Свидетель о Свете. Повесть об отце Иоанне (Крестьянкине) - Вячеслав Васильевич Бондаренко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ушел мой последний молитвенник…
Перед разрешительной молитвой говорил духовник отца Александра, отец протоиерей Вонифатий Соколов, служивший в храме Иоанна Воина пять лет. Он вспоминал о служении покойного и его любви к людям.
– Как, живя на земле, по данной тебе благодати священства, ты молился у Престола Божия за свою паству, так верим и уповаем, что молитва твоя никогда не умолкнет там, у Престола неприступной Божественной Славы, где Господь по милости Своей и по твоим делам любви сподобит тебе стоять. Да будет тебе, дорогой отец Александр, от Господа вечный покой, а от нас, духовных детей твоих, – вечная память!
Отец Иоанн стоял рядом со старыми друзьями: с 1948-го служившим в храме Иоанна Воина отцом Василием Серебренниковым и иеромонахом Афанасием (Москвитиным). Сколько лет минуло с тех пор как они, молодые и горячие, судили и рядили здесь о деятельности митрополита Сергия?.. И вот ушел из жизни тот, кто мудрыми словами, примером собственной чистой, светлой жизни вывел их на широкую дорогу, показал истинный путь… В субботу отец Иоанн встречал гроб с телом своего духовника в храме и служил по нему первую панихиду.
Люди нескончаемой вереницей шли к гробу, кланялись, целовали крест, Евангелие, руку покойного батюшки. Из-за обилия людей с трудом вынесли гроб через западные двери, под пение ирмоса «Помощник и Покровитель» и колокольный звон. Процессия по щиколотку в талой воде медленно двинулась вокруг храма. Затем гроб установили на катафалк, и скорбная колонна двинулась по московским улицам к Введенскому кладбищу. По обе стороны Большой Якиманки стеной стояли люди, провожавшие отца Александра в последний путь. Движение по улице было перекрыто. Водители прижавшихся к тротуарам немногочисленных грузовиков, стоя на подножках со снятыми шапками, дружно нажали на клаксоны.
Торговки, продававшие у входа на кладбище бумажные цветы, с изумлением смотрели на огромный ЗИС-110, из которого с помощью старшего иподиакона Константина Нечаева выходил Патриарх. Людской поток, медленно втекавший в ворота кладбища, не иссякал около получаса. Гроб уже опус кали в могилу, а люди, хотевшие проститься с отцом Александром, все шли и шли…
…Стоя у свежей могилы, переговаривались негромко. Уходить никому не хотелось.
– Он умер в пять утра, в четверг первой седмицы Великого поста, – негромко говорил отец Василий Серебренников. – А за два дня до кончины вдруг произнес с просветленным лицом: «Блаженны чистые сердцем, яко тии Бога узрят!»
– А я-то волновался, чтобы не было препятствий к похоронам, – так же вполголоса ответил отец Иоанн. – У него ведь московской прописки не было…
– Сколько же всего с ним связано… А помнишь, как ты рассказывал, как отец Александр узнал о победе?
Отец Иоанн кивнул:
– Ну конечно. Это же на моих глазах было. Шестое мая, по-моему… И еще ничего не было известно. А он посреди службы вдруг повернулся к нам и говорит: Господи, радость-то какая! Война кончилась!.. Это свыше ему открылось…
Все улыбнулись помимо воли: так и представили себе полного радости отца Александра и ошеломленные лица молящихся…
Когда вышли за ворота, неожиданно оказались со Святейшим почти лицом к лицу. Старушки, прознавшие, что на Введенское приехал Патриарх, выстроились к машине в чинную очередь за благословением. Отец Николай Голубцов подтолкнул собрата локтем:
– Ну давай, спроси… Ты же давно хотел.
Хотел, хотел… Да как тут спросишь-то. Раз в год, 25 октября, Патриарх приезжал в измайловский храм служить перед Иерусалимской. Но в прошлом году, как заметил отец Иоанн, настоятель умело не допустил его до общения со Святейшим. Просто отослал под каким-то предлогом, и все.
А спросить было о чем. Новый настоятель, отец Олег, действительно оказался человеком непростым. Он почти сразу начал приступать к отцу Иоанну с разговорами о том, что, дескать, среди прихожан люди встречаются всякие, в том числе и скрытые враги – надо бы в беседах с ними быть аккуратнее и внимательнее. Да и по службе начал делать замечания: проповеди слишком длинные, надо бы покороче; что это за очереди после служб выстраиваются с вопросами, здесь же храм, а не справочное бюро; за требы надо брать деньги, это же такая же работа, как все другие, и должна оплачиваться… Сам по себе, чисто по-человечески, новый настоятель тоже симпатии не вызывал: чересчур уж лощеный, благополучный, он походил скорее на чиновника, по ошибке нарядившегося в рясу. Только что портфеля, шляпы и пары орденов не хватало. А в собственную «Победу» после служб он усаживался с таким гордым видом, что было и смешно, и грустно.
Закончилось все это тем, что однажды отец Олег обратился к батюшке с откровенным предложением: ежемесячно писать отчет о наиболее «идейно чуждых» прихожанах и обо всех без исключения не-измайловцах, приезжающих на службы. Отказался отец Иоанн твердо и сразу же. Хотя и понял в ту же секунду, что, отказавшись, подписал себе приговор. Рано ли, поздно ли, но теперь его судьба была решена. Впрочем, от него ли это зависело?.. Все шло так, как давно уже судил Господь, все складывалось одно к одному в сложнейшую, тончайшую мозаику, постичь которую не мог, не умел слабый человеческий разум…
И хотя рядом по-прежнему были те, чья поддержка укрепляла и внушала надежду, – митрополит Николай (Ярушевич), братья Москвитины, отец Сергий Орлов, Николай Голубцов, чья иерейская хиротония состоялась наконец 4 сентября, – но слабый человек иногда ужасался по ночам той бездне, которая перед ним открывалась. Никакой молитвой невозможно было унять тогда сердцебиение, холодный пот выступал на лбу и висках… Правильно ли он поступил, резко, брезгливо отстранившись тогда от отца Олега?.. А академия?.. Диплом о Серафиме Саровском почти закончен. Да еще внезапно бумага пришла насчет возможного перевода в Иерусалимскую миссию. Это наверняка расстарался владыка Николай, возглавивший созданный три года назад Отдел внешних церковных сношений… В анкете отец Иоанн честно перечислил всех своих духовных отцов, оказавших на него особое влияние, и первым упомянул архиепископа Серафима (Остроумова). Владыка Серафим сгинул безвестно в 1937-м, но утаить, скрыть его имя было бы страшным предательством. Как и имена отца Всеволода Ковригина, архимандрита Пантелеимона (Филиппова)… А ведь они тоже погибли в лагерях еще до войны.
И вот ушел духовник, тот, кому он поверял свои думы еще с тридцатых… Отец Иоанн поднял глаза… и неожиданно столкнулся взглядом с Патриархом. Святейший только что благословил последнюю
