Аляска золотая - Андрей Бондаренко

Уже ночью, когда стало окончательно ясно, что с Иваном случилось чтото серьёзное, Сашенция проговорила, успокаивающе поглаживая Егора по небритой щеке:

— Как же мне жалко Ванечку Ухова! Шустрый паренёк, честный, весёлый…. Эх, Саша, не везёт тебе с молодыми подчинёнными! Никита Апраксин погиб, потом три брата Солевых, теперь вот Ваня пропал …. Ладно, надо всегда — до самогосамого конца — надеяться только на лучшее! Тогда — непременно повезёт…

На рассвете все дети и женщины — на всякий случай — были отправлены на борт фрегатов, а две разведывательные группы, разойдясь друг от друга на три — три с половиной мили, осторожно двинулись вверх по склону к Чилкутскому перевалу. Первую группу, состоящую из десяти шведских гренадёр, вёл драгунский капитан Йохансен — мужчина опытный, злой и обстоятельный. В состав отряда Егора вошли пятеро бывших солдат Александровского полка, сержант Дмитрий Васильев и два шведских охотника — из фамильного северного поместья безвременно погибшего генерала Ерика Шлиппенбаха. Во время плавания к берегам Новой Зеландии оба охотника, по случаю болезни, находились на борту «Александра» — под Санькиным присмотром, поэтому и избежали смерти от рук кровожадных маори.

Задачи перед обоими отрядами были поставлены наипростейшие. На первом этапе — двигаться по своим маршрутам, которые с каждой пройденной милей неуклонно сближались, и встретиться уже на Чилкутском перевале. Там, в миттельшпиле операции, внимательно осмотреться и попробовать изобразить на жёсткой, слегка желтоватой бумаге, купленной запасливой Гертрудой Лаудруп на Тайване, чтото вроде простейшей и грубой географической карты. Ну, и в завершении похода — успеть до вечера, если следы подполковника Ухова не отыщутся, вернуться обратно в лагерь, где и обсудить дальнейшие планы.

«До седловины перевала будет миль семнадцатьвосемнадцать, ерунда», — заявил самоуверенный внутренний голос. — «Впрочем, Джек Лондон в своих книгах утверждал, что путь на Чилкутский перевал безумно труден и опасен. Но ведь его герои передвигались вверх по склону, таща за спиной по сорокпятьдесят килограмм разных грузов, а вы, братец, идёте налегке. Только огнестрельное оружие, боеприпасы, ручные гранаты, да и по мелочам совсем немного — всякого вспомогательного снаряжения …».

Перед выходом разведчиков на маршрут к Егору подошёл Николай Савич и сообщил:

— Я, Александр Данилович, вчера после ужина осторожно прошёл вверх по склону на тричетыре мили. Ночь выдалась безветренной. Вслушивался я, вслушивался в местную тишину, и мне показалось, что гдето там, на самом перевале стучат индейские тамтамы. Ритмично так стучат, слаженно…. К чему бы это? А, может быть, это просто моё сердце так стучало, переживая за судьбу единственного племянника…

Сперва шагалось легко, склон поднимался очень полого — градусов десятьдвенадцать — по отношению к горизонтальной плоскости, не больше. Под каблуками сапог весело поскрипывало разноцветное каменное крошево, в листве редких деревьев беззаботно перекликались лесные птицы.

Потом пришлось пересекать недавнее пожарище. Здесь идти было уже гораздо тяжелее, приходилось постоянно перебираться через упавшие, только на половину сгоревшие стволы деревьев. Серый пепел, поднимаемый хулиганистым ветерком с почерневшей земли, настойчиво и беспардонно лез в глаза.

Примерно через четыре с половиной мили они упёрлись в бурный водный поток, протекавший вдоль склона.

«У Джека Лондона про эту речку не упоминалось!», — отметил внутренний голос. — «Впрочем, Джек посетит эти места только через сто девяносто лет (если, конечно же, мы в ближайшие годы не выберем всё окрестное золото), а за это время чего только не произойдёт. Землетрясения, например, могут здорово изменить здешний ландшафт…. Это ещё хорошо, братец, что мы с тобой ребята опытные, тёртые и предусмотрительные…».

— Все взяли с собой запасные сапоги? — спросил Егор. — Тогда быстренько раздеваемся до гола, на шею вешаем сумки с огневыми припасами и ручными гранатами, рядом размещаем сменные сапоги, связанные верёвкой, на головы приторачиваем снятую одежду, смело заходим в воду, высоко подняв руки с оружием над головой, и уверенно переходим на противоположный берег. Тут, судя по всему, не оченьто и глубоко, максимум по грудь…. Так, так, только не все сразу, торопыги выискались! Мы с сержантом Васильевым и двумя солдатами (вот — ты и ты!) пока раздеваться не будем, а внимательно присмотрим за противоположным берегом. Вдруг туземный противник както проявит себя? А когда вы переправитесь, оденетесь, переобуетесь и возьмёте в руки оружие, тогда и мы двинемся через реку. Ну, а сырые сапоги заберём на обратном пути, спрячем их пока в ближайших кустиках…

Солнышко начало припекать, солоноватый пот застилал глаза, дыхание непроизвольно учащалось и сбивалось.

«Ничего страшного!», — невозмутимо заявил вездесущий внутренний голос. — «На границе Ливии и Алжира приходилось (в двадцать первом веке, понятное дело!) гораздо хуже: там было многократно жарче, да и ковыляли тогда по песчаным, очень зыбучим барханам…».

Один раз им пришлось — по бревенчатому мосту — перебраться через десятиметровую, бездонную пропасть.

«Видимо, атабаски часто наведываются к берегу океана», — отметил внутренний голос. — «Даже построили надёжный мост…».

Когда до седловины Чилкутского перевала оставалось чуть более двухсот пятидесяти метров, Егор, шедший первым, резко вскинул вверх правую руку, сигнализируя о возможной опасности.

— Чтото случилось, Александр Данилович? — обеспокоено зашептал ему в ухо сержант Васильев. — Почему мы остановились?

— Запах такой, как будто совсем недавно за перевалом бушевал сильный лесной пожар.

— Нет, там не было пожара, — невозмутимо проговорил охотник Свен, громко шмыгая длинным шведским носом. — А вот костры горели. Долго, всю ночь. Много костров. Больше десяти. До сих пор пахнет жареной лосятиной…

После недолгого раздумья Егор принял решение:

— Дальше идём максимально осторожно, перед самой седловиной рекомендую всем ползти. Двигаемся вперёд цепочкой, выдерживая расстояние между бойцами метров в двенадцатьпятнадцать. Я иду первый, за мной следует Свен, сержант Васильев — замыкающий колонны. Всё, пошли, воины! Форверст…

Он осторожно выглянул изза красного валуна, верхушка которого была надёжно укрыта белой ледяной коркой, так и не растаявшей за скупое северное лето. Выглянул и непроизвольно замер, прочно позабыв, зачем, собственно, он взбирался на Чилкутский перевал.

Картина, открывшаяся взгляду, завораживала: длинный, как казалось — бесконечный склон, покрытый чёрными камнями и редкими кустиками цветущего вереска, и только в самом конце склона, гдето рядом с далёкой линией горизонта, едва просматривались разноцветные, слегка размытые пятна далёких озёр.

Ближайшее пятно — идеальнокруглое — было неправдоподобно яркоголубого цвета. Второе озеро, овальновытянутое, переливалось всевозможными оттенками светлозелёного и изумрудного. За ним угадывались ещё пятнышки — нежносиреневые и розоватые…

«Всё это, конечно, просто замечательно: первозданные природные красоты, неожиданные цветовые гаммы и колера…», — первым очнулся от наваждения приземлённый внутренний голос. — «Но пора и делом заняться, чёрт побери! Откуда здесь так аппетитно пахнет не до конца прожаренной лосятиной?».

Егор, приказав Свену — заранее оговорённым жестом — оставаться на месте, осторожно прополз на северовосток по седловине перевала ещё около ста пятидесяти метров и неожиданно оказался на краю обрыва. Невысокий такой обрывчик, метров девятьдесять, не более того. А вот под ним обнаружилась идеально ровная, прямоугольная площадка — общей площадью в пятьшесть тысяч квадратных метров, также обрывающаяся вниз своим северовосточным краем.

На площадке наблюдалось порядка двадцати круглых очагов, обложенных крупными, почерневшими от копоти камнями. Причём, все очаги были заполнены свежими углями и золой. Около каждого каменного круга — с восточной стороны — в землю были вкопаны деревянные идолы, украшенные разноцветными кусочками ткани, птичьими перьями и бусами, набранными из клыков хищных животных. Толстые деревянные губы идолов были вымазаны чемто тёмным, рядом с тотемами размещались белые конусообразные кучки, сложенные из разнокалиберных костей неизвестных животных.

«Будем надеяться, что эти кости принадлежали лосям, оленям, косулям и прочим — горным баранам», — ухмыльнулся недоверчивый внутренний голос. — «А вот в Новой Зеландии, как мне помнится, тамошние аборигены только из человеческих косточек складывали аналогичные кучки…».

По центру площадки гордо возвышался одинокий индейский вигвам. Вернее, это Егор, опираясь на свои знания, почерпнутые из просмотра киновестернов двадцатого и двадцать первого веков, решил, что данное строение, безусловно, является вигвамом…