Приключения стиральной машинки - Ира Брилёва

С благословения Алексея Митрофановича собирался Артем в этот раз на своем корабле через Атлантику вокруг Южной Америки пройти, очень его интересовали острова, те, что недалеко от тех берегов в океане притаились. Рассказывали люди бывалые, что на тех островах великаны каменные стоят, и люди живут там длинноухие и короткоухие, а еще знакомый купец странные фигурки, привезенные из тех мест, Артему показывал. Те фигурки из дерева вырезаны, вроде на божков языческих похожие, а ребра у них, словно у худых котов, наружу торчат. Таких фигурок он еще нигде не встречал. Вот и хотелось Артему хоть одним глазком самому в те места заглянуть — столько он всяких рассказов о них наслушался. В детстве ему книжка про такие же острова встретилась, но тогда все сказкой и небывальщиной казалось. Может, и не о тех местах в той книжке речь шла, но только мечте ведь все равно. Мечта, она движения требует. И теперь, когда столько было морских миль кораблями собственными исхожено, грех было от своей детской мечты отказываться. Но отправляться в такое далекое путешествие, не имея на борту изрядных специалистов в науках разных, было весьма непредусмотрительно. А вдруг на тех островах что-нибудь не подмеченное еще никем встретится? Или что-то интересное, доселе невиданное увидится? А без специалиста это интересное запросто пропустить можно. С Порфирьичем и парочкой его друзей — один был орнитолог, второй поиском кладов сильно увлекался — Артем уже успел переговорить. Все трое были абсолютно согласны плыть с Артемом хоть на край света. И в этой компании как раз не доставало специалиста по минералам. Поэтому Артем и поймал за полу сюртука высокомерного Желобова. Тот, даром, что высокомерный, а специалист хороший — Артем о нем уже давно все справки навел. И пошел Артем на хитрость — все же не зря его тесть к купеческой породе определил. Пригласил он инженера в приятное питейное заведение на Невском, скромное и с хорошими обедами. Вот там они по душам и поговорили. А как вышли оттуда, уже ясно было, что пока еще они не друзья закадычные, но, скорее всего, дело этим и закончится. Так и вышло со временем.

Сходил Желобов с Артемом в одну экспедицию, потом и во вторую, пообщался потеснее с ним, и понял инженер, что зря тогда от юноши нос воротил.

— Ты, Артемий Кузьмич, на меня не обижайся, — позже говорил Артему Желобов, — я, когда тебя в первый раз увидел, ты мне что-то совсем не понравился — молодой, зеленый, еще и с гонором. Но и на старуху бывает проруха. Видимо, перепутал я гонор с нормальной человеческой жаждой знаний. Ты уж прости меня. — Артем только смеялся и Желобова дружески по плечу хлопал. Вот как жизнь людей сводит!

Единственное, что поначалу сильно удивляло Желобова, так это то, что рядом с Артемом всегда его жена, Изабелла, находится. Узнал ее инженер, вспомнил, что с ними на корабле тогда эта девушка и бабушка ее из Африки плыли. Сначала ему очень странным показалось, что женщина рядом с мужем во всех тяготах и лишениях морского похода поровну со всеми хлеб делит. Непривычно это было. Да еще потом и по земле его в экспедициях сопровождает, записи делает, рисует для памяти все чудеса, что на пути попадаются. А путешественник за свою жизнь немало разного необычного встретит.

Но когда он поближе с Астафьевыми познакомился, то уже ничего странного инженер в том не находил. Столь разумна была эта молодая женщина, что не зазорно было иной раз и самому к ней за советом обратиться. И когда понадобился Белочке учитель в деле картографическом, то Желобов и подсказал Артему, где его разыскать. И адресок подкинул. Так Артем нашел в Питере для Белочки учителя. Звали его Якоб Оттович Боссен. Он был из обрусевших немцев и, выйдя на пенсию, тихо прозябал в Петербурге, в маленькой мансарде под самой крышей. У старика теперь была масса свободного времени, и Якоб Оттович все его отдавал любимому занятию — рисованию карт. Человеком он был неазартным, а все же была у него одна-единственная тайная страсть — старинные карты. Располагая бесконечным количеством времени, старик часто обходил антикваров и букинистов и подолгу ковырялся в целых Монбланах сваленных в кучу старых бумаг. Там вперемешку могли лежать и листки со стихами какого-нибудь малоизвестного российского поэта, бездарные, но написанные замечательной каллиграфической вязью; попадались обрывки рукописей — научных и вполне литературных, без титульных листов и обложек, иногда весьма ценных авторов. А также среди всякого ненужного хлама встречались изредка и настоящие сокровища для ценителя старых карт. Якоб Оттович, раскопав такой очередной шедевр, торговался с хозяином лавки за каждую копейку и, сторговавшись, тащил бесценную бумагу к себе в мансарду, где и любовался ею, словно молодой влюбленный своей избранницей. Иногда он заходил в дорогие антикварные магазины и смотрел на карты, развешанные на стенах под стеклом. Карты были очень старые, но прекрасно сохранившиеся, и стоили они недешево. Старик, внимательно рассмотрев очередную карту, старался до мельчайших деталей запомнить ее, и долгими вечерами потом сам вручную перерисовывал эти старинные карты, чтобы хоть как-то скрасить свою однообразную жизнь. Был он одиноким, ибо всего себя без остатка посвятил единственной любви — своему делу. И так бы, скорее всего, тихо и незаметно для окружающих и исчез бы этот незлобивый и приятный в общении старичок, если бы неожиданно не возник перед ним Артем, который, заехав однажды в Питер по своим делам, прямиком направился по заранее указанному ему адресу. Старый картограф удивился такой странной просьбе молодого человека, но гонорар, который посулил ему этот необычный то ли купец, то ли путешественник, взволновал воображение Якоба Оттовича до крайности. Пятьдесят рублей в месяц за обучение рисованию карт женщины? Такого странного предложения старому картографу еще никто не делал! Но, боже мой! Сколько карт можно приобрести на такие деньги в ближайшей лавке у знакомого торговца! От таких перспектив у старика закружилась голова. Одним из условий этой работы был временный переезд на жительство Архангельск. Немного подумав, старик согласился. Все равно он ничем особенно спешным занят не был. А таких денег ему вряд ли кто-то еще предложит. Он испросил позволения у Артема на некоторый свободный временной период для подготовки к переезду и улаживанию своих немногочисленных питерских дел. И вот через месяц в доме Астафьевых в Архангельске появился новый жилец. Поначалу он весьма настороженно отнесся к странному желанию этой красивой женщины — хозяйки дома — научиться старинному и точному ремеслу рисования карт. Но вскоре Белочкино прилежание и жажда знаний покорили сердце старика-картографа. Он всю жизнь составлял карты и любил свою работу всем сердцем, и еще не попадалось ему таких прилежных и сообразительных учеников, как эта молодая женщина Он передал ей весь свой опыт и знания, а она их с благодарностью приняла.

— Видите ли, дорогая Изабелла, поверхность земли имеет форму настолько сложную, что изображение оной — это дело многотрудное и тщательное, — тон старого картографа был немного менторским и поучающим, но Белочка слушала его внимательно. Ей и в голову не пришло бы потешаться над его высокопарным слогом и некоторой самовлюбленностью, сквозившей в речах Якоба Оттовича, когда он начинал очередную лекцию. — Создателем первой карты люди считают древнегреческого ученого Анаксимандра. В шестом веке до нашей эры начертил он первую карту, изобразив на ней землю в виде плоского круга, окруженного водой, — Якоб Оттович прокашлялся, очищая запершившее горло. То ли волнение его одолевало, то ли просто с непривычки, а только так приятно было ему, что кто-то разделил, наконец, его тайную страсть к картографии. Он довольно потер руки и продолжил: — Но я не согласен с этим общепринятым мнением. Дело в том, что еще пещерные люди умели рисовать, и я сам видел изображения простейших картографических рисунков на скалах в Северной Италии. Вы себе не представляете, как я волновался. Среди этих рисунков был план, показывающий возделанные поля, тропинки, ручьи и даже оросительные каналы. Это же наипервейший в истории человечества кадастровый план! — Старый картограф так разволновался, словно бы снова оказался в Северной Италии и самолично сделал это важнейшее открытие Он достал платок и отер пот со лба. — И это бронзовый век! — Он все еще не мог прийти в себя. Белочка встала из-за стола и сбегала в сени за холодным квасом. Ученый выпил квас жадными глотками и, окончательно успокоившись, смог продолжить урок. — Во втором же веке нашей эры грек Клавдий Птолемей обобщил знания своих коллег о Земле и Вселенной и назвал свой труд «Руководством по географии». Аж восемь томов содержал тот великий труд. И 14 столетий после этого ученые, путешественники и купцы использовали «Географию» Птолемея, содержавшую, заметьте, весьма точные карты. И, что самое любопытное, — этот ученый муж снабдил свои карты градусной сеткой, — Якоб Оттович поднял кверху свой длинный костлявый палец. Это означало, что открытие Птолемея теперь так же важно для самой Белочки, как и ее собственная жизнь!