Там, где кончается волшебство - Грэм Джойс

— Из-за Джейн Лоут.

Он отнял руки от лица.

— Я притворюсь, что ничего не слышал.

— Линда Слипман. Джули Фрост. Мэгги Редман. Но главное — Джейн Лоут.

Он стал чернее тучи. Я не планировала выкладывать так много, но, что поделаешь, он сам напросился. Он встал, обошел стол. Сгреб рукой мое лицо и очень сильно сжал щеки. Ужасно сильно. У меня даже рот заболел. Я ожидала, что он меня ударит, но все-таки не отвернулась. Я понимала, что моя сила — в глазах.

— Пытаешься угрожать мне, девочка?

Прежде чем отпустить меня, он запрокинул мою голову сильно назад.

Я пулей вылетела из конторы и во дворе наткнулась на Артура Макканна. Он подскочил ко мне, но я не остановилась. Бедняге пришлось шагать довольно быстро, чтобы не отставать.

— Осока, что с волосами? Откуда синяк?

— Мне нужно поскорее отсюда смыться.

— Осока, ты как вообще? Я слышал про Мамочку. Думал зайти к тебе на днях. Ну, типа, повидаться и все такое. Вот черт, с тобою все в порядке?

— Мне пора.

Тут он остановился в явном замешательстве и больше не пытался за мной угнаться. Мне было неудобно, но не могла же я торчать здесь целый день после случившегося. Я вышла с территории поместья так же, как пришла туда, — через заброшенные унылые просторы, где глаз радовали только рододендроны.

И кстати, рододендроны в том году начали рановато распускаться. К чему бы это?

25

Назавтра я поджидала Джудит со школы возле ее дома. Она еще и дверь открыть не успела, а я уже выложила всю историю с Чезом.

— Что? — в недоумении переспросила она. — Что?! — Она не верила. Она сказала, что это невозможно. — Осока, ты просто не в себе из-за Мамочки. Это бред.

— Понятно, — сказала я. — Теперь я вижу, на чьей ты стороне, и ухожу.

Она звала меня, но я не обернулась.

В тот вечер у меня планировалось очередное занятие по акушерству. Только я вышла из деревни, намереваясь поймать машину до Лестера, как рядом притормозил фургон Чеза. Я продолжала идти, не обращая на него внимания. Тогда он съехал на обочину и перекрыл мне путь. Выскочил из машины и встал прямо передо мной.

— Я был у Джудит. Нам надо поговорить.

Я отпихнула его:

— С чего ты взял, что я буду с тобой говорить?

Он схватил меня за руку и крепко сжал ее.

— Это про то, что ты ей рассказала. — Я посмотрела на его руку, сжимавшую мое запястье. Он отпустил меня. — Ведь это неправда, — выпалил он. — Неправда, и все тут.

Я шла дальше.

— Куда ты?

— В Лестер. Оставь меня в покое.

— Давай я тебя подвезу. Заодно и поговорим по дороге.

Я просто очумела. Остановилась, собралась с мыслями и через пару секунд обернулась к нему:

— Что ты вообще за человек?! Неужели ты думаешь, что я могу сесть к тебе в машину? А ты ведь искренне так думаешь! У меня просто нет слов! Откуда такая потрясающая самоуверенность?!

— Насколько я понял, ты считаешь, будто между нами что-то произошло.

— Считаю, будто между нами что-то произошло? «Считаю»?

— Насколько я понял, ты считаешь, будто между нами что-то произошло. Но ты ошиблась, Осока. Понимаешь? Ошиблась. Мне кажется, на тебя столько свалилось бед и горя в последнее время, что просто бес попутал.

С меня было достаточно. Я развернулась и зашагала в сторону Лестера, глотая желчь и злобу, от которой хотелось что-нибудь разбить. Я выглядела не самым привлекательным образом; уж и не знаю, кому пришло бы в голову остановиться: бритая башка, фингал, глаза, полные слез и гнева. Сев на скамейку под старым вязом, я разрыдалась.

Но кто-то все-таки остановился, и я попала на урок, хоть и с небольшим опозданием. Накинув на голову платок, я тихо вошла в класс и села на заднюю парту рядом с Бидди. Улыбка сошла с ее лица.

— Утеночек, что с тобой? Ты выглядишь как лестерская Майра Хиндли.

Бьюсь об заклад, она мгновенно пожалела о сказанном. Интересно, что она имела в виду? Майра Хиндли должна была предстать перед судом за то, что мучила детей и хоронила их на болотах. Я слышала, как какой-то священник по радио распинался, что это все из-за разгула секса и наркотиков, мол, люди стали делать что хотят, не зная ограничений.

Тем временем МММ, поджав губы и хлопая ресницами, рассказывала про эпидуральную анестезию. Ей было совершенно не до меня, и все бы так и оставалось, если бы не Бидди со своими вечными возражениями. Сначала она нетерпеливо ерзала на стуле, пока МММ приобщала нас к новому евангелию родовспоможения, потом принялась корябать карандашом деревянную парту. Наконец сгребла рукой клок собственных волос.

И тут ее терпение лопнуло.

— Извините! — воскликнула Бидди. — Простите!

— Что теперь? — спросила МММ. В качестве лирического отступления она рассказывала в тот момент про потуги.

— Простите, но разве на втором этапе тужатся? Я никогда такого с роженицами не практиковала и не собираюсь. Это разве что для тех, кто принимает роды, глядя на часы.

МММ вспыхнула. Краснела она часто. Возможно, она вступила в ту жизненную фазу, когда румянец появляется у женщин чаще обычного, и это было видно. Я понимала, что рано или поздно Бидди ее достанет и она сорвется. Возможно, этот день настал.

— Видите ли, Бидди, акушеркам, как и всем медсестрам, положено носить часы. Они являются частью профессионального снаряжения. Тогда зачем, позвольте вас спросить, носить часы, если не пользоваться ими? А если роды затянулись — как вы поймете?

— Я не об этом, — парировала Бидди. — Просто я знаю такие больницы, где пациентов торопят, чтобы врачи и акушерки могли быстрее уйти домой и залечь на боковую. Такие, знаете ли, мясокомбинаты, а не больницы. Вот что я подразумеваю под часами. Когда торопят.

— Теперь мы можем продолжать?

Тут покраснела Бидди.

— Ни в коем случае, — отрезала она. — Я пытаюсь донести, что тужиться на втором этапе родов бесполезно. И даже вредно. В лучшем случае роженица расстроится из-за того, что у нее не получается, и напряжется, а это вас отбросит назад.

— Да, Бидди. Мы знаем, что у вас есть своя точка зрения по всем вопросам. — (У них уже случались стычки по поводу кесарева сечения и преимуществ грудного вскармливания перед бутылкой.) — Но нужно продолжать.

Однако Бидди на такое не подписывалась.

— Неужто все мы только сидим и ждем, что нас погладят по головке? Не верю. И что, мы всегда обязаны соглашаться с тем, что вы говорите? Я точно знаю, что здесь есть люди, которые думают ровно так же, как и я, просто они молчат. — Тут Бидди отвлеклась от МММ и обвела пылающим взором класс в поисках поддержки, которую не рассчитывала получить. — Так неужели меня никто не поддержит? Ты, Дон? Или ты, Мария? Осока, а ты?

Я опустила глаза.

— Вот, значит, как? — проговорила Бидди. — Решили молча отсидеться с опущенными головами, дождаться, когда вам выдадут диплом. Выходит, вы здесь не для того, зачем мы сюда пришли: не чтобы получить образование, потому что образование предполагает споры. Ведь линия, которую вы нам тут вскармливаете, государственная линия, она не оставляет места для возражений. А я не робот. И женщины, с которыми мы работаем, не роботы.

— Никто ничего подобного не говорит, — вступила МММ, пытаясь отвоевать контроль над ситуацией.

— Никто вообще ничего не говорит! — сокрушенно воскликнула Бидди. — Неужели во всем классе нет никого, кто со мной согласен?

Никто не отозвался. Хотя, мне кажется, уж в чем, в чем, а в этом все были с ней единодушны.

Бидди окинула аудиторию изумленным взором, взяла бумагу, карандаш и вышла. Через секунду ученица по имени Дон, жиденько улыбнувшись МММ, побежала вслед за Бидди. МММ пыталась прийти в себя от потрясения.

— Я не желаю, чтобы говорили, что на моих занятиях нет места для дискуссии, — произнесла она угрожающим тоном. — Не желаю. Давайте прервемся и подискутируем, коль вам уж так необходима дискуссия.

Проблема заключалась в том, что никому особо не хотелось дискутировать. В зловещей тишине открылась дверь, и в класс вошла Дон — без Бидди. Я так и знала, что Бидди не вернется. На наших глазах она покинула прекрасную, но беспокойную профессию, благодаря которой мы помогали женщинам рожать детей. Она, как Мамочка, ушла в подполье. Порвала билет и оставила свой пост у ворот жизни.

— Дон, мы тут обсуждали злосчастные потуги, — с ожесточением сказала МММ. — У вас есть что добавить?

Дон снова жиденько улыбнулась и ответила:

— Нет, в общем-то.

Вдруг у меня в мозгу возникли Мамочкины слова, и я произнесла:

— И я бы не стала просить роженицу тужиться на втором этапе.

Все взоры обратились на меня. Как будто я сняла платок и все увидели, что я обрилась. Хотя, конечно, ничего я не снимала. Но ощущение было именно такое.

— Прекрасно, — отозвалась МММ. — Прекрасно, Осока. Если таково ваше мнение — хотя это ваше мнение, а не мое, — то вы имеете на него полное право. Почему у вас, кстати, на голове платок?