Безумие толпы - Пенни Луиза

– Постой. – Арман осторожно просунул пальцы под шарф, чтобы прощупать пульс, которого, как он знал, не будет.

Потом поднял голову и посмотрел на Бовуара.

Когда поднялась тревога, сердце Армана екнуло. Слыша ужас в доносившихся с опушки криках, он тут же решил, что кто-то из подростков, напившись, уснул в сугробе и замерз до смерти.

Он тут же понесся туда, забыв про куртку и сапоги. Другие тоже бросились на улицу, но Жан Ги остановил их резким «Мы дадим вам знать».

Мороз крепчал, ветер усиливался, стонал в деревьях, поднимал верхний слой снега, гнал его вихрями.

Арман похлопал Жана Ги по руке и сказал:

– Осторожно.

Бовуар увидел, на что указывал палец тестя. Темные пятна на белом снегу у головы мертвой женщины.

Это была женщина. Мертвая женщина. Сомнений на этот счет не оставалось. Как и на другой.

Темные пятна на снегу – это кровь. Женщине размозжили голову. Они имели дело не с переохлаждением. Не с трагическим несчастным случаем.

Бовуар достал телефон, включил фонарик и видеозапись, чтобы получить картину места преступления. Это выходило за пределы стандартного протокола. Погода определяла его действия. Тело уже заносило снегом, и казалось, что огромная белая рука высунулась из-под земли и пытается утащить женщину вглубь.

С каждым мгновением пропадали улики. На глазах исчезали под снегом пятна крови.

– Возвращайся в дом! – перекрикивая вой ветра, приказал Гамаш. – Родители будут беспокоиться. Скажи, что произошел несчастный случай и мы этим занимаемся. Все должны оставаться в оберже. Пусть никто не уходит.

– Ладно. – Жан Ги поднялся и побежал к гостинице.

– И захвати наши куртки! – прокричал Гамаш вслед зятю.

Гамаш, ссутулившись и моля Бога о том, чтобы Жан Ги услышал его просьбу, пытался защититься от холода. Он знал: обморожение, а потом гипотермия наступают быстро. Он достал телефон, еще раз включил видеозапись, потом сделал два звонка. Первый – коронеру, потом дежурному в управлении Sûreté. В отдел по расследованию убийств. Стуча зубами, он приказал прислать группу криминалистов для осмотра места преступления.

Разговаривая по телефону, он встал с наветренной стороны, чтобы загородить мертвую от летящего снега. Чтобы защитить улики, прежде чем их поглотит стихия.

Тело принадлежало взрослой женщине, не девочке. Это было ясно, хотя она и лежала лицом в снегу. Прикоснувшись к ее шее, Арман ощутил, какая она холодная, даже заледеневшая. Он словно дотронулся до мрамора, до упавшей статуи.

Руки были вытянуты вдоль тела. Она не сделала попытки предотвратить свое падение.

Он наклонился, чтобы получше рассмотреть рану на затылке, и понял, что женщина в момент падения была без сознания или уже мертва. Даже с фонариком он мало что мог увидеть, разве что темные пятна на ее темной шапочке. Да капли крови, все еще проглядывающие сквозь снег.

Гамаш посмотрел на свои часы: семнадцать минут первого. Он прикинул – она была мертва уже минут двадцать.

Порыв ветра налетел на него и понесся дальше, унося с собой дыхание Гамаша и немалую часть его телесного тепла.

Его лицо немело, руки дрожали, пока он медленно обводил камерой это место, записывая видео и свой комментарий. Он подозревал, что его слова были почти неразборчивы, потому что губы и щеки у него совсем застыли. Когда он наконец услышал хруст снега за спиной, его колотило так, что зуб на зуб на попадал.

– Patron.

Он почувствовал куртку на своих плечах и сильные руки, поднявшие его на ноги. Он трясся, не попадая руками в рукава, и Бовуар помог ему одеться. Гамаш сразу же почувствовал облегчение. Ветер и холод перестали терзать его плоть. Зима была изгнана из его костей.

Вместо тихого стона облегчения из его груди вырвался какой-то писк. Этот звук почти наверняка будет воспроизведен на открытом судебном заседании. Но Гамашу сейчас было все равно.

Бовуар натянул вязаную шапочку на уши Армана, потом сказал:

– Ну-ка дайте ваши руки.

Гамаш подчинился. Бовуар натянул термоизоляционные перчатки на руки тестя, уже начавшие оживать благодаря карманным обогревателям.

– Лучше?

Гамаш кивнул, а Бовуар опустился на колени, чтобы помочь ему переобуться.

– Non, non, это я могу сам, – запротестовал Гамаш.

Но Жан Ги уже застегивал сапоги тестя, подставив ему плечо для опоры.

Через минуту мир из студеного, кусачего, зверски холодного стал благодатно теплым.

– Merci, – пробормотал старший инспектор все еще ледяными губами.

Они вместе посмотрели на женщину, лежащую у их ног. Ни Гамаша, ни Бовуара не одолевали сомнения касательно личности убитой, хотя на этот счет не было сказано ни слова.

Все присущие Гамашу инстинкты, вся его человечность требовали, чтобы он перевернул Эбигейл Робинсон на спину. Было что-то гротесковое в том, что они оставляли ее лежать так – лицом в глубоком снегу.

– Криминалисты и коронер уже в пути, – сказал он Бовуару.

Снег пошел с новой силой, но с неба летели не крупные мягкие хлопья, а крохотные колючие иголки. Они проникали под одежду в малейшую щелку, забивались в любую складку.

Снег вокруг тела был вытоптан. Не Гамашем и Бовуаром. Они работали с осторожностью, хотя, конечно, не могли вовсе не оставить отпечатков.

Ребята и девчонки, бросившиеся к обнаруженному телу, ненамеренно затоптали все следы, которые могли бы стать уликами.

Полицейские находились в лесу в сотне ярдов от опушки, на лыжне, по которой обычно бегали любители пересеченной местности. Гамаш легко различал параллельные линии лыжни. Но близ тела она оказалась затоптанной. Да и свежие следы обуви быстро заносило снегом.

Фонарики телефонов создавали мир странных, призрачных форм, перемещающихся по лесу при движении лучей света.

– Огнестрельное оружие не использовалось, – сказал Бовуар. – Как давно это случилось?

Он не прикасался к телу, а потому не знал.

– Полагаю, смерть наступила перед самой полночью, – ответил Гамаш.

– А мы в это время были поглощены тем, что вели обратный отсчет секунд?

Гамаш в ответ согласно хмыкнул.

Бовуар огляделся. Убийство произошло в месте, которое просматривалось из обержа. В окнах гостиной он видел рождественскую елку, яркую и веселую. Видел Анни и остальных – они сидели близ камина.

Праздник закончился.

Доктор Харрис поднялась на ноги и дала знак старшему криминалисту – можно перевернуть тело.

Они стояли в специальной палатке, поставленной на месте преступления, чтобы сохранить улики и приватность.

Шарон Харрис отступила от трупа и встала между старшим инспектором Гамашем и инспектором Бовуаром. Обоих полицейских Sûreté она хорошо знала по прошлым расследованиям. Харрис приехала на срочный вызов, не успев переодеться, – под длинным зимним пальто на ней было праздничное платье.

– Bonne année, – пробормотала она Гамашу, когда он поздоровался с ней.

Бригада техников быстро приступила к рутинной работе и установила осветительное оборудование. Термосы с кофе были расставлены прямо на снегу – для тех агентов, кому не повезло в эту ночь оказаться на дежурстве.

Ветер и снег бились в стенки палатки, и агентам приходилось разговаривать, повысив голос, чтобы коллеги слышали их. Впрочем, говорили они мало – только по делу. Гамаш крепко вбил в голову каждого из них, что к месту преступления нужно относиться почти как к святыне.

Он прекрасно понимал, что шутка – это способ преодолеть психологическую травму и стресс. Но для этого были и другие, более эффективные и удобные методы.

Чтобы помочь своим сотрудникам справиться с ужасом, который могла вызвать даже штатная ситуация, Гамаш пригласил на работу психолога и сообщил всем, что сам он как минимум раз в месяц, а то и чаще будет ходить к нему на приватные сеансы.

И большинство агентов пусть не сразу, постепенно, но все же последовали его примеру.

А теперь он наблюдал, как переворачивают бездыханное тело Эбигейл Робинсон.