Перекрестное опыление - Владимир Александрович Шаров

оно недействительно, а мелкая буржуазия после второго пришествия подлежит изъятию…»

«– А раньше кто тут жил?

– Раньше буржуи жили. Для них мы с Чепурным второе пришествие организовали.

– Да ведь теперь – наука, разве это мыслимо?

– А то нет?

– Да как же так? Говори круглей?

– А что я тебе – сочинитель, что ль? Был просто внезапный случай по распоряженью обычайки.

– Чрезвычайки?»

«Копенкин стоял в размышлении над общей могилой буржуазии – без деревьев, без холма и без памяти. Ему смутно казалось, что это сделано для того, чтобы дальняя могила Розы Люксембург имела дерево, холм и вечную память. Одно не совсем нравилось Копенкину – могила буржуазии не прочно утрамбована.

– Ты говоришь: душу добавочно из буржуев вышибали? – усомнился Копенкин. – А тебя за то аннулировали, – стало быть, били буржуев не сплошь и не насмерть! Даже землю трамбовкой не забили!»

Здесь Копенкин резко ошибался. Буржуев в гуре перебили прочно, честно, и даже загробная жизнь их не могла порадовать, потому что после тела у них была расстреляна душа».

«Он знал и видел, насколько чевенгурскую буржуазию томит ожидание второго пришествия, и лично ничего не имел против него. Пробыв председателем ревкома месяца два, Чепурный замучился – буржуазия живет, коммунизма нет, а в будущее ведет, как говорилось в губернских циркулярах, ряд последовательно-наступательных переходных ступеней, в которых Чепурный чувством подозревал обман масс.

Сначала он назначил комиссию, и та комиссия говорила Чепурному про необходимость второго пришествия, но Чепурный тогда промолчал, а втайне решил оставить буржуазную мелочь, чтоб всемирной революции было чем заняться. А потом Чепурный захотел отмучиться и вызвал председателя чрезвычайки Пиюсю.

– Очисть мне город от гнетущего элемента! – приказал Чепурный.

– Можно, – послушался Пиюся. Он собрался перебить в Чевенгуре всех жителей, с чем облегченно согласился Чепурный.

– Ты понимаешь – это будет добрей! – уговаривал он Пиюсю. – Иначе, брат, весь народ помрет на переходных ступенях. И потом, буржуи теперь все равно не люди: я читал, что человек как родился от обезьяны, так её и убил. Вот ты и вспомни: раз есть пролетариат, то к чему ж буржуазия? Это прямо некрасиво!»

«Прокофий кратко сформулировал будущее для чевенгурской буржуазии и передал исписанную бумагу Пиюсе; тот должен по памяти прибавить к приказу фамильный список имущих.

Чепурный прочитал, что Советская власть предоставляет буржуазии все бесконечное небо, оборудованное звездами и светилами на предмет организации там вечного блаженства; что же касается земли, фундаментальных построек и домашнего инвентаря, то таковые остаются внизу – в обмен на небо – всецело в руках пролетариата и трудового крестьянства.

В конце приказа указывался срок второго пришествия, которое в организованном безболезненном порядке уведет буржуазию в загробную жизнь».

Мне кажется, что будет правильно, если и эта работа, как и остальное, завершится общим концом всего, то есть концом истории наших столь долгих, столь безнадежных странствий.

«Почти все население Чевенгура ответило одинаково: первым придумал ответ церковный певчий Лобочихин, а у него списали соседи и устно передали дальним.

“Живем ради бога, а не самих себя”, – написали чевенгурцы.

Чепурный не мог наглядно уяснить себе божьей жизни и сразу учредил комиссию из сорока человек для подворного суточного обследования города. Были анкеты и более ясного смысла, в них занятиями назывались: ключевая служба в тюрьме, ожидание истины жизни, нетерпение к богу, смертельное старчество, чтение вслух странникам и сочувствие Советской власти.

Чепурный изучил анкеты и начал мучиться от сложности гражданских занятий, но вовремя вспомнил лозунг Ленина: “Дьявольски трудное дело управлять государством”, – и вполне успокоился. Рано утром к нему пришли сорок человек, попили в сенцах воды от дальней ходьбы и объявили:

– Товарищ Чепурный, они врут – они ничем не занимаются, а лежат лежа и спят.

Чепурный понял:

– Чудаки – ночь же была! А вы мне что-нибудь про ихнюю идеологию расскажите, пожалуйста!

– Её у них нету, – сказал председатель комиссии. – Они сплошь ждут конца света…»

«– А вот надо читать, дорогой товарищ: история уж кончилась, а ты и не заметил».

«– Откуда ты такой явился? – спросил Гопнер.

– Из коммунизма. Слыхал такой пункт? – ответил прибывший человек.

– Деревня, что ль, такая в память будущего есть?

Человек обрадовался, что ему есть что рассказать.

– Какая тебе деревня – беспартийный ты, что ль? Пункт есть такой – целый уездный центр. По-старому он назывался Чевенгур. А я там был, пока что, председателем ревкома.

– Чевенгур от Новоселовска недалеко? – спросил Дванов.

– Конечно, недалеко. Только там гамаи живут и к нам не ходят, а у нас всему конец.

– Чему ж конец-то? – недоверчиво спрашивал Гопнер.

– Да всей всемирной истории – на что она нам нужна?»

И вправду – на что?

Теперь несколько соображений о марксизме и русском царстве. Вернусь к тому, что взгляд, сводящий все к запломбированному вагону, который, будто Троянский конь однажды оказался внутри наших крепостных стен и обрушил трехсотлетнюю империю, кажется мне далеким от истины. В частности, потому, что история – штука прихотливая.

Конечно, Брестский мир молодой советской республики с Гогенцоллернами, как они и надеялись, позволил Германии перебросить с восточного фронта на западный десятки дивизий, но решительно поменять положение дел не получилось. Уже через полгода страны «оси» подписали в Компьенском лесу акт о безоговорочной капитуляции. И как же было не капитулировать, когда большевики, свалив Романовых, без остановки и раскачки занялись империями Габсбургов и Гогенцоллернов.

Ход событий показал, что и здесь они выказали немалую предприимчивость. В итоге Коммунистический интернационал ничуть не менее успешно, чем русская армия, выполнил наши обязательства перед союзной Антантой, но дело даже не в этом.

Четырьмя веками раньше, когда закладывался государственный порядок новой, уже не великокняжеской, а царской России, в его основу была положена созданная в тиши и уединении монашеских келий доктрина, известная как «Москва – Третий Рим, а четвертому не бывать». В сущности монастырские книжники думали ровно о том же конце истории, что и Маркс, только связывали они его со вторым пришествием на землю Спасителя.

По мнению схимников, миссия подготовки этого пришествия Божьим Провидением была возложена именно на русских царей и заключалась среди прочего в расширении территории Святой Земли, то есть в переходе в их подданство новых и новых стран и народов. Выполнялось все это вполне успешно. В течение четырех столетий территория Земли Обетованной, находящаяся под скипетром сначала Рюриковичей, потом Романовых, неуклонно и практически безостановочно расширялась.

Середина XVII века в этом движении на юг и север, запад и восток во многих отношениях ключевой период. Тогда совпали и поначалу укрепляли, поддерживали друг дружку поразительное по силе и мощи религиозное возрождение (оно было начато так называемыми «ревнителями благочестия») и победоносная война России с её вековечным врагом – Речью Посполитой.

О религиозном подъеме, который страна познала в середине XVII века, осталось много свидетельств, в частности, единоверцев – православных греков, которые в то время, ища помощи для