Свидетель о Свете. Повесть об отце Иоанне (Крестьянкине) - Вячеслав Васильевич Бондаренко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сослужил отцу Иоанну его новый друг – отец Виктор Шиповальников, священник ростовской Свято-Владимирской церкви. Познакомились недавно, когда отец Виктор приезжал в Москву благодарить владыку Николая (Ярушевича) за содействие в его освобождении из лагеря. Несмотря на житейские невзгоды, отец Виктор был человеком легким на подъем, доброжелательным, с тонким чувством юмора, что роднило его с отцом Иоанном. Именно отец Виктор познакомил батюшку с еще одним своим другом – будущим Патриархом Московским и всея Руси, а в то время секретарем Ростовского кафедрального собора Рождества Богородицы игуменом Пименом (Извековым). Отец Иоанн пригласил новых знакомых по возможности приезжать к нему. И вот теперь степенный, собранный отец Виктор стоял рядом с другом, и на его лице светилась такая же пасхальная радость, как и у сослужителя…
Храм Рождества Христова – ярко освещенный, нарядный, – был сейчас центром всего Измайлова, да что там – всей округи. И когда крестный ход под звон колоколов и пение стихиры вышел из дверей и двинулся вокруг храма, внезапно раздались громкое шипение и треск. А через секунду над ошеломленными людьми засияло в полночном небе… огромное изображение Христа Спасителя в полный рост. Казалось, что сам Господь благословляет в эту минуту всех измайловцев…
Люди ахнули, кто-то невольно захлопал в ладоши. А шедший рядом с супругой Алексей Козин только довольно усмехнулся:
– Ну как, мать, хорошо сделано?
– А это ты?.. – ахнула Пелагея. – А я-то еще думала, где ты в Страстную Пятницу пропадал. Даже на вынос плащаницы припозднился…
– Ну, вот теперь видишь, где пропадал. Как получилось-то?..
Вместо ответа Пелагея поцеловала мужа. А над крестным ходом продолжал парить в небе Христос Спаситель, благословляя всех своих чад…
…Веселая пасхальная трапеза подходила к концу. Сидели на терраске дома Голубцовых на Измайловском проспекте. Мария Францевна хлопотала у самовара.
Отец Виктор скоро откланялся: торопился на ростовский поезд. С чашками чаю и нарезанным куличом на блюдечке перешли в «будочку» – так Николай Голубцов назвал небольшую беседку, построенную в глубине участка. Совсем рядом, рассыпая веселую апрельскую трель, мчались по проспекту трамваи. А священник и пономарь приглушенно беседовали, придвинувшись друг к другу.
– Слышал я, что скоро к нам нового настоятеля пришлют, – негромко произнес Николай. – И знаешь, кого?
– Кого?
– Отца Олега Лепешицкого.
Отец Иоанн вскинул глаза на собеседника. А Николай горестно надломил брови и умолк. Все было понятно без слов. И оба задумались…
Знаком с отцом Олегом батюшка не был, только видел его издали. Запомнился рослый, представительный священник с холеным, благообразным лицом, украшенным небольшими усами и бородкой, делавшими его похожим на маршала Булганина. Говорили, что биография у отца Олега необычная. Якобы он сын военного священника, служившего в Гражданскую у белых. Но что точно: вся его церковная жизнь была связана с обновленчеством. В раскол он ушел еще ребенком, в 1917-м, а покаяние принес в числе последних, в 1946-м, когда в стране оставались считанные обновленческие храмы. В начале 1930-х прошел через арест и лагерь. Но теперь у отца Олега была собственная (!) «Победа», и весь его снисходительно-уверенный вид говорил о том, что былые невзгоды по каким-то причинам забыты им прочно. О таких принято говорить: «Непростой»…
Поневоле вспомнились судьбы отца Виктора и отца Порфирия. Батюшка уже знал, чем обернулся для них прошлогодний арест – ссылкой в Сибирь.
А теперь вот, если слухи окажутся верными, в их храм пришлют «непростого» настоятеля, еще три года назад бывшего обновленцем. Чем все это кончится?.. Пасхальная радость померкла, незаметно уступила место унынию.
Николай чутко уловил настроение друга.
– Сейчас я тебе одно письмо покажу, – сказал он и ушел в дом.
Вернулся со старым, пожелтевшим письмом в руках. Рядом бежала его любимица, собака Дэзька.
– Это я Маше двадцать лет назад писал, – слегка смущенно пояснил он. – Мы тогда оба в уныние впали в долгой разлуке… Ну и пытались побороть грех, хотя бы на бумаге.
– Можно прочесть?..
– Конечно, я же для этого и принес… Дэзька, фу!.. Сиди спокойно.
Отец Иоанн поднес письмо к близоруким глазам и негромко зачитал вслух:
– «Чувствую, что обоих нас, как темной пеленой, покрыло уныние, снедает тоска, овладевает отчаяние. Что противопоставим ему? Свет Христов, который разгоняет тьму уныния.
Причина такого состояния – неверие в Бога. Нормальное состояние нашего духа должно быть радостное. Как греет солнце, так и душу согревает Бог. Если нет этого, то оттого, что солнце правды – Христос – покрыто облаком. Это облако – тьма сомнений, тьма мыслей, тьма вопросов, тьма ужасов несуществующих. Это все порождает неверие. Сравните два состояния и поймете, в чем дело. Вера, надежда, любовь – источник: положение на Волю Божью и смирение».
По крыше «будочки» робко застучал вялый апрельский дождь. Дэзьке это не понравилось, она зашла внутрь и прижалась к ногам хозяина. Николай, почесав ее за ушами, с улыбкой принял письмо из рук отца Иоанна.
– Ну как?
– Замечательно. Когда мы тебя уже во диаконы-то поставим?.. А лучше – сразу в иереи?..
Николай засмеялся.
– Не знаю, отец Иоанн. Но даст Бог, еще и послужим вместе. – Он посерьезнел. – А насчет нового настоятеля – имей это в виду. О сегодняшнем крестном ходе наверняка вся Москва говорить будет. Как бы тебе это не припомнили…
Москва, октябрь 1949 года
Темно-синяя «Победа», скрипнув тормозами, остановилась у двухэтажного кирпичного особняка по адресу Кропоткинская, 20, где размещался Совет по делам Русской Православной Церкви. Настоятель храма Рождества Христова в Измайлове отец Олег Лепешицкий неторопливо выбрался из-за руля и важно прошествовал к входу в здание. Несколько прохожих изумленно обернулись на невиданную раньше картину: священник сам правит машиной! Да еще не какой-нибудь, а новенькой «Победой»!..
В «предбаннике» миловидная девушка-секретарь приветливо поздоровалась и сразу же пригласила пройти. Такая оперативность понравилась отцу Олегу. Хотя сам вызов к Карпову, понятно, не мог предвещать ничего особенно приятного. Но в глубине души он все же надеялся, что речь пойдет о каких-либо сугубо хозяйственных вопросах.
Кабинет председателя Совета Георгия Григорьевича Карпова отличался тем же спартанским стилем, что и кабинеты всех руководителей Советского государства.
