Перекрестное опыление - Владимир Александрович Шаров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Апокалипсис:
«Весь мир насилья мы разрушим».И другая строка:
«Это есть наш последнийи решительный бой».Тысячелетнее царство добра:
«… а затем —Мы наш, мы новый мир построим…»И станут последние первыми:
«Кто был никем, тот станет всем».Продолжая разговор о коммунизме, о тоске по нему, снова вернемся к Андрею Платонову, который в «Чевенгуре» написал о нем все, все, о чем мы так исступленно просили и чего так долго, так безнадежно ждали.
Платоновский «Чевенгур» несомненно щедрая закладка в тот трактирный котел с кипящим мясным варевом, каким мне представляется Россия начала XX века, – ближе к утру каждый из нас на равных получит полную его миску. Не будет обойден никто, хватит всем.
Сначала вернемся к разговору о Мюнстерской коммуне. В семидесятые-восьмидесятые годы XVIII века императрица Екатерина Великая, интенсивно заселяя империю, пригласила на жительство в Россию очень близких к Мюнстерским анабаптистам моравских братьев и гернгутеров. Каждой общине в Заволжье были выделены обширные земельные угодья. Жители республики немцев Поволжья отчасти были их потомками.
В России эти немецкие сектанты никому и ничего не проповедовали, жили крайне замкнуто, как и привыкли за многие века гонений – коммунами, но были дворяне, в частности, в Воронежской губернии, которые очень интересовались их верой, думали и о том, как на тех же коммунистических основаниях переустроить жизнь крепостных крестьян в собственных имениях.
Думаю, что эти планы не ушли в песок, не пропали раз и навсегда без следа, а, как и многое другое, оказались в нашем котле. Весь «Чевенгур», как уже говорилось, выше крыши переполнен библейскими аллюзиями, цитатами и иносказаниями, и везде они так естественны в ткани происходящего, что ты не можешь не признать, что перед тобой разворачивается подлинно библейская история.
Очень важное место среди этих параллелей занимает все, что на страницах романа говорят между собой председатель уездного Исполнительного комитета Чепурный и секретарь того же уездного Исполнительного комитета Прокофий Дванов. Вряд ли ошибемся, если скажем, что Чепурный – ведущий и фактически уже приведший порученный ему народ в коммунизм, новую Землю Обетованную – это Моисей, а Прокофий Дванов – Аарон.
В обязанности Прокофия Дванова, который среди прочего владеет собранием трудов Маркса, то есть полным каноном новой веры, но главное, который, как говорили в старину, удивительно ловок в «плетении словес», входит облечь в четкие, всем, в том числе и самому Чепурному, понятные формулировки неясные, но провидческие предначертания председателя УИКа.
Предваряя диалоги Чепурного и Прокофия Дванова, наверное, следует сказать, что дальше я буду цитировать «Чевенгур», что называется, целыми паремиями. Думаю, это правильно и необходимо по двум причинам. Первая: видеть в своем тексте, а прежде переписывать от руки такого блистательного писателя, как Андрей Платонов, удивительно приятно. Вторая: то, что говорят герои платоновского «Чевенгура», на мой взгляд, подтверждает и объясняет весьма важные вещи.
Итак, председатель УИКа Чепурный и секретарь УИКа Прокофий Дванов —
Моисей и Аарон нового Исхода из дома рабства:
«Чепурный на это особого ничего не сообщил, сказал только: вот приедем в Чевенгур, спроси у нашего Прокофия – он все может ясно выражать, а я только даю ему руководящее революционное предчувствие! Ты думаешь: я своими словами с тобой разговаривал? Нет, меня Прокофий научил!»
«– Ты, Прокофий, не думай – думать буду я, а ты формулируй! – указывал Чепурный. (…)
Чепурный для сосредоточенности прикрыл глаза.
– Что-то ты верно говоришь, а что-то брешешь! Ты поласкай в алтаре Клавдюшу, а я дай предчувствием займусь – так ли оно или иначе!»
«– Ну, как же – сформулируй! – предложил ему Чепурный.
Прокофий в размышлении закинул назад свои эсеровские задумчивые волосы.
– На основе ихнего же предрассудка! – постепенно формулировал Прокофий.
– Чувствую! – не понимая, собирался думать Чепурный.
– На основе второго пришествия! – с точностью выразился Прокофий. – Они его сами хотят, пускай и получают – мы будем не виноваты.
Чепурный, напротив, принял обвинение.
– Как так не виноваты, скажи пожалуйста! Раз мы революция, то мы кругом виноваты! А если ты формулируешь для своего прощения, то пошел прочь!
Прокофий, как всякий умный человек, имел хладнокровие.
– Совершенно необходимо, товарищ Чепурный, объявить официально второе пришествие. И на его базе очистить город для пролетарской оседлости».
«– Я мыслю и полагаю, товарищ Чепурный, в таком последовательном порядке, – нашел исход Прокофий.
– Да ты мысли скорей, а то я волнуюсь!»
Мюнстерская коммуна и Чевенгур:
«Копенкин медленно прочитал громадную малиновую вывеску над воротами кладбища: «Совет социального человечества Чевенгурского освобожденного района».
Сам же Совет помещался в церкви. Копенкин проехал по кладбищенской дорожке к паперти храма. «Приидите ко мне все труждающиеся и обремененные и аз упокою вы» – написано было дугой над входом в церковь. И слова те тронули Копенкина, хотя он помнил, чей это лозунг. (…)
Пролетарская Сила, не сгибаясь, прошла в помещение прохладного храма, и всадник въехал в церковь с удивлением возвращенного детства, словно он очутился на родине в бабушкином чулане».
Карл Маркс в Чевенгуре:
«Копенкин не успел прочитать Карла Маркса и смутился перед образованностью Чепурного.
– А что? – спросил Копенкин. – У вас здесь обязательно читают Карла Маркса?
Чепурный прекратил беспокойство Копенкина:
– Да это я человека попугал. Я и сам его сроду не читал. Так, слышал кое-что на митингах – вот и агитирую. Да и не нужно читать: это, знаешь, раньше люди читали да писали, а жить – ни черта не жили, все для других людей путей искали».
«Чепурный с затяжкой понюхал табаку и продолжительно ощущал его вкус. Теперь ему стало хорошо:
класс остаточной сволочи будет выведен за черту уезда, а в Чевенгуре наступит коммунизм, потому что больше нечему быть. Чепурный взял в руки сочинение Карла Маркса и с уважением перетрогал густонапечатанные страницы: писал-писал человек, сожалел Чепурный, а мы все сделали, а потом прочитали, – лучше бы и не писал!
Чтобы не напрасно книга была прочитана, ный оставил на ней письменный след поперек заглавия: "Исполнено в Чевенгуре вплоть до эвакуации класса остаточной сволочи. Про этих не нашлось у Маркса головы для сочинения, а опасность от них неизбежна впереди. Но мы дали свои меры". Затем Чепурный бережно положил книгу на подоконник, с удовлетворением чувствуя её прошедшее дело».
Второе пришествие в Чевенгуре:
«– Кончилось, слава Тебе Господи! – счастливой рукой крестились чевенгурцы в конце затихшего происшествия. – Мы ждали Иисуса Христа, а Oн мимо прошел: на все Его святая воля!
Если старики в Чевенгуре жили без памяти, то прочие и вовсе не понимали, как же им жить, когда ежеминутно может наступить второе пришествие и люди будут разбиты на два разряда и обращены в голые, неимущие души».
«– Нет, товарищ Чепурный! Я думал, что второе пришествие им полезно, а нам тоже будет хорошо…
– Это как же? – строго испытывал Чепурный.
– Определенно, полезно. Для нас
