Ближний Восток, Византия, Славяне - Н Пигулевская

ВРЕМЯ ПРОИСХОЖДЕНИЯ МАРТИРИЯ И ЕГО ИСТОРИЧЕСКАЯ ЦЕННОСТЬ

Болландисты снабдили свое издание далеко не благоприятным отзывом, в котором они лишили мученичество всякой исторической ценности: "Nos qui martyrium ipsum fabulosum esse totum credimus" (p. 451 nota q.).

Между тем такая строгость может быть не вполне обоснована. Прежде всего обозначалось ли как-нибудь точно время, в которое пострадал Кириак? L дает указание - regnante Juliano tyranno anno secundo (Ms. S. Maximini - regnante Juliano tyranno), слово тиран с большей или меньшей уверенностью можно все же отнести на счет греческого подлинника, причем второй год правления Юлиана, царствовавшего в 360- 363 гг., подходит как дата его персидского похода. Этим создается впечатление знания исторических обстоятельств того времени. Дальнейшая часть фразы в латинском мартирии объясняет заключение греческого и сирийского текста - nobis autein (разумеется, regnante) domino nostro Jesu Christo. В рукописи S. Maximini эта прибавка отсутствует. Вызвана она могла быть только благочестивым неудовольствием признавать царствование Юлиана, отступника и мучителя, поэтому и оказалось необходимым прибавить (nobis autem . . .), что для христиан и в правление этого императора продолжалось царствие Иисуса Христа. Между тем и в G, и в S указание на царствование Юлиана уже выпало, а сохранились не имеющие значения выражения: ???????????? ??? ?????? ???? '????? ???????.

Сама форма латинского текста заставляет думать, что первоначально мартирии был помечен царствованием Юлиана, а наименование тиран указывает на греческий оригинал.

Другая попытка вставить мученичество в исторические рамки заключается в указании на императрицу Елену и римского первосвященника Евсевия, который рукоположил Иуду в сан епископа Иерусалимского. Евсевий Римский был на папском престоле в 309-310 гг., следовательно, для исторической жизни человека этот срок реален (50 лет до царствования Юлиана). Болландисты возмущены самой возможностью говорить о передвижении папы в Иерусалим и на основании этого отказывают мартирию в какой бы то ни было историчности. Вопрос заключается, конечно, не столько в факте, который передает мученичество и которого никогда не было, сколько в том, что это интересная традиция, указывающая на определенное время. Ссылка на папу интересна с той точки зрения, что Евсевий, по своему происхождению и связям принадлежавший греческому миру, оказался на римском престоле. Возможно, что это придавало его личности особое значение и заставило сделать участником событий. Отнюдь не следует принимать его за Евсевия Никомидийского,24 он всюду носит имя Римского. Если и считать приезд Евсевия в Иерусалим легендарным, то сама связь с его именем представляет исторический интерес. Wotke нашел возможным предположить, что легенда крестовоздвижения (так как о посвящении Кириака рассказывается в ней, а в мученичестве об этом только вспоминается) возникла в Риме. В такой гипотезе необходимости, конечно, нет, хотя влияние латинского мира чувствуется. Тем более что связь Евсевия с этой же легендой подтверждает и Liber pontificalis, сообщая вслед за упоминанием его имени "Sub hujus temporibus inventa est crux Domini nostri Jesu Christi V nonn. mai et baptizatus est Judas, qui et Cyriacus".25

Когда могла возникнуть легенда о мученичестве Кириака? Вопрос, который может быть разрешен на основании косвенных данных. Хронология середины IV в. известна автору мартирия более или менее точно. Подробности мученичества мало историчны: невозможность Евсевия Римского принимать участие в рукоположении Кириака, несообразности в возрасте Кириака и т. п. Преследования и мучения, которым подверг его Юлиан, также не соответствуют историческим сведениям об этом императоре. Однако дается некоторый материал для представления об исторической обстановке, в которой сложился памятник. В мартирии отразились представления о хронологии IV в. Сказались в нем и обстановка, и литературные традиции этого века. Зная Юлиана и его религиозные взгляды, можно оценить тонкое замечание мученичества о том, что статуи не были вовсе поставлены и что божество, к которому Юлиан хочет привести Кириака, - Зевс.

Совершенно во вкусе IV в. длинные рассуждения и диалектические споры Юлиана и Кириака, они напоминают манеру многих литературных произведений Василия Великого или Григория Богослова: веком позже споры о христианстве и язычестве не имели ни остроты, ни интереса. Манера, в которой Юлиан говорит о христианах, называя их галилеянами, а самого Христа галилеянином, выдает знакомство автора мартирия с жизнью этого императора.

Литературные достоинства мартирия проявляются в том, как передана молитва Иуды. Она насыщена ветхозаветными цитатами и реминисценциями, что вполне гармонирует с иудейским происхождением Кириака. Интересна и необычна попытка передать молитву на еврейском языке, как не менее необычна и некая особая манера отношения к евреям в легенде о кресте. Отец Иуды Кириака старается отвести от низших слоев иудейского населения вину за казнь Иисуса, перекладывая всю ответственность на старейшин. Эта черта свидетельствует также о сиро-палестинском происхождении памятника, так как старые народные традиции в какой-то форме нашли в нем отражение.

Подводя итоги произведенному исследованию, перечислим наши выводы:

1. Легенда об "Обретении животворящего креста" Еленой и Кириаком является первой частью мученичества Кириака, обе эти части написаны или обработаны одним и тем же автором.

2. Точной даты мученичество не имеет, оно связывалось с обретением креста, которое в свою очередь не имело фиксированного дня, первоначальной датой следует считать Май-Артемизий-Ияр.

3. Оригинал мученичества Кириака был написан на греческом языке, и латинский, и сирийский переводы восходят к нему. Сохранившийся греческий текст (изданный Керамевсом) не вполне отвечает первоначальному, это обнаруживается из сопоставления его с латинским и сирийским.

4. Автор мученичества происходит из среды греческой диаспоры Малой Азии или Палестины.

5. Мученичество возникло в конце IV в., самое позднее в начале V в.

ЛЕГЕНДА ОБ "ОБРЕТЕНИИ КРЕСТА"

Легенда об "Обретении креста" имеет многочисленных исследователей. Спор о версиях и переводах этого памятника все еще не закончен. Литературная традиция легенды имеет прямую связь с мученичеством Кириака. В той же рукописи Государственной Публичной библиотеки (сирийская новая серия, No 4) есть и текст "Обретения креста" (fol. 74в-84в).

Этот не привлеченный еще издателями текст не имеет больших отличий от известных списков. Вступление с рассказом о явлении креста Константину роднит его с изданием Беджана и рукописью Британского музея add. 12.174. Остальная часть текста близка к кодексу add. 14.644 как в мелочах, так, например, и в рассказе об обретении гвоздей.

Писец кодекса ГПБ имел, по-видимому, несторианские тенденции или образец с такой тенденцией, поскольку он именует в конце "Обретения креста" Марию (Христородицей, а не Богородицей, как в кодексе add. 14.644).

На сирийском языке известны две версии легенды об "Обретении креста": одна связана с именем Елены и епископа Кириака,26 другая - с Петроникой, или Протоникой, женой Клавдия.27 Последняя встречается не только отдельно, но и в составе "Учения апостола Аддая", в полном своем виде опубликованном по той же рукописи ГПБ, в которой находится рассказ об "Обретении креста".28

Изучение этой легенды сосредоточилось вокруг двух тем: 1) в какой зависимости находится версия об "Обретении креста" Еленой от версии о Протонике и 2) каково соотношение греческого, латинского и сирийского текстов между собой,

Язык памятника обратил на себя особое внимание Нестле,29 а затем и Штраубингера.30 Не решаясь высказаться определенно, Штраубингер указанием, что латинский является переводом с сирийского, а не с греческого, косвенно решил вопрос в пользу приоритета сирийского текста.

Благодаря большому числу рукописей, которые весьма богаты разночтениями, самое выделение трех древнейших версий весьма условно. Детали, сближающие латинский и сирийский, имеются, но нет ни одного указания, которое служило бы решающим доказательством. Между тем и за связь латинского с греческим говорит очень многое: общее содержание молитвы Иуды, транскрипция ее еврейских слов, которая, как и в мученичестве Кириака, отсутствует в сирийских рукописях, имеющих в иных случаях свою особую версию, например для эпизода изгнания беса.31 Слова Иуды, приведенные по-сирийски в прямой речи, в латинском и греческом даются в косвенной.32 Помимо этого, сирийский имеет ряд моментов, настолько сближающих его с греческим, что они приводят к мысли о том, что сирийская версия переведена с греческого. Так, в сирийском солдаты называются не только ,33 но и , 34 что вполне соответствует греческому тексту.36 Эти выражения вызвали большое внимание и Нестле, и Штраубингера. Расхождение греческих текстов в наименовании ремесла Павла, в то время как в сирийских текстах апостол единодушно называется , нельзя объяснить разными переводами с сирийского, как это думает Нестле. Скорее иное: разнообразие греческих форм может быть вызвано как богатством языка, так и палеографическими неясностями.