Восставшие из пепла - Слав Караславов

Поспешно отслужили молебен во славу рыцарского оружия. Город на противоположном берегу залива с его мощными каменными стенами вынуждал думать не только о победе и жизни, но и о поражении и смерти. Рыцари составляли завещания.

Написал завещание и Балдуин. Половину своих земель он завещал жене, половину — брату Анри, но если у него родится наследник — тогда его земли должны стать неделимыми владениями сына.

До восхода солнца корабли крестоносцев, галеры и парусники, с привязанными к ним лодками, снялись с якорей и пошли на город.

Балдуин так и не понял, кто первым ступил на берег. Запомнил лишь, что ромейские войска в ожидании штурма стояли на суше, направив на врага копья. Они верили, что одним этим устрашат рыцарей, не позаботились даже выставить стрелков и очень удивились, увидев, как крестоносцы вдруг спрыгивают за борт и их арбалетчики, стоя по пояс в воде, ловко берут на прицел ромеев.

Балдуин первым выстроил на суше свой отряд и двинул его на копьеносцев. Пораженный василевс, увидев приближающихся рыцарей, в панике приказал трубить отбой, а императорскому войску — отступать за стены города.

Алексей Ангел не ожидал столь дерзкого нападения рыцарей. Видя перед собой могучий строй копьеносцев, только сумасшедшие могли ринуться на берег, весьма неудобный для высадки с больших кораблей и галер — мелководье тут начиналось издалека. А пристань можно захватить, только разорвав заградительную цепь. Алексей Ангел был уверен, что более прочной цепи никто и никогда на свете еще не выковал. Она спускалась из сторожевой башни на мысу Галата[129], а на берегу была вмурована тоже в сторожевую башню. Василевс приказал сосредоточить в огороженной цепью бухте весь ромейский флот. Правда, флот этот являл собой печальное зрелище: полусгнившие корабли, малоподвижные парусники, прохудившиеся суденышки. Но он все же мог сослужить свою последнюю службу. Если поднимется ветер, несколько кораблей, набитых греческим огнем[130], можно поджечь и пустить на флотилию крестоносцев.

Алексей Палеолог распорядился еще более усилить охрану сторожевых башен на пристани, ибо понимал, что враги не откажутся от намерения уничтожить заградительную цепь и открыть вход в бухту своим кораблям. Пока лишь конница и пехота неприятеля продвигались по берегу залива. И если они не захватят пристань, то вряд ли смогут надеяться на успех…

Алексей Палеолог и Алексей Дука на всякий случай послали еще несколько отрядов в помощь защитникам Галаты. И ночью, под прикрытием темноты, они добрались туда на лодках, намереваясь утром напасть на лагерь рыцарей.

Но утром произошло нечто непредвиденное. Защитники Галаты увидели неподалеку от башни крестоносцев, пасших на лугу лошадей. Соблазнившись легкой добычей, ромеи решили напасть на них и уже было окружили пастухов, но только случай спас тех от смерти. Мимо ехал некий рыцарь Жак Д’Авен, направлявшийся в гости к другу. Увидев подкрадывающихся к пастухам ромеев, он с небольшим отрядом оруженосцев отчаянно бросился в бой, пронзил копьем одного, подвернувшегося под руку, второй пал от его меча, а конные оруженосцы принялись остервенело рубить пеших воинов василевса! Не выдержав такого стремительного столкновения, ромеи обратились в бегство. Одни из них кинулись к лодкам, другие — к башне. Но рыцарь и его оруженосцы, спешившись, ворвались туда же на их плечах и на узких лестницах башни, перерезали всех ромеев.

…Алексей Палеолог долго стоял у дверей василевса, не смея войти к нему с сообщением о падении Галаты. Наконец вошел. Василевс выслушал его с отсутствующим выражением лица, взглянул на него, будто видел впервые, и отчетливо произнес:

— Смерть еще не пришла за мной, но она ходит где-то рядом.

Алексей Ангел возвел глаза к небу, произнося молитву, затем, тихо, чуть слышно, спросил:

— Есть ли вести от Феодора Ласкариса?

— Пока нет. Но мы и без него справимся, твоя светлость.

— Должны справиться, севастократор, если хотим жить, — сказал василевс и замолчал, покачивая головой.

— Какие будут приказания, твоя светлость?

— Нападайте! Нападайте! Не давайте антихристам покоя! — сказал вяло император. — Идите! Нападайте!

Палеолог вышел с тяжелым чувством. Император пал духом. А ему бы сейчас не отчаиваться, а вдохновлять воинов на битву с железными рыцарями, которые запрудили своими кораблями весь залив и уже готовят штурмовые лестницы. Они озлоблены против города Константина, особенно дож Венеции Дандоло. Скупец никогда не прощает скупцу. В свое время император ромеев Мануил задолжал Венеции двести мин золота[131], но Алексей Ангел отказался их уплатить. Сейчас венецианцы пришли, чтобы взять это золото силой. Василевс до сих пор всех побеждал, победил он Иванко и родопскую мышь Иоанна Спиридонаки. Но сегодня по ту сторону стен стояли не оборванные конепасы, а могучая армада со стенобитными машинами, камнеметами, подвижными лестницами и башнями, с неисчислимым флотом.

Алексей Палеолог свернул в узкую улочку, поднялся на стену. Наемные императорские воины — разный люд без роду и племени — стояли, опершись на копья, и всматривались в даль, где пылали костры рыцарей. О чем они думали, где бродили их мысли? Верили ли они в то, что удержат город, или заранее обрекли его на огонь, а жителей — на истребление и плен? Скряга-император платил им регулярно, и они должны защищать его до последней капли крови. Сдержат ли они клятву, данную василевсу и богу?

Эти люди, замкнутые и молчаливые, как придорожные камни, пугали севастократора Алексея Палеолога…

На четвертый день после взятия Галаты крестоносцы продвинулись вдоль берега и остановились напротив знаменитого Влахернского дворца императора. Они обнесли свой лагерь высоким деревянным частоколом, который затруднял действия ромейского войска, ежедневно нападавшего на лагерь. К тому же арбалетчики и пращники каждый раз наносили ромеям большой урон.

Войско крестоносцев осаждало только одни ворота, оно не могло окружить весь город и закрыть доступ в него со стороны суши. Поэтому Алексей Палеолог совершал частые вылазки и нападал на отряды рыцарей, отправлявшиеся на поиски провианта. Эти стычки бывали упорными и кровопролитными. Затем ромеи обычно отступали, а разъяренные рыцари бросались в погоню и в конце концов оказывались под каменным дождем, обрушивавшимся на них со стен города, многие здесь сложили головы.

Севастократор радовался этим маленьким победам и спешил уведомить о них василевса. Но вскоре крестоносцы, подтянув все силы, начали серьезный штурм города. Камнеметы сыпали смертоносные снаряды. Стенобитные орудия все ближе и ближе продвигались ко рву. Воины тащили к стенам города штурмовые лестницы. И рыцарям все же удалось захватить одну стену. Туда был направлен отряд императорских наемников, и они сбросили крестоносцев вниз. Пятнадцать знатных рыцарей погибло, двоих ромеи взяли в плен. Во время боя стоял такой рев, словно разверзлась земля и закипело море.

Палеолог поспешил обрадовать василевса вестью о том, что вражеский штурм отбит. В качестве боевых трофеев он захватил с собой двух взятых в плен рыцарей-франков.

— Вы поднялись на стену, и вас взяли там в плен? — спросил василевс.

— И нас взяли в плен, твое благородие…

Император довольно усмехнулся. Но тут в покои василевса влетел гонец со страшным известием: крестоносцы снова захватили несколько башен на крепостных стенах.

Усмешка сошла с лица василевса, он вскочил.

— Все живое — на стены! Остановить их во что бы то ни стало! Я сам выйду к войскам… — И, задохнувшись от ярости, тяжело осел на трон.

Вести преодолевали долгий путь, прежде чем достичь Тырново. Но вот гонцы донесли Калояну: ромейские войска, занявшие Просек после гибели Добромира Хриза, уходят и держат путь на Константинополь. Он тотчас распорядился, чтобы Цузмен отправился в Просек и занял его.

Все происходило так естественно, что вряд ли кто мог догадаться об истинных причинах удаления из Тырново шурина, брата жены. Царица Целгуба долго не могла распрощаться со своим братом. Чтобы прекратить затянувшееся прощание, Калоян грубо одернул ее. Куманка покорно отошла, но царь уловил злые искорки в ее глазах. В жилах ее текла непокорная, степная кровь, царь много раз хватался за кнут, чтобы укротить нрав жены. Но, конечно, ни разу не ударил.

Целгуба люто ненавидела его сына Вифлеема. Это был плод его первой любви. Мать Вифлеема, латинянка, умерла, не успев стать законной женой Калояна. А если бы не умерла, Калоян вряд ли женился бы на куманке. Вифлеем рос пугливым и молчаливым. Брань Целгубы обычно загоняла его в какой-нибудь темный уголок Царевца, и он тихонько плакал там от несправедливой обиды. Какие только слова не сыпала злая мачеха на его голову: выродок, глупый парик, чужое семя… Иногда малыш искал защиты у отца. В глазах Вифлеема царь видел молчаливую, но искреннюю сыновнюю любовь.