Патриций - Галина Полынская

– Вихрь, созданный Шарепо, возник в районе Гавани. Теперь представь себе картину: из Транспортного, как из вагона на перрон, выходит мужчина в пальто, помятой шляпе, с тремя чемоданами и двумя пацанами – трех и пяти лет подмышками. И первое, что он произнес, ступив на землю инопланетную: «Извините, вы не подскажете, где здесь ближайшая гостиница?» Понимаешь, он не случайно попал в Вихрь, а рассчитал его, он приехал не исследовать иные миры, а просто жить, просто жить. Георг лично беседовал с ним и удовлетворил все его просьбы. Шарепо получил жилье, средства к приличному существованию и вскоре открыл ресторан «Лувим», позже появился один из элитных гостиничных комплексов Марса с одноименным названием. Его трехгодовалый сынишка Лев-младший воспитывался в Спец. Штате. Конечно, для воспитания в Организации он был великоват, но в качестве эксперимента сделали исключение, хотелось выяснить, способны ли земляне развивать свои физические и интеллектуальное возможности наравне с представителями других цивилизаций. Эксперимент увенчался успехом, Лев младший показал блестящие результаты и многого сумел добиться. Ты его наверняка знаешь…

– Не уверена, – Анаис рассматривала руки полуволка.

– Его имя на Марсе – Теригор.

– Не может быть! – изумилась Анаис. – Теригор? Помощник главы Отдела Безопасности Межпланетных Сообщений? Он – землянин? Сын того… самого?

– Да, – с улыбкой кивнул полуволк, – сын того самого. Второй сын Шарепо – Константин, носит имя Беверь, живет на Дэймосе…

– Я знаю его, – махнула рукой Анаис, – он в составе Ордена Эмиграции. Довольно. Я все уяснила. Не важно, где ты родился и кто ты, главное, что ты собой представляешь. Все понятно.

– Рад, что мы так хорошо поговорили о Максе, – улыбнулся полуволк.

Отчего ценится только то, что теряется? Отчего жизнь становится особенно прекрасной и желанной только в переходный момент смерти? Отчего, вглядываясь в мертвое лицо друга, пытаешься взахлеб досказать ему всё? всё… как он дорог, как нужен, как любим… И хочется кричать во все горло от злости на самого себя – когда он был жив, думалось: всегда успею всё сказать… «Открой глаза! Слушай, открой на минуту! Я скажу тебе только одно слово! Только одно „люблю“, то самое недосказанное „люблю“! То самое недосказанное „прости“… мне же нужно досказать тебе то… мне же нужно досказать тебе всё!.. все, что не сказалось за всю жизнь, я умещу в одну секунду, ты только открой глаза на эту секунду… слышишь? Слышишь?!»…

Анаис тщетно пыталась уснуть до самого рассвета, но не смогла, оделась, спустилась по бесконечным лестничным пролетам и вышла на центральные ступени Дворца.

Светало. Снег почти сошел. Черные деревья тянулись мокрыми, еще слабыми ветками к низкому серебристо-серому небу. Ни ветринки… тишина такая, что можно оглохнуть, и туман… голубоватый туман, невесомо оседающий на ресницах.

– Не спится?

Анаис обернулась. На верхней ступени, прислонившись к колонне, стоял Патриций, в руке его дымилась сигара, и тонкие струйки белесого дыма, путаясь, распадались на волокна в неподвижном воздухе.

– Да, не могу уснуть, – нервно повела плечами Анаис. – Вы тоже?

– Нет, я просто рано встаю, – Владыка спустился ниже. – Такая красота, разве можно спать, когда начинается весна? Все это нужно увидеть. Скоро начнутся весенние празднества…

– Если к этому времени не отдадут Глаз Идола, что будет с мальчиком?

– Я его убью.

Анаис вздрогнула, Патриций улыбнулся.

– Если ты действительно хочешь остаться во Дворце, надо перестать вздрагивать и научиться спокойнее относиться ко всему. У мальчика слишком большой потенциал, в дальнейшем его невозможно будет держать под контролем. У меня уже был один… печальный опыт.

– Алмон?

Георг стряхнул сигарный пепел за лестничные перила и произнес:

– Второе: вопросы, произносимые вслух, да и вообще вопросы ни к чему хорошему не приводят. Научись мыслитьответами, а не вопросами.

– Я научусь, – слишком поспешно для хорошего ученика откликнулась девушка, – я все буду делать… все, что вы скажете.

– Ты действительно так хочешь остаться в этом доме или это просто стремление жить? – Патриций взглянул на лицоАнаис, размытое утренним туманом.

– Не знаю… должно быть, и то и другое. Я все бы отдала за то, чтобы быть вашей настоящей дочерью!

– Все бы отдала? А что у тебя есть?

Девушка осеклась.

– Третье: попробуй думать о своих словах прежде, чем произнесешь их. За одно неверное слово можно расплатиться всеми жизнями.

– Простите… Но я всему научусь! – ее глаза горели потаенной лихорадкой. – Всему! Ваша дочь не в состоянии понять, оценить, осознать собственное счастье! Иметь такого отца, как вы, – высшая награда!

– Ты так думаешь?

– О, да! Я влюбилась в вас с первого взгляда, как только увидела на портрете! Я видела все ваши портреты во Дворце!

– Навряд ли все, – усмехнулся Георг. – Терпеть не могу собственных портретов. Когда я один в Зале, это уже много, а когда нас двое-трое, это уж слишком.

– А я была поражена, увидев ваш портрет в Галерее… и поняла, что должна вызволить вас… я в вас влюбилась…

– Не слишком ли часто для «дочери» ты повторяешь: «влюбилась»?

– Но это действительно так! И… я…

– Ты действительно хочешь остаться во Дворце? – слегка поморщился Патриций.

– Да!

– Тогда отбрось всю эту чушь и слушай. Я хочу дать шанс тебе, себе, всем. Двух дочерей быть не может, тем более таких разных. Да и мне уже порядком надоела вся эта суета, а ей конца и края не видно.

– Я…

– Тихо. Так вот, я могу вдохнуть в тебя Жизнь, но для этого мне понадобится Анаис настоящая.

– Ей придется умереть?

– А как ты думаешь?

– Ладно… А как же заполучить Анаис? Возле нее постоянно вертится всякий сброд, который не покидает ее ни на минуту. Взять хотя бы этого волка…

– Волков я попросил бы не трогать.

– Простите…

– Прощаю. Так вот, сложности, конечно же, будут, но если ты хочешь добиться результата, ты добьешься.

– Вы полагаете, у меня получится?

– А ты как думаешь?

– Без вас я бессильна!

– Люди могут быть бессильны только без собственных мозгов, в остальном у них, как правило, все получается.

– Владыка, я не могу выразить словами…

– И не надо. Идем, позавтракаем.

Собрав вещи, друзья подошли к небольшому частному космодрому, принадлежавшему Алмону и Анаис. В окружении пяти малых «лодок», возвышался огромный величественный корабль.