Клуб «Ритц» - Алексей Миллер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Посередине комнаты стоит кровать в форме сердца. Эта кровать напомнила мне огромное ложе в штаб-квартире клуба «Ритц», повидавшее огромное количество извращений. Я хотел сказать об этом Павлу, но, вспомнив его отношение к этому обществу, решил промолчать. На одной из стен – множество фотографий детей.
– Кто это? – интересуюсь я, показывая на фотографии.
– Это я и моя сестра. Здесь фотки из раннего детства, – Паша отвечает, но как-то смущенно. На большинстве из них изображен Паша с совсем маленькой девочкой, которой годика 2–3. На некоторых из них еще присутствует очень красивая женщина. От нее тяжело оторвать взгляд! Паша, заметив мой интерес, комментирует: «Это моя мать. Она была прекрасным человеком».
– Была?
– Она умерла пятнадцать лет назад.
– Соболезную. А отец? – спрашиваю я, пытаясь найти на фотографиях мужчину. Но везде изображена только мать.
– Он оставил нас, когда нужен был нам больше всего… Извини, я не хочу сейчас говорить о моей семье. Есть вещи поважнее. Ты можешь жить в этой комнате, пока мы не решим, что делать дальше, – спокойно сказал Паша, осматривая через окно серый двор. Я подхожу к нему. Из окна второго этажа открывается вид на парк. Павловский парк. Я здесь гулял много раз в детстве с родителями. Бедные мои старики! Как же вам, наверное, будет жутко узнать, что ваш сын – убийца? Такого они точно от меня не ждали. У меня никого не осталось. Да я никого сейчас и не хочу видеть. Нужно начать все с чистого листа. Новую жизнь. Как же я благодарен Паше за то, что он есть. Он для меня стал больше, чем друг.
– Спасибо огромное. Ты не должен делать все это для меня… – говорю я с трудом, словно камень встал в горле. Хочется сказать многое, но не могу.
– Не надо слов, – довольно грубо бросил Паша и быстро покинул комнату.
19
Я ложусь на кровать. Закрываю глаза. Мысли путаются в голове. Слишком много переживаний. Мне хочется успокоиться и заснуть, но я не могу. От очередного порыва чувств резко открываю глаза, непроизвольно подношу руку ко рту, кусаю себя за палец. Потеряно чувство реальности. Очень хочется выпить.
Какой я подлец! Я должен исправиться. Нет. Я хочу обладать Олей. Чего бы мне это ни стоило. Теперь я готов на все. Мне уже нечего терять. Может убить ее? И тогда она будет ничьей. Потом покончить с собой. Еще убить Павла. Вот он, хороший конец. Все спасены. Ольга и Паша пойдут к Богу, а я, как и следует, в ад. Хорошая история получается. Может, когда-нибудь снимут про меня фильм. Нет. Слишком слабо. Я хочу познать все дно этого мира. Слишком рано умирать.
Смешно выходит. Секунду назад мне в голову пришла мысль убить человека, который меня спас и приютил. Я сейчас нахожусь в его доме, откуда он знает, что я не причиню ему вреда? Я чувствую, что он сам небезразличен к Оле, и он знает, что я к ней испытываю пламенные чувства. Может, надеется, что, в благодарность за его доброту, я уступлю ее ему? Чушь. Я ему не конкурент.
Он искренне помогает мне. Не пойму, почему? Не в Боге здесь дело. Очередной раунд игры? Для самых искушенных?
Я закрываю лицо руками. Мне кажется, что я вот-вот окончательно сойду с ума. «Оля, я добьюсь тебя», – шепчу я в полубреду. Точно, я пойду на все ради цели. Впервые в жизни я столь уверен в своих желаниях.
20
Ужин. Пахнет очень аппетитно. Паша говорит, что готовит только в те дни, когда у него гости. Такое хобби. На первое он подал крем-суп из цветной капусты. На второе – куриный шницель под грибным соусом, на гарнир – рис. Открывает бутылку «Божоле ново». Наливает мне бокал, сам не пьет, обосновывая это тем, что ему еще предстоит сесть за руль этим вечером. Стол сервирован красиво, но немного неопрятно.
Я жадно выпил бокал вина. Хозяин сразу его наполнил. Несмотря на голод, мне тяжело есть. Не от нервов. Я немного успокоился. Слишком странно смотрит на меня Паша. У меня рождаются неприятные ассоциации, кажется, что меня откармливают как свинью на убой. Нет. Я попробовал мясо. Вкусно. Но из-за сухости во рту тяжело есть. Я выпил второй бокал вина. Он что, все время будет так пялиться на меня?
– Паша, все в порядке? – стараюсь как можно вежливее спросить я.
– Да. Все очень хорошо. Тебе все нравится, – могильно спокойным голосом отвечает он, не отрывая от меня взгляда.
Мне становится жутковато, совершенно пропадает аппетит. Приходится глотать пищу через силу, обильно запивая вином.
– Ты точно не хочешь есть? – спрашиваю я его с надеждой. Я не понимаю, что происходит. Павел молча смотрит, как я ем. Его лицо не выражает никаких эмоций. Даже мой вопрос дошел до его сознания через несколько секунд.
– Нет. Я перекусил, пока готовил. Ешь. Я приготовил это для тебя, – он наконец переводит взгляд в другую сторону и встает. – Прости, если невкусно. Мясо черствое, да?
– Нет. Просто я слишком перенервничал. Мне тяжело.
Следующего поступка я никак не ожидал. Он хватает тарелку из-под моего носа и бросает ее в стену:
– Ты даже есть не можешь из-за этого чертового клуба!
– Причем тут клуб? – вскакиваю я в шоке.
– Он погубил тебя. Хлеб и вино – так мы можем принять нашего Бога. А этот клуб уничтожает все лучшее в нас. Хоть бы его не было!
Я не знаю, что делать. Успокаивать Пашу бесполезно. Может я сделал что-то не так и обидел его? Ведь он старался, готовил. А я не выказал должной благодарности. Говорю:
– Все было очень вкусно. Я очень перенервничал, что меня могут посадить.
– Тебя могут посадить из-за клуба.
– Не буду спорить с тобой. Но это могло произойти, даже если бы я не оказался в
«Ритце».
– Нет.
Он взял веник, совок и начал собирать разбросанные осколки тарелки и еду с пола. Я взял из раковины тряпку
