Когда молчит совесть - Видади Бабанлы

«За, удачное замужество нужно бороться! — повторяла она. — Это серьезная борьба, где женщина должна проявить ум, ловкость, а подчас и хитрость. Ради такого дела можно пойти на все. Горе девушкам, что, начитавшись романов и наслушавшись нелепых баек, надеются построить жизнь по велению сердца. Стыд, приличие, репутация — какие старомодные, глупые понятия! Просто девушка беспомощна и бездеятельна. В таком деле, как замужество, надо идти напролом, сметая с пути все препятствия».

Что ж, Мархамат в свое время так и поступала. Она хорошо помнила, каких трудов стоило завоевать Сохраба, на что только не шла она, чтобы разлучить его с любимой. И теперь, исходя из собственного опыта, она мертвой хваткой вцепилась в Вугара, раскидывая прочные сети интриг и ухищрений.

Познакомившись с Вугаром, Мархамат-ханум сразу поняла, что юношу ждет большое будущее. Выдержанный, серьезный, скромный. Со всех сторон слышала она похвалу его таланту и работоспособности. Не так ли в молодости превозносили ее мужа?! Казалось, в Вугаре повторяется сам Сохраб Гюнашли. Можно ли пожелать лучшего дочери?

Одно тревожило Мархамат — Алагёз так непохожа на нее! Стыдливая, застенчивая, она начисто лишена хитрости, расчетливости и уж конечно настойчивости. Изо всех сил старалась Мархамат наставить дочь на ум, сначала отдаленными намеками, потом заводила откровенные разговоры, поучала, читала наставления. Все тщетно! Алагёз оставалась самой собой. Порой Мархамат злилась на дочь, но материнское сердце не знает долгого гнева, и она начинала оправдывать ее: «Бедняжка не виновата, все проклятая болезнь…» Мархамат-ханум не сомневалась в благополучном исходе задуманного дела. Не уйдет от них Вугар! Имеет ли значение, что он любит другую! Временное увлечение. Какой дурак предпочтет дочери профессора дочку простого рабочего? Только надо, чтобы он понял — ни Сохраб, ни Мархамат не станут чинить препятствий его женитьбе. И тогда — сам Сохраб так говорит ни к чему окажутся старания Мархамат, все произойдет само собой.

То, что удалось выведать в Кисловодске у Исмета, не на шутку встревожило заботливую мать. Однажды Исмет в присутствии Алагёз рассказал, что не сегодня-завтра должна состояться свадьба Вугара и Арзу. Накануне отъезда Исмета приезжали, мол, из деревни родственники Вугара, состоялось обручение, назначили день свадьбы.

Действовать надо было быстро и решительно. Мархамат не сомневалась: против ее хитросплетений никто и ничто не устоит.

«Мало ли кто с кем обручился? — думала она. — А потом все лопалось, как мыльный пузырь». Еще находясь в Кисловодске, она разработала подробный план действий. Первое, что нужно сделать, возвратясь в Баку, распространить по городу слух: Вугар настойчиво добивается руки их дочери. Это должно стать известно в институте. Сразу достигалось две цели. Первая: если в научном мире узнают о намерениях Вугара, пути к отступлению будут отрезаны. Отказ жениться на дочери научного руководителя равносилен измене самому профессору. Это значило оскорбить уважаемого человека, бросить тень на его честь. Только сумасшедший может решиться на подобный шаг. Да и общественность не допустит. Вторая цель была куда менее значительной. Мархамат с вожделением предвкушала, как она будет гордиться перед профессорскими женами: «Сгорайте от зависти! Вот какого жениха отхватила наша «больная» Алагёз!»

Узнав, что Вугар успешно завершил работу над своим изобретением, Мархамат решила, что настал момент ринуться в открытый бой.

Дождавшись, пока дочь и свекор уснули, она неслышными шагами вошла в кабинет и, незаметно подкравшись, обняла Сохраба за плечи, прижалась щекой к его лицу. Взглянув на разбросанные по столу листы бумаги, исписанные неразборчивым почерком мужа, она капризно спросила:

— Опять работаешь?

— А что же я должен делать? — сердито ответил Гюнашли, — Целое лето отдыхали, разве мало?

— Работай, радость моя, пусть рука твоя не знает усталости, вкрадчиво промурлыкала Мархамат.

— В таком случае иди в спальню и не мешай мне!

Но Мархамат, пропустив мимо ушей его слова, взяла стул и, усевшись рядом с мужем, прижалась к нему. Гюнашли повернулся, смерив ее из-под очков долгим спокойным взглядом:

— Почему не спишь?

— Не спится, дорогой… Я так люблю смотреть, как ты работаешь, казалось бы, глаз не отрывала… — И, склонившись над бумагами, она с притворным интересом стала разглядывать формулы. — Над чем ты трудишься?

— Тебя это интересует? — насмешливо спросил Гюнашли.

— Конечно! Должна же я знать, чем занят самый дорогой на свете человек, каким новым открытием порадует меня…

Гюнашли ничего не ответил, задумчиво разглядывая лицо жены. Опять она разбередила его старые раны. В молодости он так старался пробудить в ней хоть малейший интерес к своей работе! Как часто, усталый, измученный поисками и неудачами, шел домой, мечтая рассказать жене о трудностях и сомнениях, найти поддержку, посоветоваться. Но Мархамат никогда не понимала и не хотела понимать, чем живет ее муж. Научная работа — главная часть его жизни — не существовала для Мархамат. Почему же теперь она заинтересовалась? Может, возраст сказывается? Говорят, человек к старости становится отзывчивее. Гюнашли внимательно смотрел на жену, пытаясь найти в ее глазах искорку сочувствия и интереса. Нет, глаза были пусты и равнодушны. «Ей что-то нужно от меня», — с тоской подумал он, тяжело вздохнув.

— Ты хочешь что-то сказать мне, Мархи? Говори…

Мархамат оживилась и повеселела.

— Раз ты так добр, отложи на десять минут перо.

Гюнашли нехотя исполнил ее просьбу и, скрестив руки на груди, грустно и выжидающе поглядел не нее. Придвинувшись еще теснее, Мархамат торопливо заговорила:

— Прости меня, Соху, что отнимаю у тебя время…

— Говори же, я слушаю!

— Хочу посоветоваться…

— Прошу!

— Все об Алагёз… Помнишь ли ты, что через три дня ей исполнится двадцать лет?

— Конечно, помню!

— Мне хочется отпраздновать этот день.

— А разве мы каждый год не празднуем? — удивился Сохраб.

— Да, да, конечно! Но в этом году круглая дата. Двадцать лет — дело не шуточное. Пусть все будет торжественно, пышно. Много гостей…

— Пожалуйста, я не возражаю.

Обычно Мархамат, добившись от мужа согласия на свою просьбу, целовала его, обнимала и, сияющая, счастливая, тут же удалялась в спальню. Но на этот раз Мархамат не думала уходить, точно прилипла к стулу. Брови сошлись на переносице, собравшись в черный мохнатый узел. Гюнашли понял: первая просьба была лишь присказкой. Да она никогда бы и не стала советоваться по столь пустяковому делу. «Какой червь точит ее мозг?» — подумал Гюнашли, терпеливо пережидая паузу, и уже не сомневался, что за многозначительной паузой кроется какая-то каверза.

— Сохраб, родной, у меня к тебе важное дело. Очень важное! Ты должен дать слово, что не будешь волноваться…

— Какое еще дело, Мархи, разве разговор не окончен? — сердито спросил Сохраб, давая понять, что у него нет никакого желания продолжать беседу.

— Нетерпеливый! Рта не даешь раскрыть, — грустно усмехнулась Мархамат.

— При чем тут терпение! — вспылил Гюнашли. — Тянешь резину, а я занят!

— Не сердись, радость моя! Пусть все дела идут к черту, лишь бы ты был жив и здоров. Что моя жизнь без тебя, мой светлый? Ради аллаха, не сердись. Ну хочешь, я уйду?..

Она поднялась, но, опершись руками о стол, постояла минуту и снова уселась.

— Видишь, хочу уйти, а сердце не пускает, — пошутила она. — Сидит в моем сердце заноза, вынь ее — уйду.

Гюнашли с трудом сдерживал раздражение, дыхание стало частым и прерывистым.

— Да не тяни, выкладывай начистоту и отправляйся спать. Дай мне спокойно поработать.

Но Мархамат продолжала тянуть:

— Собственно, ничего важного… Я хотела спросить, кого приглашать на день рождения…

— Приглашай кого хочешь, у меня нет времени заниматься такими пустяками! — отмахнулся Гюнашли и, уложив в стопку лежавшие перед ним бумаги, взял в руки перо.

— А если кто из приглашенных придется тебе не по душе? Зачем портить настроение в такой торжественный день?

Гюнашли не ответил, взгляд его застыл на недописанной строке, и Мархамат поняла, что надо как можно скорее высказать главное, иначе муж погрузится в работу, и тогда все ухищрения пропадут даром.

— Понимаешь, — начала она и запнулась, — мне бы хотелось пригласить твоих товарищей по работе, ну, конечно, с женами…

— Кого, например?

— Например?… — Мархамат задумалась. — Директора института, секретаря парткома… и…

— Кого еще? — насупился Гюнашли.

Как произнести имя Бадирбейли и его супруги? Мархамат потупилась, поперхнувшись. Зная о вражбе Сохраба и Башира, она понимала, что надо соблюдать осторожность. А Мархамат так хотелось, чтобы они присутствовали на именинах. Она считала жену Бадирбейли первой и главной своей соперницей в городе, надо унизить ее, продемонстрировав свое благополучие.