Жена - девочка - Майн Рид
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Военные мундиры на них вполне соответствовали нынешней обстановке. Правда, их одежда совершенно отличалась от той, что обычно носят в этой стране в мирное время, когда крестьяне пасут свиней, а пастухи мчатся галопом вслед за стадами диких жеребцов и крупного скота. Но теперь в Араде размещался штаб венгерской армии, и дороги вокруг него ежечасно топтали сапоги солдат гонведа и копыта гусарских лошадей.
Армия патриотов силой менее тридцати тысяч солдат выдвинулась в Вилагос, чтобы встретить там австро-русскую армию, в четыре раза превосходящую ее по численности; генерал Гёргей командовал с одной стороны, и Ридигер[47] — с другой.
Два вышеупомянутых всадника достигли Арада накануне вечером, прибыв с запада. Они приехали слишком поздно и не успели выступить вместе с армией патриотов. Теперь, на рассвете, они спешили догнать ее.
Их униформа, как мы уже отмечали, не походила ни на один из видов одежды, которую носят обычно венгры. Не походила она также ни на один из видов военной амуниции, которую можно увидеть на их врагах из армии союзников. Оба они были одеты почти одинаково: простые темно-синие пиджаки, панталоны с золотым шнурком ярко-синего цвета и полосатые фуражки.
Вооружены они были револьверами Кольта — в то время еще малоизвестными, — находившимися на изношенном поясном ремне, стальными саблями, удобно подвешенными на бедрах, и короткоствольными винтовками Джагера позади них; их снаряжение выглядело достаточно воинственно, — очевидно, что эти два путешественника собирались принять участие в войне.
Об этом говорили также их беспокойные взгляды, устремленные вперед, и путь, по которому они гнали своих лошадей, словно опасаясь опоздать к началу сражения.
Их отличала разница в возрасте: одному из них было более сорока, в то время как другому около двадцати пяти.
— Не нравятся мне эти окрестности Арада, — сказал старший, когда они через какое-то время остановились, чтобы дать лошадям передохнуть.
— Почему, граф?
— Кажется, в воздухе скопились отрицательные заряды — своего рода всеобщее недоверие.
— Недоверие к чему или к кому?
— К Гёргею. Я видел, что люди потеряли доверие к нему. Они даже подозревают, что он предатель и думает о капитуляции.
— Как! Гёргей же их любимый генерал! Разве не так?
— В старой армии — да. Но не в армии нового призыва. По-моему, с ним произошла самая неприятная история, какая только могла случиться. Это старая неприязнь регулярных солдат к добровольцам. Он ненавидит солдат гонведа и Кошута, создавшего это войско, так же, как в нашей маленькой мексиканской перестрелке были натянутые отношения между выпускниками Вест-Пойнта и недавно сформированными полками.
Тысячи ослов как в Венгрии, так и в Соединенных Штатах, полагают: чтобы стать солдатом, человек должен пройти некое обучение по традиционной, установившейся методике, — они забывают о Кромвеле из Англии, Джексоне из Америки и о многих других, которые подобного обучения не проходили. Итак, эти средние умы, привыкшие к подобным мыслям, полагают, что Гёргею следует доверять только потому, что он уже служил когда-то офицером в австрийской регулярной армии, вот поэтому они и поручили ему ведение нынешней кампании без всяких сомнений. Но я-то хорошо его знаю. Мы вместе обучались в военной школе. Это хладнокровный и коварный товарищ, с головой химика и сердцем алхимика. Из себя он ничего не представляет. Блестящие победы, достигнутые венграми, — а они на самом деле были блестящими — это энтузиазм пламенных мадьяров и заслуга таких генералов, как Наги Сандор, Дамджанич и Гуйон. Нет никаких сомнений, что после успехов на Верхнем Дунае армия патриотов была способна без всякого риска дойти до Вены, и там смогла бы продиктовать свою волю Австрийской империи. Охваченные паникой войска императора полностью освободили дорогу, и вот, вместо того чтобы преследовать врага, как сообщали в новостях, победивший генерал со своей армией повернул обратно, чтобы приступить к осаде крепости Офен! Чтобы захватить незначительный гарнизон менее чем из шести тысяч солдат! Шесть недель было потрачено на эту абсурдную осаду, вопреки советам Кошута, который никогда не отказывался от мысли поскорее начать поход на Вену. Но Гёргей делал только то, чего как раз желали австрийцы, — он дал северным союзникам время, чтобы прийти на помощь врагам, и они пришли.
— Но Кошут ведь был командующим армией — главнокомандующим! Разве он не мог отдать команду к походу на Вену, о котором ты говоришь?
— Да, формально он командовал всеми, он мог дать команду, но фактически ему не подчинялись. Гёргей сумел подорвать его влияние, настраивая военных против него — то есть тех из них, кто имел зуб на Кошута, старых вояк, кого он настроил против новых налогов и гонведа. «Кошут — не солдат, он всего лишь адвокат», — сказали они, и этого было достаточно. При всем при этом Кошут представил гораздо больше доказательств владения военным искусством и искусного руководства военными действиями, чем Гёргей и вся его клика. Он организовал двухсоттысячную армию, вооружил и обмундировал ее. И все это он создал абсолютно на пустом месте! У патриотов имелось только две сотни фунтов пороха и явно недостаточное количество оружия, когда все это начиналось. Но отыскалась селитра, и железо было выплавлено, и орудия были доставлены. Да, за каких-нибудь три месяца появилась сильная армия, такая же, как у Наполеона, и этим можно было гордиться. Мой дорогой капитан, это — лучшее доказательство гениальности военного, чем победа в дюжине сражений. Все это сделал один Кошут. Он сам делал все это, каждую мелочь. Лайош Кошут не полководец? На самом деле, не было еще ни одного такого гения, включая Наполеона. Даже в последней истории с Офеном, как теперь ясно, он был прав; и они обязаны были прислушаться к его призыву «На Вену!»
— Да, теперь ясно, что это была неудача, грубая ошибка.
— Не так уж и ясно, капитан, не так уж и ясно. Мне очень жаль, но это не так. Есть причины опасаться, что все это гораздо хуже.
— Что ты хочешь сказать, граф?
— Я хочу сказать, что это измена.
— Измена?!
— Да, возвращение назад с целью бессмысленной осады — это очень напоминает измену. И все эти постоянные отступления правого фланга у Тиссы, вместо того, чтобы перейти ее и соединиться с Сандором. Каждый
