Колесо Перепёлкина - Владислав Крапивин

— Попадет бедняге, — всерьез встревожился за Шурика Вася.

— Может, и не попадет. Валерьян Валерьянович сам виноват. Нельзя так бояться мирных животных.

— Завучи никогда не бывают виноваты, — умудренно заметил Вася. — Вот увидишь. Завтра потащат Шурика к нему в кабинет. Да еще с родителями.

— Завтра никто никого не потащит, — сообщила Мика. — У нас будет еще целая неделя каникул, потому что фирма «Мойдодыр» не закончила ремонт водопровода. Это объявили в начале линейки. А ты опоздал…

— Вот это да! — возликовал Вася. Добрая судьба сжалилась и подарила еще семь дней лета!.. Но все же он сказал озабоченно: — Валерьяныч все равно вспомнит. Хоть через неделю, хоть через месяц…

…Забегая вперед, надо сказать, что Валерьян Валерьянович ничего никому не вспомнил. Он просто-напросто больше не появился в школе. Видимо, почувствовал, что крыс Вовчик полностью подорвал его педагогический авторитет. Говорили, что бывший завуч уехал в город Ялупаевск, где жила его тетушка. И там стал заведовать концертной самодеятельностью в клубе фабрики Канцелярских скрепок. Но так ли это на самом деле, никто не знал. Да и никому не было интересно.

Однако все это станет известно позднее. А пока Вася радовался неожиданному продлению каникул. Впрочем, недолго радовался. Сообразил:

«Мару! А сколько же здесь дней прошло, пока я торчал в этом самом ВПК? Мама с папой, наверно, все милиции обзвонили! Что я им скажу!»

«Мама с папой ничего не заметили. Им казалось, что ты дома. Да и вообще им было не до тебя…»

«Как это не до меня?!» — хотел обидеться Вася, но тут опять подала голос Мика:

— А все-таки как быстро пробежало лето, да? Кажется, будто мы только вчера с тобой встретились в этих местах… и помирились. Помнишь? — Она глянула вопросительно и чуточку кокетливо. — Ну, когда мы рядышком отпечатали ноги…

— Ну и что… ну, помню, — сам не зная отчего смутился Вася. И потому слегка насупился. — Теперь наши следы наверно нам уже малы. Лапы-то, небось, выросли за лето…

— А пойдем посмотрим!

Васе по-прежнему было почему-то неловко. Но Мару толкнул его шиной под коленку:

«Иди, иди…»

Через подсохший репейник и бурьян они выбрались к тыльной стороне кирпичного склада. Бетонная полоса у фундамента обросла по раю сурепкой и мелкой ромашкой. На стебельках искрились капли от недавнего случайного дождика, который пробежался по пустырям.

В двух отпечатках босых ступней тоже блестела дождевая вода. В ней безбоязненно плескались два воробья. Или, возможно, воробей и воробьиха. Воробья Вася узнал по торчащему хохолку.

— Привет, Крошкин!

Крошкин радостно чирикнул в ответ, но тут же взъерошился, запрыгал боком, завскрикивал скандально. Его подружка — тоже. Потому что в пяти шагах шумно опустилась на бетон черно-серая растрепанная ворона. Мерзко крякнула. Сразу было видно, что у нее с воробьями давние счеты. И сейчас она их сведет!

Разве мог Вася Перепёлкин допустить такое «свинство-воробьинство»?

Он выхватил рогатку и прицелился в ворону.

Никакого заряда в кожанке не было, но ворона про это не знала. А с рогатками она, видать была знакома. В один миг вредная птица взмыла над бетоном, панически заорала и унеслась, кувыркаясь в воздухе, как отброшенный комок мусора.

— Тот-то же… — сказал Вася.

Мика засмеялась:

— Как она перетрусила!..

Крошкин весело чирикнул на прощанье и вместе с воробьихой полетел прочь.

— Привет Акимычу и Филиппу! — крикнул вслед Вася. — И Степе!.. Сажи, что я скоро приду на «Богатырь»!

Тут же царапнула его грустная мысль: прийти-то он придет, а будет ли там весело? Небось Филипп опять грустит из-за разлада с Олей… Прав Мару: хлопотная эта штука любовь…

От досады он махнул рогаткой, как плеткой, щелкнул резиной себя по ноге.

— Хорошая рогатка, — похвалила Мика. — Такая же как у моего дедушки, когда он был вроде нас. У меня его мальчишечья фотография есть с такой рогаткой…

Конечно же Вася открыл рот для вопросов! Но Мару снова ткнул его в ногу:

«Ни слова о дедушке!»

«Почему?»

«Ни слова! Потом объясню!»

Ну что же, Вася понимал, что Мару не дает пустых советов. И быстро сказал о другом:

— Ну, давай померим наши следы!

Он сбросил кроссовку, сдернул носок и вставил ступню в отпечаток — теплая вода выплеснулась наружу. Мика, зачем-то подобрав коротенький клетчатый подол, аккуратно поставила ногу в свой след.

И Васина, и Микина нога вошли в свои отпечатки точь в точь! Словно следы на бетоне были оттиснуты лишь вчера!

— Вот это да, — сказал Вася, не зная, радоваться или огорчаться. — Выходит, мы за лето ни капельки не выросли?

— Ну и что? — отозвалась Мика. — А куда нам торопиться?

— А ведь и правда. Тем более, что еще неделя каникул… И знаешь что?

— Что?

— Бетон-то на солнце. От тепла всё твердое расширяется, может быть, и он расширился чуть-чуть. Как раз на наш вырост…

— Может быть, — покладисто сказала Мика. — Вася…

— Что?

— А ты… не мог бы мне когда-нибудь дать попробовать прокатиться на твоем колесе? Показать, как это…

«Мару, можно?» — очень неуверенно спросил Вася и был готов ко всякому ответу. Но Мару отозвался, хотя и без удовольствия, но и без капризности:

«Ладно уж. Куда деваться-то…»

— Ладно, Мика! Ты только не говори «колесо». Его зовут Мару. И оно даже не «оно», а «он». Мальчик!

Мика ничуть не удивилась:

— Ладно!

— Хочешь сейчас попробовать?

— Ой, нет… Мне сейчас надо домой. Приходи к нам после пяти, бабушка будет уже дома. Она про тебя много раз спрашивала после твоего приезда, почему Вася не заходит в гости…

Конечно же Вася снова открыл рот для множества удивленных вопросов. И опять Мару нервно крутнулся у ноги:

«Ни слова про бабушку!»

«Почему? Я же никогда ее не видел!»

«Потом объясню!»

И Вася послушался вновь..

Мика крутнулась на мокрой пятке и, помахивая снятым белым гольфом и сандалеткой, поскакала прочь.

Оркестр

«Почему ни слова о дедушке?! Почему ни слова о бабушке?! — вцепился Вася в Мару, когда Мика исчезла. — Что за фокусы?!»

«А вот потому… Ты сейчас пустился бы вспоминать, какой прекрасный дедушка и как вы замечательно доехали до города в его машине. И Мика решила бы, что ты свихнулся от солнечного удара…»

«По-че-му!»

«Сядь сперва… чтобы не упасть»,

Вася сердито засопел, но сел сразу. Прямо на бетон, спиной к нагретой кирпичной стене. Чтобы не тратить времени на споры.

«Ну?»

«Дело в том, что на самом деле тебя провожал домой не Микин дедушка, а ее бабушка. И не на машине, а на электричке. Ты Микиной бабушке очень понравился, когда познакомился с ней…»

«Я с ней не знакомился», — набыченно отозвался Вася. Дело явно клонилось к чему-то нехорошему.

«Знакомился… А вот с дедушкой ты как раз не был знаком…»

«Чего ты чепуху-то порешь…» — уныло сказал Вася, чуя, что Мару говорит правду.

«Вовсе не чепуху… потому что Микиного дедушки уже четыре года нет в живых…»

Вася дернулся, чтобы вскочить. Не вскочил, ослаб. Чуть не заплакал:

«Почему?..»

«Ты же выменял у мальчика Сережи рогатку! Забыл?»

«Не забыл… Ну и что?»

«Будто ты не понимал, что делаешь…»

«Я… ничего не понимал! При чем тут рогатка!»

«Сережа отдал ее тебе. И не пошел стрелять по стеклам. И не случилось беды, не порезал он руку. И значит, стал, кем хотел. Скрипачом. Вернее, альтистом… Альт это инструмент чуть побольше скрипки. Голос у него такой, чуть бархатистый…»

«Да знаю я! А почему… прочему его… больше нету на свете?!» — взорвался Вася молчаливым криком.

«Сергей Сергеевич Таевский стал очень известным альтистом. Таким же, как Юрий Башмет. Он выступал во всем мире и побеждал во всяких международных конкурсах. Его любили во всех странах, и он летал с концертами из одной страны в другую и был счастлив, потому что сбылась главная мечта его жизни — быть все время с музыкой…»

«А что же случилось-то?» — обреченно спросил Вася.

«Четыре года назад он полетел из Нью-Йорка домой, и самолет взорвался вскоре после взлета. Над океаном… Ты же знаешь, такие дела случаются иногда…»

«Значит я во всем виноват…» — безнадежно подвел итог Вася.

«В чем виноват-то? — вскинулся Мару. — В том, что исполнилась его главная мечта? Он же сам говорил: полжизни отдам, лишь бы не расставаться с музыкой…»

«Все равно… Что мне теперь делать-то?»

«Теперь — ничего, — как-то удивительно спокойно отозвался Мару (круглолицый темноволосый мальчик в больших очках). — Что было, то было. Это не ты, а… всемирное движение колес… А тебе пора домой. А то и правда хватятся».

Вася подумал и встал. И тихо пошел через пустырь в переулок.

Он брел, а Мару ковылял рядом, то и дело чиркая по ноге педалью. Прыскали в стороны кузнечики. Вася пытался понять, что у него в душе. И наконец подумал с виноватым вздохом: «Что же теперь… В самом деле: что было, то было…»