Безумие толпы - Пенни Луиза

Значит, она и в самом деле приехала увидеть, может, даже потребовать каких-то объяснений у Винсента Жильбера, подумал Гамаш.

– С Рут Зардо, – сказала Эбигейл, – чтобы поблагодарить ее за то, что использовала ее стихи. Она оказала мне немалую помощь.

Глава двадцать вторая

Остальные допросы они провели довольно быстро.

Родителям малышей рассказывать было почти нечего: они были заняты тем, что пытались успокоить своих чад, – дети не могли угомониться, несмотря на то что объелись сладкого и валились с ног от усталости.

Допросили Анни, Даниеля и Розлин, и те, признавшись, что ничего не видели, ушли вниз по склону, унося своих отпрысков, чтобы поскорее уложить их спать.

Жан Ги у дверей поцеловал Анни и детей.

– Приду, как освобожусь.

К этому времени профессор Робинсон и почетный ректор Роберж отбыли домой в сопровождении эскорта Sûreté.

Криминалисты продолжали работу. Тело Дебби Шнайдер все еще находилось в палатке и подлежало отправке в морг по окончании следственных действий.

Время приближалось к трем часам ночи, когда полицейские начали допрашивать подростков и их родителей.

Подростки, казалось, дали обет молчания, действовавший до первого вопроса Бовуара. И тут они разговорились. Да, они стащили у родителей пиво, сидр и «Тетушку Марию»[71], отнесли в лес и спрятали в сугробе.

Бовуар проникся некоторой долей симпатии к воришке «Тетушки Марии», который выглядел совершенно зеленым. Бовуар вспомнил свой первый глоток спиртного. Они с приятелем сделали свой коктейль – смешали виски, пиво, вино и «Драмбуи»[72].

Что было дальше, он не помнил, пока не пришел в себя, лежа лицом в траве и собственной блевотине.

Последнего подростка, которого они допросили, звали Жак Бродер. Именно он и обнаружил тело.

Спортивный и красивый парень, похоже, был заправилой в группе. Но Бовуар быстро понял, что за бравадой скрывается перепуганный мальчишка. Он сидел между своими родителями и выкладывал все без утайки:

– Мы спрятали бутылки в сугроб. Потому что слышали, что от теплого алкоголя тошнит.

– Тошнота определяется не температурой, – заметил Бовуар. Его голос смягчился. Он чувствовал, что парню хочется выговориться, что ему это необходимо. – Тебе ничего не грозит. По крайней мере, с нашей стороны. Просто расскажи нам, что ты видел.

Жак посмотрел на родителей, те закивали.

– К полуночи мы были уже довольно пьяны. Мне приспичило пописать, и я пошел в лес. Фейерверк освещал лыжню, и я шел по ней, пока не решил, что здесь меня никто не увидит, и тогда отлил на дерево.

Паренек вздохнул, вспомнив о чувстве облегчения, которое испытал тогда.

Его отец с неодобрительным видом резко набрал в легкие воздух, а мать сжала губы то ли в ярости, то ли пытаясь сдержать улыбку.

– Но тут фейерверк кончился, и стало дико темно. Я включил фонарик телефона и огляделся. Вот тогда-то я это и увидел.

– С этого момента поподробнее, – сказал Бовуар. – Что ты увидел?

Парень задумался, прежде чем заговорить снова.

– Темное пятно на снегу – типа большая ветка упала. Я прежде в этом месте не бывал.

– Прежде? Значит, ты уже ходил в лес?

– Ну да, ходил.

– Помочиться?

– Да. И проблеваться.

Теперь отец Жака застонал по-настоящему.

– Да бога ради, Жоф, – сказала его жена. Она чуть наклонилась вперед, чтобы сын не мешал ей смотреть на мужа. – Я познакомилась с тобой, когда тебе было пятнадцать. Это случилось на вечеринке в день Иоанна Крестителя. Ты стоял, держась за дерево, и блевал. Оставь мальчика в покое.

Ее замечание чуть ли не увело допрос в сторону, потому что Бовуару захотелось поспрашивать о том происшествии. Например, как ее мог привлечь…

Но он поборол в себе это желание.

– И когда ты в последний раз был в лесу, перед тем как обнаружил тело?

– Не могу сказать точно.

– Попробуй вспомнить. До хлопушек?

– Тех, что вас так напугали?

– Да, – кивнул Бовуар. – Именно.

– Кажется, это было немного позже. Примерно без десяти двенадцать. Я зашел в дом, смотрел «Пока-пока».

– Ты видел, чтобы кто-нибудь еще ходил в лес?

– Мои друзья.

– Это понятно. А взрослые?

Он задумался и отрицательно покачал головой. Затем вдруг вспомнил:

– Да. Две женщины. По крайней мере, мне показалось, что это женщины. Они постояли у костра, а потом пошли прочь. Я испугался, что они найдут бухло, но они вроде просто гуляли. Я даже не уверен, что они зашли в лес.

– А ты видел, как они вернулись?

– Нет.

– Давай-ка поговорим о твоей находке, – предложил Бовуар. – Что ты сделал, когда увидел тело на снегу?

– Я подумал, что кто-то набросал там одежду. Позвал друзей.

Детективы знали, что это был естественный поступок, отчего он не становился менее досадным.

– И?.. – произнес Бовуар.

– И мы присмотрелись получше.

– Ты прикасался к телу?

– Нет, – сказал парень. – Но…

– Ну, слушаю.

– Я его потыкал.

– Как это?

– Нашел палку и потыкал.

– Жак! – воскликнул его отец.

– А что? Я же не знал… И тогда только сообразил… – На подбородке Жака обозначилась ямочка, губы сжались, а отец накрыл руку сына своей и слегка пожал. – И тогда, – парень вздохнул, – мы, – он вытер глаза рукавом, – все стали звать на помощь.

Бовуар протянул руку, похлопал его по колену:

– Ну-ну. Я постоянно сталкиваюсь с такими вещами, но каждый раз мне все равно не по себе. Да и ужасно было бы, будь оно иначе. Если вспомнишь еще что-нибудь, дашь нам знать?

Жак кивнул.

– У меня вопрос, – сказал Гамаш.

Мальчик повернулся к нему. Старший инспектор внушал ему благоговейный страх – он не раз видел этого полицейского по телевизору.

Но Гамаш смотрел на мадам Бродер:

– А что вы делали вечером?

– Я?

– Да.

Они несколько секунд изучали друг друга, потом мадам Бродер чуть улыбнулась и сдалась.

– Я наблюдала за ними.

– Ма! Ты что – шпионила за мной?

Она посмотрела на сына:

– Никто не любит тебя больше, чем я, но никто лучше меня не знает, какой ослиной ты можешь быть. Честно. Ты как-то раз купался голышом в озере Брюм, а потом забыл, где оставил свою одежду…

– Ма!

– Да ладно, ты просто из ослиной породы. – Она опять посмотрела мимо Жака на его отца, который, скорчив гримасу, демонстрировал свое согласие с женой. – Я знала, что ты с дружками, вероятно, будешь выпивать, вот я за тобой и приглядывала. Ведь это дело опасное, правда – выпивать на морозе в лесу?

Гамаш кивнул:

– И что вы видели, мадам?

– К сожалению, ничего из того, о чем только что говорил Жак.

– Это правда? – продолжил давление Гамаш.

– Да. Я не собиралась шпионить за сыном, просто присматривала, чтобы с ним и его друзьями не случилось ничего плохого. Так что я наблюдала со стороны, но в лес за ним не ходила.

– А когда компания вернулась в дом?

– Ну, видя, что с Жаком все в порядке, я могла расслабиться и получать удовольствие. Типа того. Ощущение было более чем странное. Не лучшая атмосфера для новогодней вечеринки. То мадам Дауд с ее недовольством, то эта профессорша, требующая усыпления больных, в общем…

В общем. В общем, подумал Гамаш. Как же лаконично и ясно она все это выразила. Он повернулся к пареньку:

– А что ты сделал с той палкой?

– С той палкой, которой я ее потыкал?

– Да.

– Бросил в костер. А что, не надо было?

– Non, не думаю, что от нее была бы какая-то польза. – Потом ему пришло в голову еще кое-что. – Костер еще горел, когда ты бросил в него палку?

– Да.

– А теперь слушай внимательно. – Гамаш подался к мальчику. – Там в это время оставались одни угли или еще было пламя?

Такая дотошность копа поразила мальчика, и он задумался, прежде чем ответить: