Голова Медузы Горгоны - Валентина Пономарева

Когда подъезжал с ребятами к центру, заметил, что со всех сторон тянутся к стансовету люди. Поравнявшись с несколькими стариками, Яков придержал коня:

— Что случилось, отцы?

Белый как лунь дед повернулся к нему лицом, хотел, видно, что-то сказать, да так и застыл, растерянно заморгав. Спохватился и с радостным криком «Погодь, погодь малость!» кинулся к Якову.

Да, это был Егор Молчун, вырванный Гетмановым тогда под Курской из самого пекла.

Яков спрыгнул с коня и обнял деда Егора. Тот радостно похлопывал его по плечу и все повторял:

— А ить я тебя сразу узнал, паря… Сразу узнал…

— Ну вот видишь, остался ты жив-здоров. А не верил тогда мне.

— Я ж говорил, заместо сына родного будешь. — Дед Егор даже прослезился, вспомнив свои мытарства. — Однако и досталось мне тогда, милок. Ваши-то за бандюгу меня приняли, никак не верили, что добровольно я… Потом уж только, после боя, повели меня к главному. Он-то и велел отпустить, когда про Гетмана — про тебя, значит — услыхал. Все как есть рассказал я по порядку, да и подался к своей старухе…

— А сейчас-то куда спешишь?

— В Совет идем. Говорят, там свежая газета пришла. Слух такой пошел, что Лаврова поймали. Чать, слыхал про такого…

— Слыхал, а то как же… — усмехнулся Яков. Взял повод в руку и зашагал рядом с дедом Егором.

Подошли к стансовету. Народ уже плотно стоял на крыльце, и протиснуться внутрь не было никакой возможности. Задние напирали, требовали тишины, передние шикали на них — от этого гул становился еще громче.

Наконец, чуть поутихло, и на крыльце тоже стал отчетливо слышен звонкий девичий голос:

— После длительной и напряженной работы органов охраны захвачена в Нальчике и ликвидирована оперировавшая на юго-востоке в течение двух с половиной лет вооруженная банда белогвардейцев под руководством бывшего полковника Лаврова…

Девушка, как видно, читала газету не в первый раз, и те, что стояли впереди и слышали начало, поторапливали ее:

— Подробности давай!

— Непрерывно преследуемый агентами Терской губчека, полковник Лавров со всей своей бандой принужден был покинуть Терек и укрыться в Кабарде… — Девушка вдруг закашлялась, остановилась на минутку.

Тут же ее сменил мужчина, голос которого Якову был удивительно знаком.

— Вместе с полковником Лавровым Советскими властями были задержаны также все его близкие помощники. Самая операция поимки всей банды произведена спокойно, по плану и без жертв чекистов.

«Неужто Сергей?» — Яков все еще не верил себе. Стал потихоньку пробираться вперед.

— Из Нальчика сообщают. Во время допроса арестованного полковника Лаврова последний нагло сказал: «Я за эти годы столько перебил коммунистов, сколько вы еще огурцов не съели…».

В комнате возмущенно загомонили, послышались выкрики, колкие словечки в адрес Лаврова. Яков ступил, наконец, на порог и заглянул через головы людей. Так и есть: за столом стоял Сергей Горлов и держал в руках газету «Власть Советов». Рядом с ним сидела незнакомая Якову девушка, худенькая, ясноглазая.

Едва Горлов кончил читать и поднял голову, Яков тихонько подал голос:

— Серега!

Сергей недоуменно оглянулся по сторонам, увидел друга и громко крикнул:

— Яшка! Черт старый! Как ты сюда попал?

Вокруг заулыбались, расступились и дали Якову пройти.

Друзья крепко сжали друг друга в объятьях.

Когда улеглось волнение первых минут, Сергей подвел Якова к девушке за столом и, смущенно краснея, представил:

— Познакомься: моя жена… Лена.

Яков оторопело глянул на него и тоже почему-то покраснел. Лена, улыбаясь, протянула руку. Гетманов осторожно пожал ее и снова непонимающе уставился на Сергея. Тот, переглянувшись с Леной, расхохотался:

— Ну, чего смотришь? Не веришь?

Яков отрицательно качнул головой.

— Мы с Леночкой у Васищева были, — уже серьезно сказал Горлов. — Свадьбу нам полагалось сыграть. Может, так бы и не согласилась, — он хитро глянул на жену, — да Яков Арнольдович приказал. Приказ есть приказ, надо его выполнять.

Сергей подошел к Лене и ласково обнял ее за плечи.

— Тогда… поздравляю! — нашелся, наконец, Яков. — Ну погоди, пострел! — шутливо погрозил он Сергею, — мы с тобой еще посчитаемся дома!

— Ага! — весело ответил Горлов. — Мы вот тут политработу проведем — и в Пятигорск. Распишемся. А тебя в свидетели возьмем.

— Ладно, — примирительно сказал Яков. — Там видно будет. У меня тут еще дела есть.

А сам еще раз исподтишка показал Горлову кулак. Лена все-таки заметила, рассмеялась. Сергей, провожая Якова на крыльцо, шепнул:

— Она чудесная, ты увидишь сам!

— Вижу уж, — ворчливо пробурчал Гетманов. Глянул в глаза другу и с неожиданной грустью добавил: — Я тебя понимаю.

Вскочил в седло и на прощанье помахал молодоженам.

Путь его лежал через Моздок на Эдиссею.

Стамбульский поезд, наконец, остановился. Из вагонов посыпались пассажиры, зазывно выкрикивали носильщики и извозчики. Кто-то смеялся, кто-то плакал…

С подножки вагона равнодушно смотрел на гомонящую толпу стройный худощавый мужчина в цивильном костюме. Затем он обернулся, принял от кого-то небольшой саквояж и помог сойти на перрон красивой молодой женщине.

Она огляделась вокруг и тихо прошептала:

И очи голубые, как лазурь,Она сидит, на запад устремив;Но не зари пленял ее разлив;Там родина! Певец и воин тамНе раз к ее склонялися ногам!..

— Успокойся, Нина. Идем, — сказал мужчина. — Мы еще вернемся с тобой на родину…

— Не надо, Сережа, не надо… — попросила женщина и взяла своего спутника под руку.

Они безучастно шли сквозь шумную толпу все дальше от перрона — княгиня Муратова и возвращавшийся в белоэмигрантскую ставку генерала Врангеля полковник Лукоянов.

Не скоро еще придется встретиться друзьям. Чередой нахлынут новые хлопоты, связанные с объявленной в газетах амнистией бело-зеленым, желающим возвратиться к мирному труду. С отрядом красноармейцев исколесит Гетманов буруны, выявляя мелкие группы бандитов. Промелькнут в его жизни разные солнышкины, осман-боковы и другие атаманы. Будут встречи с ними, где единственным оружием Якова останется правдивое партийное слово. Будут и опасные схватки, исход которых решит личная отвага чекиста.

Это уже позднее появится у него серебряный именной портсигар, а затем и «боевой конь по кличке «Космач» одного аршина тринадцати вершков росту», как будет записано в удостоверении.

«За все свои заслуги в совокупности перед пролетарской революцией на фронте беспощадной борьбы с бандитизмом и контрреволюцией и укрепления Советской власти в местах, особо зараженных контрреволюцией, с постоянным риском для жизни, тов. Гетманов Яков Елисеевич должен быть, безусловно, отмечен награждением высшей боевой наградой Республики — орденом «Красного знамени», —

так в ноябре 1927 года, в канун десятилетия Октябрьской революции напишет о Якове полномочный представитель ОГПУ на Северном Кавказе.

Награды придут позднее.

Получат ордена и Бухбанд, и Гетманов, и Горлов. С гордостью будет показывать иногда Сергей сыновьям именной маузер, врученный ему Республикой рабочих и крестьян за храбрость и мужество в борьбе с врагами революции.

Все это будет значительно позже. А в то время лучшей аттестацией им было постановление станичного схода, копия которого пришла в губернский отдел ГПУ. Поступила она с вечерней почтой, когда Яков Арнольдович Бухбанд пригласил к себе для беседы Горлова.

Давно уже начальник оперативного отдела внимательно следил за каждым шагом молодого чекиста, терпеливо поправлял его ошибки и радовался тому, что их становилось все меньше. Свои симпатии к этому смышленому пареньку из рабочих Бухбанд умело скрывал за деловой строгостью и высокой требовательностью, всячески помогая ему обрести уверенность и разумную самостоятельность в решениях и действиях.

Просмотрев только что поступивший документ, Яков Арнольдович отодвинул его в сторонку, побарабанил пальцами по столу и быстро глянул на Сергея. Тот пристроился за соседним столиком и дописывал свой отчет о проделанной в уезде работе, скрипя пером и что-то нашептывая себе под нос.

— Закончил?

Горлов тут же оторвался от бумаги и смущенно улыбнулся:

— Многовато получается, а хотелось еще о настроениях казачества вставить…

— Об этом можно и устно.

— В общем, поверили нам. Один такой момент запомнился. Группу зеленых тогда уже разоружили. Ждали в станице еще партию раскаявшихся. До этого направили к ним с верховым газету с амнистией. А беспартийное учительство, которое искренне сочувствует советской власти, устроило митинг. Были на нем и те, что раньше сдались и вернулись из бурунов. И вот в разгар митинга прискакал верховой и говорит, что ответа не привез, но, мол, газету читают и раздумывают. Мы после митинга решили ехать. А казаки тревожно так смотрят: не заберем ли с собой тех, амнистированных. Так толпой и провожали до околицы, а уж там загомонили: вот, гляди-ка, сдержали слово, одни поехали, не тронули зеленых, в станице оставили. И проводили нас хорошо. А по дороге отряд нагнал верховой из банды. Куда, говорит, сдавать оружие. Атаман послал. Мы их в станичный совет направили. Дескать, там ваша станичная власть, ей и решать…