Командир Т-34. На танке до Победы - Николай Борисов

А я видел эту картину, но меня он почему-то к этому занятию никогда не подключал. Вероятно, побаивался, что я ему что-то не то скажу. А солдатам эти погрузки-разгрузки страсть как надоели. Уже всякую механизацию стали придумывать, чтобы легче это дело проходило. Бревна подкладывали и катили этот ящик.

Конечно, я его обожал как смелого, решительного командира, но между собой офицеры называли его «барахольщик». Я, правда, тоже немного подсуетился.

Если ребята водку пьют, то я же не пью, денег подкопил и подумал: «Вот где мы там устроимся, как, но спать же на чем-то нужно?» Поэтому привез с собой хорошую кровать и постельное белье. Простыни, два одеяла, хорошую подушку. И когда приехали в Наро-Фоминск, у меня два чемодана и кровать, а у всех молодых ничего, у кого-то даже чемодана нет. Вот, Храмцов, например, считай и замкомбата и Герой, так у него ничего не было. Что называется, голышом приехал.

Зато когда в 48-м году я женился и привел Веру в мою комнату, она чуть дар речи не потеряла: «Это что, твоя кровать?! Где ж ты такую взял?» – «Из Германии привез». Просто их семья в войну сильно пострадала. Их со старшей сестрой чуть в Германию не угнали. Два месяца они провели в лагерях и вернулись, считай, голышом. Ничегошеньки не имели, начинали с нуля, поэтому она так и удивилась.

Проигравшие

В Германию мы вошли в районе городка Олау на Одерском плацдарме, но первые 100 километров гражданского населения совсем не видели. Все немцы побросали свои дома и ушли на запад. Даже такой эпизодик могу вспомнить.

Идем через деревни и городки, и везде одна и та же жуткая картина – пустые дома, ни души, словно вымерло все… И только выпущенные на свободу коровы и свиньи бродят повсюду в поисках корма. А закрытые во дворах от голода беспрерывно мычат, ржут, хрюкают, это что-то страшное. Я даже посылал кого-то выпустить их.

И вот мы заезжаем в большую деревню, а там у костела собралось целое стадо из таких брошенных свиней. Ну, поначалу нам, конечно, не до них. Пока разбирались в обстановке, деревня обстреливалась немцами. Но как только заняли оборону, обстрел прекратился. И, обходя с ротным огневые позиции, натыкаемся на это стадо. Идем в его направлении и еще на подходе замечаем, что разъяренные свиньи что-то таскают и дерутся с визгом и хрюканьем. Когда же приблизились вплотную, то от увиденной картины даже нам стало не по себе…

Видимо, поспешно отступая, немцы похоронили своих погибших в братской могиле, слегка присыпав землей. Но голодные и одичавшие свиньи тут же раскопали свежую могилу и стали пожирать эти трупы. Но чтобы разогнать озверевшее стадо, потребовались определенные усилия. Стрельба из автоматов и ракетниц не помогла. Только после взрывов дымовых гранат и шашек свиньи разбежались по всей деревне. Так что, пока шла война, мы почти нигде надолго не останавливались, соответственно и гражданских немцев почти не видели и не общались. Больше всего запомнился один эпизод.

В марте 45-го в наступлении мы оторвались от пехоты и с ходу овладели городком Мюнстерберг. Рота вышла на противоположную окраину, заняли оборону и решили осмотреться.

Ротный, я и командир взвода автоматчиков лейтенант Афиндиев решили заглянуть в ближайший большой дом. Там, кстати, на всех жилых домах висели приспущенные белые флаги, чего мы раньше не видели. В доме никого не оказалось, но при выходе заметили в подвале тусклый огонек и решили заглянуть туда. Вдруг навстречу нам с громкими возгласами «Тельман гут! Гитлер капут!» и с красным флагом в руках вышел возрастной горбатый мужчина. Быстро представился, назвав имя и фамилию. Повторил несколько раз: «Их – антифашист!» Молча выслушали его. Потом говорит: «Битте шен!» – и повел нас в подвал. Там находились пожилые немцы, женщины и дети, все с испуганными взглядами. Стояла гробовая тишина. После осмотра помещения вышли на улицу, а немец все время что-то говорил на родном языке. Мы как смогли, пояснили ему, чтобы все возвращались домой и не боялись русских солдат. На этом он и удалился обратно.

И сразу после войны мы в Германии совсем недолго простояли, так что мне запомнились только отдельные встречи.

Пока нас не вывели в Союз, мы стояли в каком-то красивом городишке и жили там вполне мирной жизнью. В магазины ходили, в фотоателье. Запомнилось, что фотограф брал оплату только продуктами. У него уже бумажка на столе лежала, где на русском языке было расписано, сколько чего за какую фотографию. Прейскурант…

На озеро купаться ходили, хотя сами немцы не купались. Им не до купания было. Помню, идем с озера, а нам навстречу уже пожилой немец с рюкзачком за плечами. Мы удивились, что он в шортах, причем они такие поношенные, видно по наследству ему достались. Засаленные до того, что блестят. Поздоровались и спрашиваем: «Что несешь?» Он снимает, раскрывает, а там сосновые иголки. А мы и до этого через эту рощу проходили и шутили: «Какая же это роща? Это же настоящий парк!» Потому что там такая чистота, не то что сучьев, даже шишек и иголок на земле нет. Даже на деревьях сухих сучков не видно. И оказывается, этот дед набрал иголок, чтобы топить печь. Другого ничего не нашлось… Так что в какой-то промежуток времени им совсем несладко пришлось. Власти никакой нет, продуктов нет, и они на время оказались в какой-то растерянности.

Зато в 60-х годах я семь лет служил в Германии, и вот тут я больше к немцам присмотрелся. Конечно, к военным в основном. Рядом с нашей дивизией стояла немецкая танковая дивизия ННА. И мы к ним ездили, и они к нам приезжали. Под конец моей службы там стали уже совместно участвовать в учениях.

В этой дивизии я бывал неоднократно и, конечно же, любопытствовал, как у них все устроено. Сравнить, как у них, как у нас. И мне показалось, что многие вопросы у них были устроены более разумно и обстоятельно. Например, дисциплина. Сказать, что она у них слабее, ничего подобного. Тем не менее для солдат были определенные послабления. Например, в личное время у них солдат мог форму снять, кто хочет, читает, кто хочет на постели поперек валяется. Я же заходил в казармы, видел, лежат.

И мне очень понравилось, как у них разумно были поставлены обучение и подготовка резервистов. У нас собирают кучу, и начинается обучение. А у них, если танки сменились, сразу собирают резервистов, чтобы познакомить их с новыми машинами. В роте из десяти машин девять – кадровые экипажи, а 10-й – резервисты. Проходят вместе со всеми обучение, а в конце сдают зачет на допуск. А живут в отдельной комнате и на выходные уезжают домой. У нас сейчас только вводится шведский стол, а у них эта система уже тогда работала.

Но при всех этих вольностях немцы оставались очень старательными, исполнительными, и их на разборах всегда отмечали положительно. Ясно, дело во внутренней дисциплине. И вот, приглядевшись тогда к ним, мне стало понятно, почему у нас соотношение сгоревших танков один к трем не в нашу пользу… Это не только техника, но и люди, их внутренние взаимоотношения, командир – подчиненный, все здесь.