Закон и женщина - Уилки Коллинз

Он глядел на мою руку, лежавшую на ручке его кресла, но при моих последних словах он внезапно поднял глаза и устремил их на меня с выражением сердитого подозрения.

— Почему вы полагаете, что я имею свое собственное мнение о тайне ее смерти? — спросил он строго.

— Я узнала это из отчета. Судья выразил такое предположение. Я не имела намерения оскорбить вас, мистер Декстер.

Лицо его тотчас же прояснилось, он улыбнулся и положил свою руку на мою. Дрожь пробежала у меня по телу при его прикосновении, и я быстро одернула руку.

— Простите меня, если я перетолковал ваши слова в ложную сторону, — сказал он. — Да, я сознаюсь, что имею свои собственные идеи насчет смерти этой несчастной женщины. — Он замолчал и посмотрел на меня пристально. — Разве вы тоже имеете свои собственные идеи?

Я была глубоко заинтересована. Я сгорала от нетерпения узнать больше. Чистосердечие с моей стороны могло вызвать его на откровенность. Я отвечала:

— Да.

— Идеи, которые вы сообщили кому-нибудь?

— До сих пор еще ни одному живому существу.

— Странно, — сказал он, не спуская с меня своего проницательного взгляда. — Какое вам может быть дело до умершей женщины, которой вы никогда не знали? Почему вы задали мне свой вопрос? Разве вы приехали ко мне с какой-нибудь целью?

Я смело созналась в истине. Я сказала:

— Да.

— С целью, имеющей связь с первой женой Юстаса Макаллана?

— Да.

— С чем-нибудь, что случилось во время ее жизни?

— Нет.

— Связанное с ее смертью?

— Да.

Он внезапно всплеснул руками с жестом отчаяния, потом прижал их к голове, как будто почувствовал внезапную боль.

— Я не могу выслушать вас сегодня, — сказал он. — Я отдал бы все в мире, чтобы выслушать вас, но я не смею. Я не в силах возвратиться к ужасу прошлого. Слышали вы меня, когда пришли сюда? У меня безграничное воображение. Я могу вообразить себя величайшим героем, какой когда-либо существовал. Я живу некоторое время жизнью человека, которым воображу себя. Если бы я стал сдерживать себя, когда воображение мое разыгрывается, я сошел бы с ума. Я даю себе волю. Припадок продолжается несколько часов и оставляет меня в упадке духа, с сильно расстроенными нервами. Если в такое время во мне возникнут какие-то тяжелые воспоминания, я способен впасть в истерику. Вы не должны видеть меня в истерике. Нет, миссис Валерия, я ни за что не соглашусь испугать вас. Не хотите ли приехать ко мне завтра днем? У меня есть пони и кабриолет. Ариэль умеет править. Она приедет к мамаше Макаллан и привезет вас сюда. Мы поговорим. Я сгораю от нетерпения выслушать вас. Завтра утром я буду готов принять вас. Довольно об этом. Я должен успокоиться. Музыка — лучшее наркотическое средство для встревоженного ума. Мою арфу, мою арфу!

Он укатил на другую сторону комнаты. Моя свекровь подошла ко мне, чтобы поторопить меня.

— Пойдемте, — сказала она с досадой. — Вы видели его, он показал себя сегодня во всей красе. Довольно, иначе он вас утомит. Пойдемте.

Кресло возвратилось к нам медленно. Мизериус Декстер действовал только одной рукой. В другой он держал арфу, такую арфу, какие я до тех пор видела только на картинах. Она была так мала, что на ней можно было играть, держа ее на коленях. С такими арфами изображаются музы и легендарные барды.

— Прощайте, Декстер, — сказала миссис Макаллан.

Он повелительно поднял руку.

— Подождите. Пусть она услышит мое пение. Он обратился ко мне. — Я не хочу быть обязанным другим поэзией и музыкой. Я сам сочиняю для себя и поэзию и музыку. Я импровизирую. Дайте мне подумать немного, я буду импровизировать для вас.

Он закрыл глаза и задумался, тихо водя пальцами по струнам. Спустя несколько минут он поднял голову, взглянул на меня и заиграл прелюдию. Это была дикая, монотонная музыка, то напоминавшая медленный, плавный восточный танец, то строгие напевы старых армянских песен. Слова, последовавшие за прелюдией, были так же мало подчинены каким бы то ни было правилам, как и музыка. Одним из прекраснейших теноров, какие я когда-либо слышала, мой поэт воспел меня в следующих словах:

     Зачем она пришла?Я в ней утраченную вспомнил,Мне в ней умершая воскресла:     Такой же стан,     Такая же походка,Зачем она пришла?

Судьба ли то?     Не вместе ль сужденоПрошедшего ошибки нам исправить?          Не вместе ль суждено     Нам тайну прошлого открыть?Соединить догадки, мысли, подозренья?     Судьба ли то?

     Разгадка в будущем:     Пусть ночь пройдет,     Пусть день придет.Ее прочту я мысли,Она в мой ум заглянет.     Разгадка в будущем.

Голос его затихал, пальцы прикасались к струнам все слабее и слабее, по мере того как он подходил к концу песни. Утомленный ум потребовал успокоения. При последних словах глаза его закрылись, голова опустилась на спинку кресла. Он заснул с арфой в руках, как ребенок с новой игрушкой.

Мы вышли из комнаты на цыпочках и оставили Мизериуса Декстера, поэта, композитора и сумасшедшего, погруженным в глубокий сон.

Глава XXVI

Я ПРОДОЛЖАЮ УПОРСТВОВАТЬ

В темной прихожей нас встретила полузаснувшая Ариэль. Не взглянув на нас, не сказав нам ни слова, она проводила нас по темному саду и заперла за нами калитку.

— Доброй ночи, Ариэль, — крикнула я ей через забор. Я не услышала ничего, кроме тяжелых шагов, удалявшихся по направлению к дому, и стука запираемой двери.

Лакей позаботился зажечь каретные фонари. Сняв один из них, он осветил наш путь по кирпичной пустыне и вывел нас благополучно на дорогу.

— Что вы скажете теперь? — спросила меня моя свекровь, когда мы уселись в карету. — Вы видели Мизериуса Декстера. Довольны вы теперь? С тех пор как я его знаю, я никогда не видала его в таком безумном состоянии, как сегодня.

— Не смею оспаривать ваше мнение о нем, — возразила я, — но что касается меня, я не убедилась, что он безумный.

— Не убедились после всего, что он выделывал на своем кресле! — воскликнула миссис Макаллан. — Не убедились после его насмешек над его несчастной родственницей! Не убедились после песни, которую он пропел в честь вас и в заключение которой заснул! Валерия, Валерия, правы были наши предки, сказав, что никто так не слеп, как тот, кто не хочет видеть.

— Извините меня, миссис Макаллан! Я видела все, о чем вы говорите, и все это очень удивило и смутило меня. Но теперь, когда я пришла в себя и могу думать спокойно, мне кажется, что этого человека нельзя назвать сумасшедшим в обыкновенном значении этого слова. Пожалуй, его странность состоит в том, что он выражает прямо, и, надо сознаться, довольно дико, чувства и мысли, которые бывают у всех нас, но которые мы скрываем как слабость. Я сама иногда воображаю себя каким-нибудь другим лицом, и, признаюсь, это доставляет мне некоторое удовольствие. Все дети, не лишенные воображения, любят представлять себя кем-нибудь другим — волшебницами, королевами, кем угодно. Мистер Декстер, как и дети, делает это открыто, и если это доказательство сумасшествия, то он, конечно, сумасшедший. Но я заметила, что, когда воображение его успокоилось, он стал считать себя опять самим собою, Мизериусом Декстером, и был далек от мысли, что он Наполеон или Шекспир. Кроме того, надо принять во внимание его уединенную, замкнутую жизнь. Мне кажется, что она была причиной чрезмерно развитого воображения и необычайного самомнения, которое выразилось в его насмешках над несчастной родственницей, в его странной песне. Боюсь, что это поколеблет ваше доброе мнение обо мне, но я должна сознаться, что он заинтересовал меня.

— Не должна ли я заключить из этого, что вы намереваетесь отправиться к нему опять? — спросила миссис Макаллан.

— Не знаю, что я буду думать об этом завтра утром, — ответила я, — но в настоящую минуту я расположена отправиться к нему опять. Пока вы стояли в другой части комнаты, я имела с ним разговор, убедивший меня, что он действительно может быть полезен мне.

— В чем он может быть вам полезен?

— В единственном деле, которое я имею в виду и которого вы, к сожалению, не одобряете.

— И вы намерены довериться ему? Открыть свои мысли такому человеку?

— Да. Я согласна, что такой поступок с моей стороны будет риском, но я должна рисковать. Я знаю, что я неосторожна, но в моем положении осторожность помешала бы мне достигнуть цели.

Миссис Макаллан не возразила словами. Она открыла большой мешок на передней стороне кареты и достала из него коробку спичек и дорожную лампочку.

— Вы вынуждаете меня показать вам, что думает ваш муж о вашей затее. Его последнее письмо из Испании со мной. Судите сами, бедное восторженное молодое создание, достоин ли мой сын безнадежных, бесполезных жертв, которые вы намереваетесь принести ради него. Зажгите лампу.