момент, он мечтает о ночном горшке.

– Ты что, ведьма? – спросил человек.

Многие захлопали и одобрительно закричали. Клевер подняла взгляд на Кобальта, но тот только закатил глаза.

– Ничтожные хвори? – хмыкнул он. – Это не настоящие секреты.

Но в толпе все еще переговаривались. Кобальта все ненавидели, и странная маленькая девочка, способная бросить ему вызов, вызывала общий интерес.

– Еще, давай еще! – выкрикнул кто-то, и толпа притихла, когда Клевер забралась на стол, чтобы лучше видеть. Это был ее единственный шанс узнать правду о матери или хотя бы вызволить инструменты отца. Если сейчас она провалится, у нее не останется ничего.

Всматриваясь в лица завсегдатаев таверны, прислушиваясь к их дыханию, Клевер видела, как они переминались с ноги на ногу и почесывались в ожидании. Никого не интересовало то, о чем человек и сам мог рассказать кому угодно. Так ей было не победить. Нет, ей нужно было обнаружить что-то, что они хотели бы скрыть.

Клевер смотрела. Скошенный башмак косолапого, редкие усы на заячьей губе. Она заметила желтоватую кожу людей с больной печенью и прищуренные глаза близоруких. Увидела тела, искореженные нищетой и несчастными случаями. Люди жили, как могли, они ничем не отличались от пациентов в Роуз Роке или Зубчатой прерии. Перед Клевер была комната, полная историй. Жизнь обточила эти тела своим резцом, сделав их такими. Надежда и случай оставили свои еле заметные письмена – если бы только она смогла их прочитать.

В выжидательной тишине Пресноводная гремучая гадюка ударила погремушкой на хвосте в стенку банки. От звука, похожего на звон стеклянного колокольчика, по спине Клевер пробежал холодок. Наконец Клевер сделала свой выбор. Указала на трех мужчин, одного за другим, и заговорила.

У первого была отвисшая губа, а руки дрожали, как у старого солдата, изможденного скверным питанием.

– Этот человек праздновал окончание Луизианской войны на больничной койке.

Второй носил на руке тонкий серебряный браслет с подвеской в виде голубя – о таких рассказывал ей отец.

– Этот человек женился на женщине из племени окиква.

Наконец, она указала на третьего, со странно неподвижной шеей – нечто подобное Клевер видела только однажды.

– А этот человек… – она замолчала. Полной уверенности не было – но это был ее единственный шанс. – …был преступником. Его приговорили к виселице и повесили. Давным-давно… но веревка его не убила.

– Она попала в точку, Кобальт! – закричали первые двое.

Все взгляды обратились на третьего мужчину, который пронзил Клевер таким злобным взглядом, что она поняла, что не ошиблась. А еще она поняла, что сказала слишком много. Она так рвалась к победе, что сделала то же, что делал и Кобальт. Слишком глубоко копнула чужую жизнь и обнаружила то, что следовало оставить закопанным.

– Насчет третьего я неправа! – крикнула она, пытаясь исправить то, что натворила. – Это ошиб…

– Нет! – оборвал ее висельник. – Это не ошибка. Если кому-то и суждено открыть мой секрет, то уж лучше этой странной девчонке. Она делает все то же, что и ты,