Нефертити и Эхнатон - Кристиан Жак

Египетская «религия», собственно говоря, есть нечто, связующее индивида с сакральным миром – посредством множества путей, которые все ведут к одному центру. Но человек не в состоянии непосредственно увидеть этот центр, ибо не обладает достаточной духовной «компетентностью». Вот почему вера, сколь бы искренней она ни была, не может заменить знание, которое рождается из символической и ритуальной практики.

Эхнатон, конечно, никогда не имел намерения «создавать» монотеизм или бороться против политеизма. Проблема такого типа совершенно чужда египетскому мышлению. Египетская духовность была знанием о циркуляции энергии между Единым и множественностью, между центром и периферией. Каждый фараон должен был, прибегнув к помощи определенной божественной силы, найти свой путь к этому знанию.

По мнению английского египтолога Гардинера, Эхнатон довольствовался тем, что его личное мистическое учение утвердилось в пределах Амарны, и совершенно не интересовался окружающим миром. Однако выдвигалась и прямо противоположная гипотеза. Разве храмы Атона не строились в Гелиополе, Мемфисе, Гермонте и, без сомнения, также в других регионах Египта? Почему бы не предположить, что Эхнатон пытался создать религию, которая, распространившись на весь Египет, затем приняла бы универсальный характер? «Какая держава мира, – спрашивает себя Вейгал, – могла бы победить империю, уникального бога которой понимают и чтут на всем пространстве от нильских порогов[88] до далекого Евфрата?»

А что если, опираясь на эту гипотезу, попытаться доказать, что «универсалистскую» политику проводил уже Тутмос III, что он «дополнил» свои военные победы религиозной экспансией? Ведь не случайно Аменхотеп III, отец Эхнатона, был восприимчив к различным религиям своего времени и «собирал» в Египте чужеземных божеств?

Атон сделал различными языки и внешние признаки народов, но даровал свои блага всем живым существам. Следовательно, этот бог мог стать ферментом религиозного единения для всех стран, которые поддерживали отношения с Египтом. Так почему бы нам не отказаться от ложной идеи о том, что имперская власть Египта держалась исключительно на военной силе и постоянно находилась под угрозой, и не принять концепцию рождения сообщества народов, основанного на едином культе?

Образ сокола, древний символ солнечного могущества, был по-настоящему понятен только самим египтянам. Быть может, Эхнатон счел необходимым заменить его другим символом, символом Солнечного Диска, потому что значение последнего было доступно для восприятия людей разных стран? Ведь каждый человек понимал благотворность воздействия солнечного света и мог удовлетвориться таким элементарным подходом к объяснению сути божества.

Сегодня подобное «универсалистское» видение Атона представляется нам неоправданно романтичным. Оно предполагает наличие у фараонов стремления к обращению инакомыслящих в свою веру – в то время как египетская религия никогда не имела миссионерской окраски. Тутмос III, например, хотя жестко проводил колонизаторскую политику, всегда оставлял территориям, которые находились под протекторатом Египта, религиозную автономию.

Конечно, сакральная сила солнечного света универсальна по самой своей природе. Атон – в принципе – не знает границ. Однако сказанное следует понимать именно в метафизическом плане, не превращая Эхнатона в некий анахронический образ фараона – «крестоносца».

Глава XVI

ЭХНАТОН – ДУХОВНЫЙ НАСТАВНИК

Функции владыки Обеих Земель представляли собой неразрывное единство проявлений духовной и светской власти. Священные обязанности и административное управление страной образовывали целостную в своей гармоничности систему, которая и обеспечивала благополучие подданных или, иными словами, присутствие богов на земле.

Царь Египта был одновременно государственным деятелем, жрецом, ученым и посвященным в мистерии. Сама множественность требуемых от фараона компетенций показывает, что трон Египта занимали выдающиеся личности.

Эхнатон не был исключением из правила. Более того, он особо подчеркивал свою роль посредника в передаче людям священных знаний, то есть, по примеру многих своих предшественников, считал себя еще и духовным наставником.

Сразу же после своей коронации Эхнатон принял титул «(самый) великий из видящих» или, согласно другой интерпретации, «видящий Великого [бога]». Это не было случайностью. Избранный фараоном титул, который обычно носил верховный жрец Гелиополя, священного города Солнца, относился к числу самых древних и почетных. Период наибольшей славы гелиопольского жречества был связан с эпохой Древнего царства, то есть датируется временем за много веков до правления Эхнатона.

Тем не менее, царь решился возродить столь далекое прошлое. Приняв титул верховного жреца Гелиополя, новый фараон заявил о себе как о существе, «видящем» (то есть, в соответствии с египетскими представлениями, «созидающем») мир в его целостности.

Эхнатон стал единственным жрецом Атона, или, по крайней мере, единственным лицом, облеченным полномочиями говорить от имени Атона. В тексте одной из пограничных стел, кажется, уточняется, что, если фараон на время покинет столицу, назначенный им верховный жрец не сможет заменить его и принести «великую жертву» в священном дворе главного храма Атона. Царь сам совершит этот важный ритуал там, где будет находиться.

Мегаломания Эхнатона? Вовсе нет. Речь идет о соблюдении традиции фараонов. Один только царь имеет право совершать сокровенную культовую мистерию – приносить абстрактную жертву божеству. Ведь назначенные царем жрецы суть всего лишь его заместители.

Эхнатон – «дающий познать имя Атона». Никто, кроме него, не знает истинной природы Бога. «Царь, – пишет Франсуа Дома, – был в юридическом и метафизическом смысле наследником и наместником единственного Творца. Он один мог по-настоящему почитать своего Бога, потому что одному ему Бог открыл свои замыслы и свое могущество».

Эта теологическая идея восходит к эпохе пирамид, когда фараон, «средоточие» египетского общества, считался своего рода сосудом, который воспринимает божественную энергию и затем, подобно сияющему солнцу, распространяет ее повсюду.

Эхнатон, сын Бога, был царем-жрецом, как великие фараоны первых времен Египта. Он объявил себя единственным посредником между Богом и людьми – не из тщеславия, но потому, что человеческий индивид слишком ограничен, чтобы открывать врата мира богов. Фараон же не является индивидом. Фараон – это бессмертный дух Египта, живой символ сообщества египтян, «космический человек», в котором каждый индивид находит подобающее ему место.