Кавалер Золотой Звезды - Семен Бабаевский

— Божья худобка, — проговорил сторож, помогая Семену запрягать. — Не езда, а одно удовольствие. Ни тебе вожжи, ни тебе узды. Садись и помахивай кнутиком, а выехал за станицу — ложись себе и зорюй. С дороги не свернут, не то что кони… Постой, постой, а ты знаешь — куда цоб, а куда цобе?

— Хитрость, папаша, небольшая.

Анфиса сидела на возу, подобрав под юбку босые ноги. Семен взял налыгач и взмахнул кнутом.

— Ну, вот я и казак, — сказал он, улыбаясь Анфисе.

Бричка выкатилась со двора. В ночной тиши гулко гремели колеса, пугая сонных, хрипло лающих собак. За станицей, по берегу реки, белела извилистая дорога, то теряясь в ложбине или в кустарнике, то снова появляясь на пригорке. Горы стояли совсем близко, и между ними блестел кусочек реки…

Семен повесил на рога подручному быку налыгач и, ухватившись рукой за его спину, по дышлу взобрался на бричку. Сел рядом с Анфисой, и она прижалась к нему, посмотрела в глаза… Ну, вот и сбылось то маленькое счастье, о котором вчера мечтали, — они сидели вдвоем на бричке, как могут только сидеть муж и жена, выезжая рано поутру на базар. А вокруг — ни души, лишь степная тишина, нарушаемая стуком колес, да в глубоком молчании дремлют холмы и курганы, а впереди узким полотном белеет дорога…

В это утро и Сергей поднялся рано. Наскоро закусил, выслушал наказ Ниловны, как надо беречь себя, чтобы не простудиться в горах. «На сырую землю не ложись, не купайся — там вода, знаешь, какая холодная, и, боже тебя упаси, не вздумай прыгать по плывущим бревнам».

Тимофей Ильич посмотрел на жену и сказал:

— И чего ты наговариваешь? На войне ему и не такое пришлось повидать — и ничего, жив-здоров… Ты только вот что, Сергей: домой наведывайся.

Сергей пообещал наведываться домой, взял радиоприемник и вышел. Ниловна провожала его за ворота, уговаривала взять с собой теплое одеяло, подушку.

— На войне тебе и под шинелью было тепло, а тут так нельзя, — настаивала на своем мать.

— Хорошо, мамо, я не буду купаться, не лягу на сырую землю, — сказал Сергей, чтобы хоть немного успокоить мать, — а одеяла не возьму.

В станичном совете он застал Савву и Прохора и от них узнал, что все три бригадира со своими кухарками уехали на рассвете, а Семен и Анфиса — еще в полночь. «Знаю, знаю, чего Семен так торопился», — подумал Сергей.

Потом он, Савва и Прохор сели на тачанку и поехали по колхозам. Помогли Прохору собрать людей и отправить их на шести конных упряжках. (Все шесть подвод должны были вернуться в станицу.) Пока были выделены подводы и собраны люди, пока Сергей, вручив надежному парню радиоприемник, разговаривал с Саввой о том, в каком месте на реке лучше всего устроите запань для приема сплавляемой древесины, пока Дорофей седлал на этот раз не серого коня, а тонконогого и пугливого жеребца, разговаривая с ним, как с человеком: «А ты пробегайся, пробегайся… Жирный, застоялся, вот и покатай Сергея Тимофеевича, тогда и не будешь грызть ящик…», — словом, пока все это происходило, наступил день, и солнце высоко поднялось над лесом.

Сдерживая поводьями плясавшего жеребца, Сергей боялся давать ему волю и по станице ехал рысью… А за станицей выскочил на курган, приложил щитком ладонь к глазам и долго смотрел на дорогу. Подвод не увидел и тогда пустил жеребца в галоп. Проскакал балку, поднялся на невысокую гору, поросшую кустарником, и отсюда заметил в низине бричку, запряженную быками серой масти. Быков погоняла женщина с непокрытой головой. Она полулежала в передке, помахивала кнутом и не смотрела назад. «Наверно, наша подвода, — подумал Сергей. — Но кто же в бричке?» Он хлестнул плетью, пригнулся к гриве, и жеребец пошел таким бешеным галопом, что ветер запел в ушах. Сергей скоро узнал возницу. Это была Ирина. Он осадил жеребца и, с трудом успокоив его, поравнялся с бричкой.

— Иринушка, ты чего так отстала?

— Тебя поджидала.

— Правда?

— А ты все хочешь правды. Разве на этих тихоходах за лошадьми угонишься? — Ирина сердито замахала кнутом. — Все меня опережают… Вот и ты проскачешь мимо…

— А может, и не проскачу?

— Это, кажется, не тот конь, на котором ты ко мне приезжал?

— То был конь смирный, — сказал Сергей, натягивая поводья. — А с этим замучился.

Жеребец всхрапывал, танцуя, косился злыми, горячими глазами на быков и все время отходил от брички. У Сергея болели плечи. Ладони, стянутые поводьями, покраснели.

— Ты его привяжи к задку, а сам садись ко мне, — посоветовала Ирина.

Сергей спрыгнул с седла, покрепче привязал к грядке поводья и подсел к Ирине.

— А где ж твой бригадир?

— Да разве ты не знаешь Ивана Атаманова? Не могу, говорит, ехать на быках, голова болит. Обгоняли нас конные подводы, вот он и пересел на них. — Она посмотрела на Сергея: — Когда ты уехал, меня мать спрашивала: «Какой это, говорит, кавалерист приезжал?»

— И ты сказала?

— Нет. А зачем ей говорить? Она и сама знает…

Солнце поднялось высоко. Над степью властвовала жара, и Сергею хотелось растянуться на полости. Он расстегнул ворот гимнастерки и лег, осторожно положив голову Ирине на колени.

— Так можно? — спросил он, закрывая глаза.

— Можно… Только я боюсь — уснешь.

— Ирина, — сказал он, не отвечая на ее слова, — это я предложил взять тебя на лесосплав.

— Я так и думала… Кто же еще обо мне побеспокоится.

— А ты довольна?

— Да, я рада.

Сергей любовался лицом Ирины — таким простым и милым, ее строгими, всегда как-то тревожно блестевшими глазами. Она нагнулась к нему так низко, что Сергей разглядел у нее на висках нежный пушок. Он точно впервые увидел и ее губы, и уши в завитках волос, и загорелую шею, и этот нежный пушок, к которому так и хотелось прикоснуться губами…

Они долго молчали, а быки, видимо, давно уже поняв, что возница о них забыла, еле-еле плелись по пыльной дороге. Бричка катилась так медленно, что жеребец злился, толкал ее грудью и кусал дерево… Сергей закрыл глаза, и тотчас же ему показалось, что бричку тянут знакомые ему лысые, огненно-красной масти быки, блестят на солнце молочные бидоны…

— Только, чур, не спать! — сказала Ирина, теребя его за чуб.

Сергей открыл глаза. Ирина склонилась над ним, точно хотела поцеловать его. «А хорошо так лежать, — думал Сергей. — Лежать и видеть небо, Ирину, ее глаза — то задумчивые, то веселые, чувствовать близость той, которую люблю… Надо мной голубое-голубое облачко растянулось так, как кисея в полете, и где-то в поднебесье — дрожащая точечка жаворонка… Нет, я как-то по-особенному люблю этот простор полей, пыльную дорогу, медленную поступь быков… Есть во всем этом какая-то своя прелесть, и на сердце у меня приятно и хорошо… Видно, прав Федор Лукич: есть в моей крови что-то казачье…»

— Сережа, о чем ты думаешь?

Сергей молчал. Ирина расчесывала пальцами его чуб. Сергей увидел, как дрожащая точечка в небе покачнулась и камнем упала вниз. Над бричкой запел жаворонок, но не надолго. Он так же быстро исчез, как и появился.

— О чем думаю? Вспомнился мне один разговор о казачестве… И вот так, лежа на этой скрипучей бричке, я почувствовал… нет, это трудно передать… Я почувствовал, что во мне живет казак… — Он рассмеялся. — Мне показалось, что ты моя жена и что мы едем с тобой в поле. От этих мыслей на сердце стало тепло…

— Милый ты мой казак!

Ее лицо разрумянилось, она наклонилась к Сергею, быстро поцеловала его и испуганно оглянулась.

Глава XXIII

В полдень Сергей и Ирина проехали станицу Усть-Джегутинскую, стоявшую у входа в ущелье, по которому сочилась мелководная, капризная во время дождей речонка. Отсюда начинались горы. Совсем близко вырастали буро-красные скалы, одна вершина лезла на другую, чернея мохнатой шапкой леса или блестя белыми камнями. Прижимаясь к отвесной голой скале, дорога вошла в ущелье. Сверху нависали глыбы серой породы, а внизу — пропасть, и оттуда, как из недр земли, поднимался такой рокот бьющейся о камни воды, точно в этой узкой стремнине работали десятки турбин. «Вот бы где поставить станцию», — подумал Сергей.

Ехать в этом месте было опасно. Ирина, покороче подобрав налыгач, осторожно вела быков. Сергей успокаивал жеребца, который приседал на задние ноги и дрожал всем телом. Иногда Сергей заглядывал вниз. Река бесновалась, щедро обдавая брызгами нависшие над руслом камни, сверкала и переливалась радугой водяная пыль, и были видны котлованы, в которых кипела и пенилась вода. «Как же здесь пройдут бревна? — с тревогой подумал Сергей. — Да тут, если образуется затор…»

Вскоре дорога круто повернула влево, потом вправо, и за поворотом открылась просторная поляна, покрытая кустарниками и невысокими холмиками. Кубань текла по широкой пойме.

— Ну, Иринушка, как ни хорошо ехать на твоей бричке, а на коня снова придется садиться, — Сергей поставил ногу в стремя и легко сел в седло. — Я нагоню передние подводы, и мы тебя подождем, — и ускакал.