Король лжи - Джон Харт

Долгие месяцы она провела в том месте. Именно там она встретила Алекс Шифтен.

– Слушай, Хэнк… – начал я.

– У них нет никаких записей о пациентке по имени Алекс Шифтен, – сказал он, прервав меня.

– Как?

– Вообще ни одной записи.

– Этого не может быть! – воскликнул я. – Именно там они встретились.

– Я не думаю так, если только она не находилась там под другим именем.

Я постарался сконцентрироваться, но это было трудно.

– Что ты говоришь?

Хэнк вздохнул.

– Я не знаю. Это неприятно. Ничего не складывается, и мне недостает информации, чтобы хотя бы поразмышлять; но что-то здесь не так. Я чувствую плохой запах.

Мои мысли настолько были заняты Миллз, что я никак не мог сосредоточиться, но ничто не будет иметь значение, если Джин переживет расследование только ради того, чтобы остаться с Алекс. Она была источником беспокойства. В любом случае я знал, что мне необходимо выяснить эту деталь. Прежде чем это станет слишком поздно. К сожалению, я пребывал в недоумении.

– Что ты думаешь? – спросил я.

– Мне нужна фотография Алекс, – сказал он твердо.

– Что ты намерен предпринять?

– Я съезжу еще раз в Чартер Хиллз. Там посмотрим.

Меня захлестнула волна благодарности. Прекрасно, Хэнк не пересечется с полицией; но он шел на это ради меня и Джин. Это делало его самым выдающимся парнем в мире, где так не хватало хороших парней.

– Спасибо, Хэнк. – Я сделал паузу.

– Забудь. Это мелочь.

– Ты хочешь, чтобы я переслал тебе фотографию? – спросил я с трудом.

– Не спеши. Положи ее в почтовый ящик, когда уйдут полицейские. Сегодня вечером я поеду в Солсбери. Это может быть поздно. Если будешь дома, то увидимся. Если нет, я заберу ее и уеду. В любом случае я позвоню тебе, если что-нибудь узнаю.

– Это путает, Хэнк. Я буду осторожен.

Хэнк начал говорить что-то, а затем остановился. В течение долгих секунд я слышал его дыхание.

– Ты понимаешь? Не так ли, Ворк? – Он не говорил об Алекс или о Джин.

– Эй. Жизнь – сука. Я признателен тебе за то, что ты делаешь.

– О'кей. Я позвоню.

Потом он исчез, и я отключил телефон. Я посмотрел на Боуна, спящего на сиденье рядом. Как могло случиться столько всего сразу? Как в один день мир мог быть действительно нормальным, а на следующий день – стать грязной ямой? Я закрыл глаза и представил траву, которая пригнулась под ветром, налетевшим откуда-то издалека. Когда я открыл глаза, то увидел в окне человека, пристально глядящего на меня через стекло. Я был слишком опустошен, чтобы испугаться. Это был Макс Крисон – та же охотничья шапка, то же возвышенное уродство. На нем было яркое красное пончо, как будто он ожидал дождя. Я опустил стекло.

– Привет, Макс, – сказал я. – Как дела?

Он внимательно рассматривал меня через толстые грязные стекла очков, и глаза его сверкали. Он жестом показал на мой дом.

– В твоем доме полицейские.

Его тон был больше вопросительный, нежели утверждающий, но я не клюнул на приманку. По тому, как растянулись его губы, какой странный звук родился в его горле, я понял, что он разозлен. Он наклонился ближе.

– Встретив тебя, я не знал, кто ты. Не знал, что ты сын этого убитого адвоката, о котором пишут каждый день в газете. – Его слова звучали как обвинение. Он посмотрел на дом и затем снова на меня. – А теперь полиция в твоем доме. Они думают, что это сделал ты? Ты подозреваемый?

– Я не хочу говорить об этом, Макс. Все очень запутанно.

– Разговор – это хорошо.

– Нет. Разговор – это болезненно. Я рад снова видеть вас, но сейчас неподходящие времена.

Он проигнорировал мои слова.

– Пошли, – бросил он, отходя от грузовика. – Пойдем погуляем.

– Спасибо, не надо.

Макс словно не слышал меня. Он открыл дверцу кабины.

– Нет, это будет хорошо. Только оставь собаку на месте. Ты выйдешь и пройдешься со мной. – Он жестикулировал, заставляя меня выйти из грузовика, и я сдался. В любом случае мне некуда было спешить.

Так что я оставил Боуна спать в машине и побрел с Максом. Он привел меня к подножию холма, на узкую грязную пешеходную дорожку, которая бежала вдоль озера, далеко от моего дома. Я не оглядывался назад. Он шагал широкими шагами, и пончо болталось у его ног. Мы шли девять или десять минут мимо озера, общественных теннисных кортов, через покрытую гравием стоянку. Ни один из нас не произнес ни слова, пока парк не остался за маленьким холмом. В узком переулке стояли скромные дома. Одни дворы были замусорены детскими игрушками, другие были безупречно чистыми.

– Я собираюсь рассказать тебе одну историю, – наконец проговорил Макс выкатив на меня глаза. – Это важно, так что слушай внимательно. Я расскажу тебе о моих руках. – Он поднял их и затем опустил вдоль тела – они были грязными, но на фоне красного пончо казались бледными.

– Помнишь, ты спрашивал меня прежде? Теперь я расскажу.

– Почему теперь?

– У меня есть свои причины. А сейчас заткнись. Никто в этом городе не слышал моей истории, и мне нелегко говорить о ней.

– Хорошо.

– Я получил их во Вьетнаме, – сказал он, подразумевая свои руки. – Я был обычным парнем, ничем не отличающимся от других. Нас схватили, когда мы были в карауле, и мы потеряли почти всех. Не многие уцелели. Я получил автоматную очередь в ногу и попал в концентрационный лагерь, в северо-вьетнамский лагерь. Полковник, Начальник лагеря, думал, что я знаю больше, чем говорю.

Я видел, как дергались его руки.

– То ли это заводило его, то ли он был полным ничтожеством. В конце концов, это действительно не имеет значения. Он работал со мной в течение нескольких недель, изуродовал мне руки, а потом бросил в яму на пять лет. Я буквально умирал там. – Голос Макса стих. – Пять проклятых лет, – сказал он снова и замолчал. Мыслями он находился сейчас очень далеко.

– Пять лет в тюремной камере, – произнес я в пустоту, пробуя представить себе это. Когда он ответил, в его голосе была горечь.

– Не было никакой тюремной камеры, черт возьми. Это была грязная клетка восемь футов шириной. Пять лет, дружище. Они выпускали меня два раза в месяц. Остальное время я мог только спать, испражняться или прохаживаться. Главным образом, я прохаживался. Четыре шага и поворот. Четыре и поворот. – Он посмотрел на меня. – Я не могу находиться в закрытом пространстве, Ворк. Именно поэтому я все время хожу. Когда стены близко от меня, я просто выхожу наружу. Потому что никогда не мог позволить себе этого прежде. – Он жестикулировал своими изуродованными руками, показывая на деревья, небо, на все вокруг. – Вам никогда не понять, каково это. – Он закрыл глаза.

Я кивал, думая, что в один день смогу хорошо почувствовать это.

– Но почему вы мне рассказываете об этом? – спросил я.

Макс открыл глаза, и я видел, что он не был сумасшедшим. Замученным и растерзанным, но не сумасшедшим.

– У меня проблемы с властью, – вымолвил он. – Понимаешь? Я не выношу вида униформы. И полицейские ничего не сделали, чтобы заставить меня относиться к ней иначе. Они уж точно не относятся ко мне с должным уважением. – Усмешка расколола его лицо. – Я не могу разговаривать с полицейскими. И не буду. Понимаешь?

Я понял, но меня его слова не убедили. Какое это имело отношение ко мне? Я спросил его. Он не сразу ответил. Вместо этого повернулся и пошел. Я поспешил за ним.

– Вы видите, как я гуляю, – сказал он. – Все время. В любую погоду. Днем и ночью. Неважно. Стены близко, и я хожу, потому что должен.

Мы повернули направо, на опрятную улицу, где у каждого дома был свой шарм. Макс остановился перед одним – маленьким коттеджем с зеленой травой и живой изгородью, которая с двух сторон отделяла его от соседей. Дом был желтого цвета с синими ставнями и парой кресел-качалок на переднем крыльце. Розы обвивали решетку, которой был огорожен каменный дымоход. Я посмотрел на Макса, внезапно поняв, насколько высоким он был.

– Я говорю с тобой, потому что не пойду к полицейским. Твой отец убит в ночь после Дня Благодарения, правильно? Шел дождь.

Я кивнул, и в моем животе появилось странное ощущение.

– И его тело нашли в Таун-молле, том, что опустел? Где протекает ручей под стоянкой для автомобилей?

– Что… – начал я, но он мне не отвечал. Выглядело так, будто он говорил сам себе, не сводя с меня глаз, столь горячих, что я мог чувствовать их жар.

– Я рассказываю тебе эту историю, потому что ты понимаешь. Это важно.

– Что важно? – не понял я.

– Я рассказываю тебе, поскольку не думаю, что ты убил того человека.

Неприятное ощущение в моем животе разрасталось, жаром охватило все мои члены, начало покалывать в пальцах.

– Что вы говорите?

– Я все время гуляю. Иногда по дорогам. Иногда в парке. – Пауза. Я понял, что схватил его за руку, но он даже не заметил этого. – Я помню ту ночь из-за дождя и потому, что это происходило сразу после Дня Благодарения. Было поздно, после полуночи. И я увидел автомобили около молла. Там никогда нет ночью автомобилей. Это темное место, где могут слоняться бездельники, наркоманы. Однажды я видел там драку, давным-давно, но никогда не замечал автомобилей. Не так поздно.