Когда молчит совесть - Видади Бабанлы

— Что за глупая манера придумывать прозвища! Нехорошо.

— Это не мы, Сохраб-дадаш, студенты придумали. Они народ веселый, озорной.

— И напрасно придумали! — Гюнашли не на шутку рассердился. — Доказали свою невоспитанность!

— Что посеешь, то и пожнешь. Бадирбейли сам виноват.

— А я говорю, что это невоспитанность и невежество!

— Хи-хи, Сохраб-дадаш, ваша гуманность не знает пределов. Вы готовы защищать даже врага.

— Я никогда ни с кем не сводил личных счетов! Прошу зарубить на носу. Между мною и Баширом Османовичем существуют научные разногласия. Отразиться на наших личных взаимоотношениях они не могут! — резко ответил Сохраб.

— Да вы просто святой, клянусь аллахом! — воскликнул Зия. — У вас щедрое сердце! Но «Бе-бе» не таков. Подвернись случай, не откажет себе в удовольствии попить вашей крови. Вы рождены ангелом, а не человеком.

Мрачный, побагровевший Гюнашли покосился на Зия и молча, не оглядываясь, вышел из столовой.

Зия торжествующе подмигнул Мархамат и крикнул вдогонку:

— Я все понял, Сохраб-дадаш! Включаем Бадирбейли в еписок. Пусть убедится, что ваше сердце чище и прозрачнее родниковой воды!..

Глава восьмая

Разговор с Исметом нарушил душевное равновесие Вугара, в котором он находился все лето, пока жил один. Он наконец понял, что намерения Мархамат-ханум серьезны, дело может принять нешуточный оборот и грозит многими неприятностями. Получив от Зия Лалаева именное, отпечатанное на машинке приглашение на день рождения Алагёз, он окончательно утвердился в своих опасениях. Кажется, он был неправ, сразу же не приняв решительных мер, чтобы пресечь странные поползновения Мархамат. Скоро год, как Исмет ходит мрачный, не разговаривает с Вугаром. Может, он прав? Надо немедленно что-то предпринять, иначе его отношения с братом испортятся навсегда и он всю жизнь будет чувствовать себя виноватым.

Но главная опасность таилась в том, что слухи о кознях Мархамат могли дойти до Арзу. Конечно же девушка сразу отвернется от него, и убедить ее в своей невиновности и непричастности к глупому сватовству будет невозможно.

Твердо, решив не ходить на именины и вообще больше никогда не показываться на глаза Мархамат-ханум, Вугар запер лабораторию и вышел в коридор. Он пойдет домой и по дороге позвонит Арзу. Но не тут-то было! В коридоре дожидался Зия Лалаев. Кажется, этот сводник всерьез занялся его делами!

— Ну как? — бодро спросил Зия. — Ты готов поздравить именинницу? — Он взял Вугара под руку.

— Что значит готов? — удивился Вугар.

— Невежда! С неба свалился, что ли? Или не знаешь на день рождения не ходят с пустыми руками!

— Каждый поступает по велению сердца. Сочту нужным куплю подарок, нет — пойду с пустыми руками! — заносчиво ответил Вугар.

— Хи-хи! К чему высокомерие? Я с тобой запросто, как с близким. Знал бы, что обидишься, промолчал.

От гнева и досады переменившись в лице, Вугар хотел пройти мимо. Но Зия не отставал:

— Ты молод, в столь высоком обществе бываешь редко, потому можешь не знать городских обычаев. Запомни: когда получаешь приглашение в такой дом, нужно нести хороший подарок! Если кто-нибудь другой придет без подарка, не обратят внимания. А тебе нельзя! Сочтут за неуважение. Не кто-то тебя пригласил, а научный руководитель! Вспомни, сколько заботливости проявил он, как много для тебя сделал! Должен ты чем-то отблагодарить его? Этого требует простое приличие.

Вугар мрачно молчал. Зия опасливо оглянулся — не слышат ли их? — и продолжал назойливые поучения:

— Сказать по правде, сам Сохраб-дадаш на такие вещи не обращает внимания, но жена… Она мне родственницей приходится, я ее насквозь знаю. Мелочная мещанка. Вчера сказала: «Хороший случай проверить, что за человек Вугар. Поглядим, какой принесет подарок, и сразу станет ясно, уважает ли он наше семейство…» Друг познается в щедрости. Слышал такую поговорку? Я не осуждаю тетку, подарки в обычае наших людей. Только не подумай, что Гюнашли жадные или нуждаются в чем-либо. Сохраб в месяц зарабатывает больше, чем десять хвастунов, кичащихся богатством. Я уже не говорю о сбережениях, но если Мархамат наклонится — с ее шеи посыплются тысячные драгоценности! Но мы тоже не бедняки и к тому же близкие родственники. Стыдно будет, если придем с пустыми руками!

Глядя в одну точку, Вугар молчал, словно вся трескучая дребедень, которую без умолку молол Зия, пролетала мимо его ушей. Толкнув Вугара под локоть, Зия осклабился, сощурился:

— Почему воды в рот набрал? Может, у тебя нет денег?

Вугар покраснел до кончиков ушей. Признаться честно, Зия угадал. Какие у аспиранта деньги, кроме стипендии? А на стипендию ценного подарка не купишь. Есть о чем призадуматься… Впрочем, Вугара больше тревожило другое: что таит в себе многозначительный разговор о подарке? А Зия между тем продолжал:

— Странный ты человек, ей-богу! Чего стесняешься? Или скончался твой братец Зия? Неужели он бросит тебя в беде? Денег хватит и на мой подарок и на твой. Идем быстрее, пока магазины открыты, — он потянул Вугара за рукав.

Услышав шаги Вугара, Исмет нахмурился и отвернулся к стене. «Больше так продолжаться не может, — думал он. — Надо кончать!» Он видеть не может своего молочного брата, не то что вести с ним дружескую беседу…

Но Вугар рассуждал иначе. Его доброе сердце не умело таить обиды. Вечером поссорившись, утром он все забывал. Умываясь, он и с души смывал обиду и гнев. И сейчас, подойдя к Исмету, Вугар ласково поздоровался и выложил на стол приглашение и подарок.

— Собирайся! — весело сказал он. — Тебе предстоит совершить благое дело.

Но Исмет глядел на него с ненавистью и хмуро молчал. Вугар ласково, как родного, продолжал торопить его:

— Что сидишь как сыч? Одевайся — и марш к профессору. Приглашен в гости!

— Ты или я?

— Ты! — убежденно ответил Вугар. — Я не пойду. Получил путевку в дом, отдыха в Бильгя, завтра спозаранку отправляюсь.

Подозрительно покосившись на Вугара, Исмет разозлился еще больше. По лицу его пробежала тень, — так бегут тучи по зимнему солнцу, то закрывая, то открывая его.

— Перестань дурачить меня, я не ребенок!

— Еще бы, откуда у ребенка усы в целую пядь длиной?

— Неостроумно! Прекрати глупые шутки!

— Значит, я должен, как ты, сидеть повесив нос?

— Ты бессовестный, у тебя нет самолюбия!

Вугара, словно ланцетом по сердцу, резанули слова Исмета, но он смолчал.

— Можешь считать меня кем угодно. Дело твое. Но опаздывать к профессору… Одевайся! Времени мало.

Все еще не веря Вугару, Исмет взял со стола приглашение, но, взглянув, тут же швырнул его в лицо брату.

— Издеваешься! Приглашение на твое имя! — в ярости крикнул он.

— Ну и что же? Я сказал, что не пойду!

— Идти по чужому приглашению? Нет, не пройдет!

— Упрямишься, как ребенок, Исмет. Не сомневаюсь, что, если бы я решил идти, ты немедленно прибежал бы вслед.

— Да, прибежал бы!

— Почему же ты не можешь пойти без меня?

— Не могу!

— Почему?

— Да потому, что пошел бы туда лишь затем, чтобы при всех плюнуть тебе в лицо!

— Что я сделал плохого?

— Плохого? Это не то слово! Ты — мой враг. Злой, непримиримый враг! Здесь ты клянешься, что тебе нет до Алагёз никакого дела, а сам исподтишка плетешь сети. Только враг может так поступать!

— Одно мучает меня, Исмет, — горько усмехнулся Вугар. — Почему ты не веришь мне? Выросли вместе, одна мать вскормила нас. Кстати, ты недавно попрекнул меня, как язык повернулся? Или не знаешь — молоко твоей матери свято для меня, всю жизнь считаю себя должником. Едва открыв глаза, я назвал ее матерью, я видел от нее только любовь, ласку, заботу. И тебя люблю, как брата. Неужели можно все позабыть только потому, что на нашем пути встала девушка? Нет, нет! Ты прекрасно знаешь, что у меня к Алагёз никаких чувств. Думать не думал, что так обернется… Я люблю Арзу, вот уже столько лет люблю, и никогда ни на кого ее не променяю…

— Если в твоих словах есть хоть малейшая доля правды, почему молчишь? Я предупреждал: скажи обо всем Мархамат-ханум! Зачем обнадеживаешь ее молчанием, почему не говоришь, что у тебя есть невеста?

— Я не знал, что в любви можно проявлять насилие. Хит рить, ловчить… Теперь я понял это и клянусь: отныне ноги моей не будет в их доме! Ничто не заставит меня переступить порог.

— А если сам профессор заведет с тобой разговор и будет настаивать?..

— Ничто не изменит моего решения.

— Ты не боишься?

— Чего?

— А того, что твои дела полетят вверх тормашками?

— Ты хочешь сказать, что, если я не женюсь на дочери Сохраба Гюнашли, он станет моим врагом?

— Вот именно.