Меченосец - Валерий Большаков

– Жаден он у тебя, – прищурился Клык.

– Не то слово... – вздохнул княжич.

– А в чем беда-то?

– А в том и беда! Древляне устали терпеть безобразия, собрали в Малине войско... Малин – это градок их, к западу отсюда... Собрали они оружных тыщи три или поболе и на Киев двинулись. К Самбату не приступали и Подол обошли, а вчера осадили Вусегард и...

– И? – нахмурился Клык.

– ...И взяли его, – упавшим голосом договорил Халег. – А воеводу Вузлева убили... Смед его сгубил...

– Какой Смед? – высунулся из-за спин Хурта Славинский. – Косой?

– Он...

– А ты где был? – задал Инегельд прямой вопрос.

– На охоте... – опустил голову Халег.

– Нету в том вины княжича, – подал голос один из гребцов, – прислуга древлянская ворота открыла!

– Понятно... – пробурчал Инегельд, насупясь. – А это кто с тобой?

Халег вздернул голову.

– А я людей охочих собрал по Десне, – сказал он с вызовом. – Батя на своей Горе заперся и помощи не шлет. А мне что – крепость сдавать? Да ни за что!

Инегельд кивнул понятливо, с сочувствием даже, и проговорил ворчливо:

– Познакомил бы... Вместе ж биться будем...

Халег, не веря своему счастью, радостно представил спутников, оборачиваясь и тыкая пальцем в лодьи, дрейфующие неподалеку:

– Больше всего северы пришло, вона люди Илигера, сына Балаха, а там – две сотни Илитвера Отчаянного. А еще со мной угры пошли, их привел дьюла Тотош.

– А там вон кто? – кивнул Клык на дальние лодьи. – Уж больно черны... Не хазары случайно?

– Что ты! Это ультины, местные их уличами прозывают. Они из булгар, пришли к Самбату на торг, да и попали в заварушку. Их я не звал, но они сами меня нашли и сказали, что их мечи – мои мечи. Их предводителя зовут Курт, сын Альмаса из рода Дуло.

– Знатный род, – кивнул Инегельд. – И ты еще забыл назвать врага. Кто у древлян главным?

– Чагод Грозный, сын Агила! – ощерился Халег. – Это он смуту затеял, он и его сыновья – те еще детки!

– Большие детки, – проговорил Инегельд, соображая, – большие бедки... Так. Всем ставить мачты и поднимать паруса!

– Заметят же... – растерялся Халег.

– Вот и пусть заметят! – ухмыльнулся Клык. – Пусть увидят нашу силу и устрашатся. Вперед!

Отпылал пышный закат, на Непр упали пронзительно-синие сумерки, в которых вода отличалась от земли слабым блеском, отражением первых звезд.

Вусегард и в потемках был различим – его стены рисовались четким черным силуэтом на фоне дрожащего оранжевого зарева. Видать, древляне жгли костры во дворе крепости.

– Передать по лодьям, – глухо распорядился Инегельд. – Высаживаемся с шумом. Всем зажечь по факелу, орать, петь, бренчать оружием. Запалить побольше костров. Подходите, тушите факелы и скрытно возвращаетесь на берег. Там их снова зажигаете, и топаете обратно к кострам. Уяснили? Пущай древляне насчитают не тысячу, а пять, десять тысяч воинов! Пускай всю ночь трясутся от страха – сомлевших и квелых мы одолеем шутя!

Варяги загоготали довольно, разбирая факелы и смешиваясь с усатыми савирами, чьи островерхие шлемы были обмотаны разноцветными чалмами.

На расстоянии перестрела от Вусегарда осаждающие разжигали костры, бродили вокруг, громко переговариваясь и хохоча, свистя и подвывая по-печенежски, на манер волков, гремя щитами и распевая боевые песни. А ультины и вовсе в пляс пустились – кружили вокруг огня, гикая, подпрыгивая, бешено вращая клинками.

Олег сунул горящий факел в траву, и тот потух.

– Обратно теперь, да? – задышал в затылок ему Пончик.

– Угу. Пошли, только тихо...

Пробравшись кустами, оба вышли на берег, где тоже горели костры, бросая отсветы на поникшие паруса.

– Дубль два! – ухмыльнулся Пончик, зажигая потухший факел.

– Вперед!

Они вернулись к кострам у крепости и вновь спустились к берегу. И еще раз. И еще. Если кто из древлян вел счет прибывшему воинству, то число взявших Вусегард в осаду давно перевалило за пять тысяч. Увидеть же истинное положение дел осажденным мешала ночь. Луны и той не было на небосводе.

– Строимся! – раздалась новая команда Боевого Клыка.

– Инегельд, как режиссер, – хмыкнул Пончик.

– Видать, – подхватил Олег, – батальную сцену готовит!

Было похоже на то. Князь выставил длинный ряд варягов со щитами и копьями в крепких руках. На роль героев второго плана он поставил савиров и булгар, за ними встали мадьяры – они почти не имели шлемов, но эта деталь не бросалась в глаза за грозным блеском стали в первых рядах.

А на заднем плане гридни попросту повтыкали в землю весла, тонкие и прочные, рукоятками вверх. Весла должны были изображать копья.

– Травки, травки сухой подтащите, – крутился Инегельд, – побольше! В копешки скидывайте!

Гридни живо нагребли прошлогодней сухой травы, натаскав и сложив ее тремя стожками – прямо перед строем.

– Это осветители! – хихикнул Пончик.

– Точно! – поддержал лекаря Малютка Свен. – А иначе тем, в крепости, не видно будет...

– Кто по-древлянски кумекает? – вопросил Инегельд.

– Я! – откликнулся голос из строя.

– Кто – я?

– Пелг, сын Нура! Я сам из Малина.

– Подь сюды, Пелг. Будешь переводить тем, кто внутри, то, что я им, собакам, скажу снаружи. Турберн! Как я отойду, поджигай все копешки.

– Будет сделано, княже!

Инегельд пошагал к крепости под защитой двух гигантских щитоносцев. За его широкой спиной прятался древлянин Пелг.

Турберн с факелом оббежал все три стожка и поджег траву. Повалил густой дым, красный с белесым, и копны вспыхнули ярким пламенем, высвечивая бесчисленное войско.

Инегельд встал руки в боки и зычно заговорил, избегая оскорблений, – не след злить врага, а то ярость может возобладать над трусостью:

– Эй, вы! Я, светлый князь Инегельд Боевой Клык, сын Акуна Кровавая Секира, привел с собою тьму воинов, храбрых и яростных!

Пелг старательно прокричал перевод – над кромкой стен Вусегарда виднелись головы осажденных, внимавших словам осаждающих.

– Вы можете покинуть крепость, – продолжил Клык, – пока горят наши костры! Не захотите – воля ваша! Тогда тысяча наших останется сторожить вас здесь, а остальных я поведу в Малин – насиловать ваших жен и дочерей, рубить головы вашим отцам и дедам, выпускать кишки сыновьям и жечь все, что горит! Я сказал.

Инегельд повернулся и зашагал прочь. Щитоносцы двинулись за ним, пятясь на манер раков, пока их не поглотила тьма – копны пылавшей травы угасли. Но костры все еще горели, светясь красными россыпями углей.

– Разойтись! – негромко скомандовал Клык. – Весла – на место! Ультинам Курта Дулата и савирам Илитвера Отчаянного – обложить дорогу из Вусегарда на Самбат. Пропустить всех древлян и ударить им в спину, атаковать с флангов! Бить и гнать, сколько хватит сил!

Ультины восторженно заулюлюкали и бросились исполнять приказ. Они растворились во тьме, подобно ночным духам зла, а за ними во мрак канули молчаливые савиры.

– Думаешь, уйдут древляне? – с интересом спросил Турберн.

Инегельд ответил не сразу, наверное, пожал плечами в темноте.

– Посмотрим... – буркнул он.

А за стенами крепости внезапно взвился дикий крик, потом еще один.

– Режут кого-то, что-ли? – покривился Железнобокий.

– Похоже, – сказал Ивор.

– Видать, – добавил Олег, – не все согласны оставлять крепость... Слышите?

В темноте разнесся протяжный скрип – это открывались ворота Вусегарда. Потом послышался множественный топот, словно били далекие барабаны, – сотни ног касались узкого моста через ров.

Топот стих, и тут же оглушительные кличи ультинов раскололи тишину, и дикие визги савиров – началась резня.

– В крепость! – указал факелом Инегельд. – Бегом!

Повторять ему не пришлось. Вся гридь Князева бросилась к городским вратам. Тяжеловесные створки стояли распахнутыми, за ними тянулась улица, смутно освещенная полупритухшими кострами. Кое-где отсвечивали скорченные тела людей.

Варяги зашагали по отнятому городу, и жители его, забившиеся буквально по щелям, почуяли будто – свои пришли!

Женщины и старики, дети и отроки боязливо выглядывали, охали, плескали руками, причитали, плакали. Свои!

На центральной площади, куда выходил двухэтажный терем, горел самый большой костер. Десятки убитых освещал его огонь – защитники города усеивали своими телами и утоптанную пыль площади, и ступени терема.

– Натворили делов, – прорычал Инегельд, – псы смердящие!

– Княже! – послышался крик, и из темноты выбежал Халег, размахивая секирой. – Чагод ушел!

– Да и пес с ним... Поймаем – на осине подвесим.

– Так он казну с собой забрал! Он и сыновья его!

И зять!

Инегельд взревел. Что проку спасти дом, если грабитель ушел со всем добром?!

– Много ли в той казне было? – осведомился Турберн.

– Достаточно! Один шелк чего стоит. А там и серебришко было, и мехов куча...

– Ах, Чагод... – злобно выцедил Клык. – Ах, гнойный прыщ... Халег! Готовь коней!