Убийство в Озерках - Мария Шкатулова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он был почти спокоен и даже доволен: пока все шло хорошо. Из окна на лестничной клетке соседнего дома он видел, как Люська открыла гараж, видел, как она выбежала из него через несколько минут, после нескольких безуспешных попыток завести свой «фольксваген» и бросилась на набережную ловить машину. Тогда он вернулся в дом, позвонил Тоне, строгим голосом назначил ей свидание на восемь часов, потом надел под старую куртку свою «рабочую» одежду (ту, в которой всегда занимался ремонтом и дачными работами и которая до недавнего времени находилась в Озерках) и вышел с собакой. Прогулялся не торопясь по своему двору, потом вышел в смежный двор, откуда был выход на Комсомольский проспект, в уличном лотка купил два килограмма яблок, кивнул знакомому сантехнику, спешившему куда-то со своим чемоданчиком, и вернулся домой. Через некоторое время вышел снова, в той же одежде и с несколькими рулонами старых обоев в руках: эти рулоны он в свое время взял у матери, чтобы застелить пол в своем кабинете, — после протечки там должны были белить потолок, но до ремонта руки у него так и не дошли.
Обои он выбросил в контейнер, стоявший неподалеку от гаражей, и через двор соседнего дома вышел на набережную, где, в одной троллейбусной остановке от дома, его ждал Петровичев рыдван.
Теперь ему предстояло сделать самое трудное — дождаться Люську и заставить ее поехать с ним в Озерки. «Черт знает что! Из-за собственной бабы так нервничать!» — думал Салтыков, поставив машину неподалеку от салона и судорожно соображая, что такое невероятное он должен ей сейчас наплести, чтобы она согласилась.
Он был так погружен в свои размышления, что чуть было не прозевал супружницу. Он заметил ее, когда она уже голосовала, стоя на мостовой с поднятой рукой. Ему удалось незаметно для нее отъехать от тротуара под прикрытием проезжавшего мимо троллейбуса, и к тому моменту, когда, поравнявшись с Люськой, он резко затормозил, она все еще не узнавала его.
Люська дергала правую дверцу, заблокированную кнопкой, и взглянула на него только тогда, когда он, наклонившись к окну, громко сказал:
— Ты что, не узнала меня? — ему было важно перехватить инициативу.
— О, Господи, Павел!.. Что ты здесь делаешь? Что это за машина? — Люська с изумлением разглядывала рыдван.
— Ты, может быть, сядешь? — ему казалось, что сердце бьется у него где-то в горле, так сильно он волновался.
— Что происходит? Где ты взял эту колымагу? — спросила Люська, садясь в машину и брезгливо осматриваясь.
— Я ее угнал, — пошутил Салтыков и с ужасом почувствовал, что вовсе не собирался говорить ничего подобного и что эти слова вырвались у него как-то сами собой, помимо его воли. Более того, эта идиотская, непонятно зачем произнесенная шутка и тон, которым она была произнесена, исключали всякую возможность дальнейшего сообщения о пожаре или любом другом стихийном бедствии или несчастье, якобы происшедших на даче.
— Так ты объяснишь, в чем дело? — нервно спросила Люська, и Салтыков спокойно (один Бог знал, откуда бралось это спокойствие!) ответил:
— Да ни в чем! Взял потехинскую машину — моя что-то забарахлила…
— Да?! Моя, представь себе, тоже.
— Да что ты?
— Ну да! Я не смогла ее завести, пришлось на набережной ловить частника.
— Ах вот, почему ты здесь торчишь! А я смотрю, не могу понять: ты или не ты? Что ты тут делала?
— Я же тебе говорила, что иду сегодня к Сироткину.
— Ничего ты мне не говорила!
— Говорила.
— Не говорила. Я впервые об этом слышу.
— Ну, значит, я говорила об этом Татьяне.
— Какой Татьяне?
— Господи, какой-какой… Татьяне Зеленко.
— A-а… Она звонила?
— Ну да, сегодня утром.
— Надо же, я не слышал.
— А почему ты бросил «вольво» около подъезда?
— Что значит — бросил? Я хотел на минуту подняться домой, а потом опять уехать, но заглох мотор. Я попробовал завести, но ничего не вышло, и пошел в третий подъезд: там живет мужик, у которого тоже «вольво», но не застал его дома.
— Значит, мы разминулись.
— Ну да.
— А почему ты в таком виде? — она окинула взглядом его рабочий наряд.
— Потому что переоделся, чтобы повозиться с машиной, а потом позвонил Потехин, и я попросил у него эту колымагу, чтобы…
— А с Гавриком ты погулял? — перебила Люська, — я не успевала.
— Погулял, погулял, — примирительно сказал Салтыков и вдруг как-то неожиданно для себя самого выпалил: — Слушай, Люсь, может, съездишь со мной на дачу? Мне там надо забрать кое-какие негативы…
Ему было уже почти все равно. Сейчас она, разумеется, откажется, и черт с ней. Он отвезет ее к Данилевским, вернется домой, включит телевизор, выпьет, расслабится и, впервые за последние несколько месяцев, по-настоящему отдохнет.
— На дачу? — совершенно спокойно переспросила Люська и посмотрела на часы. — Вообще-то у меня есть еще часа полтора… Ну, давай… Я тоже кое-что там возьму из своих вещей… Только при условии, что потом ты подбросишь меня к Данилевским.
— Ну, конечно! На какое время ты с ними договорилась? — он старался оставаться спокойным, хотя видел, как задрожали его руки, лежавшие на руле.
— Да часов на девять… мы точно не договаривались… Сегодня я даже не успела с ними поговорить. Кстати, позвоню-ка я им сейчас.
Люська вытащила из сумки мобильник.
— Что за черт! — воскликнула она с досадой. — Сотовый тоже не работает! Дай мне свой.
— Нету. Я его дома оставил.
— О черт! — повторила Люська. — Надо же!
— Зачем тебе им звонить, если вы все равно сегодня увидитесь?
— Затем, что мы договаривались дней пять назад, еще когда мы были в пансионате, и после этого я им ни разу не звонила. Может, у них что-нибудь переигралось? И с Ленкой Мироновой я не говорила… Надо же, как все это некстати!
— Надо было позвонить им из дома.
— Из дома я звонила утром: их никого еще не было, а потом я уже не успевала: опаздывала в парикмахерскую.
— А Ленка куда делась? — Салтыков боялся, что она сейчас потребует высадить ее у автомата, чтобы позвонить Мироновой или Данилевским, и заговаривал ей зубы, равнодушным тоном задавая вопросы и делая вид, что почти не слушает ее ответы. На самом деле он ловил каждое ее слово, потому что прекрасно понимал всю важность информации, которую выбалтывала ни о чем не подозревающая Люська.
— Кто ее знает? Дома, во всяком случае, ее не было.
— Никуда она не денется, — сказал Салтыков, — и ничего у них не переигралось: иначе, они бы тебе сами позвонили.
— Надеюсь, — бросила Люська и повернула к себе зеркало заднего вида.
— Ты что делаешь! Здесь нет боковых зеркал! — заорал Салтыков и в то же мгновение заметил, что на ее левой руке нет кольца.
Вернув зеркало на место, Люська спросила:
— Как тебе мой причесон?
— Ничего, — пробормотал Салтыков, — хотя прошлый раз мне понравилось больше.
— Да? А ты заметил, что было в прошлый раз?
— Конечно, заметил. Я всегда все замечаю. Вот, например, сейчас вижу, что на тебе нет кольца.
— Какого кольца? — Люська с изумлением уставилась на свою левую руку: на безымянном пальце было надето ее любимое старинное кольцо с бирюзой.
— Зеленого.
— Причем здесь зеленое? Оно сюда совершенно не идет.
— Где оно?
— Зачем тебе?
— Я спрашиваю, где оно?
— Боже мой — дома. Где ему еще быть? И что это оно так тебя интересует?
— Я подумал, ты его потеряла…
Они еще некоторое время попрепирались из-за кольца, потом еще из-за чего-то, потом наконец рыдван вырулил на шоссе, и через несколько километров, на левой стороне показались первые сосны. Это означало, что до Озерков уже совсем недалеко.
* * *Когда машина свернула к бывшей автобусной остановке, то есть к улице Ополчения, Люська сказала:
— Зачем? Мы здесь завязнем.
— Не завязнем, — хмуро ответил Салтыков, поглощенный мыслью о том, как «заставить» мотор заглохнуть на уровне адвокатской дачи, чтобы не выезжать на Маршала Захарова и не светиться.
Не успел он подумать об этом, как левое переднее колесо провалилось в колдобину, наполненную дождевой водой: машина накренилась, и мотор заглох.
— Я же говорила! — заорала Люська и, взяв у него ключи от дачи, вышла из машины.
— Говорила она, — передразнил Салтыков, ненавидевший комментарии, которыми она всегда сопровождала его езду, и улыбнулся. «Черт помогает», — подумал он, глядя, как она старательно обходит лужи и участки размокшей глины.
Черт действительно помогал, потому что, пока Салтыков возился с машиной, пытаясь выскочить из колдобины, Люська уже повернула налево, на улицу Маршала Захарова и направлялась к калитке, когда впереди, метрах в пятидесяти, из ворот соседней дачи — той, что находилась слева от них и принадлежала супругам-дизайнерам — показалась их «тойота». Люська была уверена, что они повернут в ее сторону и остановятся возле нее поболтать, но хозяин дачи вышел из машины, закрыл ворота, небрежно помахав Люське рукой, сел за руль и повернул налево, в противоположную сторону. Люська, разумеется, не могла знать, что за тонированными стеклами автомобиля прячется любовница соседа дизайнера, которую он вовсе не собирался никому предъявлять, и решила, что для людей светских они ведут себя не слишком-то вежливо. Салтыкову она ничего не сказала.