Стеклянный Дворец - Амитав Гош

Однажды Раджкумар сказал Уме:

- Мы всем обязаны тебе. Если тебе что-нибудь понадобится, мы хотим, чтобы ты сразу же обратилась к нам.

Она улыбнулась.

- Всё, что угодно?

- Да, конечно.

Ума сделала глубокий вздох.

- Что ж, тогда я попрошу купить мне билет в Европу.

Пока пароход Умы шел на запад, обратно к двери Долли в Кемендине возвращался поток писем и открыток. Из Коломбо пришла карточка с изображением моря на фоне горы Лавиния с припиской, что Ума встретила на борту друга семьи, миссис Кадамбари Датт - одну из знаменитых калькуттских Даттов из Хатхолы, кузину поэтессы Тору Датт и родственницу известного мистера Ромеша Датта, писателя и учителя. Миссис Датт была гораздо старше Умы и некоторое время жила в Англии, она много знала о разных вещах - прекрасный компаньон на борту, просто посланный судьбой. Они приятно проводили время вместе.

Из Адена пришла открытка с изображением узкого пролива между огромными утесами. Ума написала, что с удовольствием увидела этот водный путь, который соединял Индийский океан с Красным морем и был известен под арабским названием Баб аль-Мандаб, "Ворота плача". Можно ли выбрать название лучше?

Из Александрии пришла открытка с крепостью и несколькими строчками о том, насколько европейцы на судне стали приветливее, когда пароход преодолел Суэцкий канал. Уму это озадачило, но миссис Датт сказал, что так всегда и происходит: что-то в воздухе Средиземноморья превращает самых высокомерных колониалистов в дружелюбных демократов.

Из Марселя Ума послала первое длинное письмо: она с новой подругой, миссис Датт, решила провести в этом городе несколько дней. Перед тем, как спуститься на берег, миссис Датт переоделась в европейское платье, предложив одно из них и Уме, но та почувствовала себя неловко и отказалась, сойдя с парохода в сари. Они ушли не так далеко, когда Уму - подумать только! - приняли за камбоджийку, вокруг нее собралась толпа народа, спрашивая, не танцовщица ли она. Дело в том, что недавно город посетил камбоджийский король Сисоват вместе с труппой придворных танцоров. Труппа пользовалась большим успехом, весь город сходил по ней с ума, великий скульптор, месье Роден, приехал из Парижа, чтобы вылепить изображения танцоров. Ума уже почти сожалела, что приходится всех разочаровывать, сообщая о том, что она индуска, а не камбоджийка.

Они обе прекрасно провели время, и Ума, и миссис Датт, гуляя по городу и осматривая достопримечательности, даже отважились выбраться на природу. Это было необычно, безрассудно и возбуждающе - две женщины путешествовали в одиночку, и никто их не беспокоил, они привлекли лишь несколько случайных любопытных взглядов. Ума спрашивала себя, почему такое же невозможно дома, почему женщины и помыслить не могут, чтобы путешествовать подобным образом в Индии, обладая такой же свободой. Но всё же было неприятно думать, что эта привилегия - наслаждаться чувством свободы, хотя и кратковременной - стала возможной благодаря обстоятельствам ее замужества и потому что сейчас у нее были деньги для поездки. Ума долго беседовала об этом с Кадамбари, миссис Датт. Почему женщины не могут обладать такой же свободой повсюду? А миссис Датт ответила, что конечно, одно из главных преимуществ британского правления в Индии, это то, что женщины получили права и защиту, которых никогда прежде не имели. При этом Ума впервые почувствовала антипатию к новой подруге. Она инстинктивно понимала, что это ложный аргумент, безосновательный и нелогичный. Как можно представить, что можно дать свободу, кого-то покорив? Что можно открыть клетку, запихнув ее в клетку большего размера? Как можно надеяться предоставить свободу части общества, когда его в целом держат в подчинении? Ума долго спорила с миссис Датт и под конец смогла убедить подругу в своей правоте. Она ощутила это как огромную победу, потому что, конечно, миссис Датт была гораздо старше (и гораздо лучше образованна), и до сих пор именно она всегда объясняла Уме, как следует думать о тех или иных вещах.

Долли читала письмо в постели. Она пила предписанное акушеркой едкое варево и пыталась отдохнуть. Несколько недель назад она начала подозревать, что беременна, и предчувствия впоследствии подтвердились. В результате ей предписали соблюдать постельный режим, принимать множество медицинских настоек и отдыхать. Но в таком шумном и суетливом доме отдохнуть удавалось не так-то легко. Даже когда она читала письмо Умы, ее несколько раз прервали - в комнату ворвались повар, У Ба Кьяу и бригадир каменщиков, чтобы спросить указания. Между попытками сообразить, что приготовить на обед и сколько денег дать У Ба Кьяу для посещения родного дома, Долли пыталась думать об Уме, наслаждающейся в Европе свободой гулять в одиночестве. Долли интуитивно поняла, почему Ума находила в этом такое удовольствие, хотя сама никогда не заботилась о подобных вещах. В ее мыслях не было места ни для чего, кроме бедной на события будничной жизни. Ей вдруг пришло в голову, что она редко думала о свободе или подобного рода вещах.

Когда она взяла ручку, чтобы написать Уме ответ, Долли не могла ничего придумать, невозможно было передать будничное удовлетворение, которое она получала от жизни. Она попыталась написать о том, что в прошлую среду заехала ее подруга До Ти, и они направились посмотреть на новую мебель в "Роу и Ко", еще она могла бы описать последнее посещение ипподрома Кьяикасан и как Раджкумар выиграл почти тысячу рупий и шутил, что купит пони. Но ни одно из этих событий, казалось, не стоило того, чтобы перенести его на бумагу, уж точно не в ответ на те важные вещи, которые высказала Ума. Долли могла бы написать о беременности, о счастье Раджкумара, и как они сразу же стали придумывать имена (родится мальчик, конечно же). Но в этом она была суеверна, ни Долли, ни Раджкумар еще никому не рассказали и не будут говорить, пока возможно. Она не хотела писать об этом и Уме, чтобы не выглядело так, будто она выставляет перед подругой свою семейную жизнь напоказ, подчеркивая бездетность Умы.

Прошло два месяца без каких-либо новых сообщений от Умы. Пока шли дни, Долли всё больше и больше мучилась бессонницей. От резких болей в животе по ночам она скрючивалась в постели. Она переехала в отдельную комнату, чтобы не беспокоить Раджкумара. Акушерка сказала, что всё идет совершенно нормально, но не убедила Долли, которая всё больше была уверена, что что-то не так. А однажды ночью уже привычные боли внезапно перешли в конвульсии, от которых задрожала вся нижняя половина тела. Долли поняла, что теряет ребенка, и позвала Раджкумара. Он поднял на ноги прислугу и послал людей во всех направлениях, чтобы привести докторов, сиделок и акушерок. Но было слишком поздно, с Долли был только Раджкумар, когда она родила мертвого ребенка.

Долли еще поправлялась, когда пришло следующее письмо от Умы. На нем был лондонский адрес, а начиналось оно с извинений и последующих упреков. Ума писала, что ее огорчает мысль о том, что они не переписывались несколько месяцев. Она была очень занята в Лондоне, объяснила Ума. Миссис Датт помогла найти жилье в пансионе пожилой леди, миссионерки, которая провела большую часть жизни в Индии. Таким образом, Ума не испытывала недостатка в компании. Вскоре после ее приезда к ней начали приходить люди, главным образом прежние друзья и коллеги администратора, в основном англичане. Некоторые знали ее покойного мужа по Кембриджу, а другие работали с ним в Индии. Они были очень любезны, показали ей город и водили на разного рода мероприятия, которые любил посещать администратор - концерты, спектакли, лекции в Королевской академии. Через некоторое время Ума чувствовала себя так, словно администратор снова рядом, она слышала его голос, описывающий Друри-лейн или Ковент-Гарден, указывая на их особенности, объясняющий ей, что сделано с хорошим вкусом, а что нет.

К счастью, она также не теряла связь с подругой по пароходу, миссис Датт. Оказалось, что та знает всех живущих в Лондоне индийцев, или почти всех. С ее помощью Ума повстречала многих интересных людей, а в особенности леди по имени мадам Кама. Она была из бомбейских парсов [27] и на первый взгляд казалась больше европейкой, чем индианкой - одеждой, манерами и внешностью. Но Ума никогда не знала человека, который говорил бы столь правдиво и прямо о проблемах Индии. Она была достаточно любезна, чтобы ввести Уму в свой круг. Ума никогда не встречалась с подобными людьми, такими интересными и такими идеалистами, мужчинами и женщинами, чьи мысли и чувства были так ей близки. Благодаря этим людям Ума начала понимать, что женщина вроде нее может внести из-за границы значительный вклад в индийскую борьбу.

Мадам Кама в последнее время постоянно побуждала Уму посетить Соединенные Штаты. Там у нее были друзья среди ирландцев Нью-Йорка, многие из которых сочувствовали делу освобождения Индии. Она решила, что для Умы важно встретиться с этими людьми, что ей может понравиться там жить. Ума вполне серьезно обдумывала предложение. В одном она точно была уверена: она не останется в Англии надолго. В Лондоне ее преследовала мысль, что весь город сговорился напоминать ей о покойном муже.