Ревущие девяностые. Семена развала - Джозеф Стиглиц

Государство всегда играло важную роль в установлении правовых норм, определяющих мошенничество. Можно сказать, что мошенничество есть предоставление заведомо дезориентирующей информации в крупных масштабах. Как государство определяет эти нормы — и какие оно принимает меры, если аудиторы не выполняют свои обязанности, — оказывает огромное влияние на корпоративную отчетность и тем самым на состояние рынка капитала, его силу или слабость.

Отчетно-аудиторские фирмы необходимы отчасти и потому, что акционеры знают: фирмам доверять нельзя — просто существуют очень сильные стимулы, даже при наличии законов о мошенничестве, для предоставления дезориентирующей информации. Существуют естественные информационные асимметрии — менеджеры располагают информацией, отсутствующей у акционеров{61}. Предполагается, что отчетно-аудиторские фирмы обеспечивают соответствие данных отчетности определенным стандартам. Хорошие стандарты бухгалтерского учета и их практическое применение сокращают асимметричность информации и улучшают функционирование рынков капитала. К несчастью, в течение последних двух десятилетий силы, работающие на улучшение информации, систематически подрывались.

Хотя бухгалтеры на протяжении длительного времени были объектом насмешек и темой для анекдотов (широкой общественности они представлялись даже еще большими занудами, чем экономисты), они выполняли трудную и важную работу. Их компетенция выходит далеко за пределы механического применения инструкций. Возьмем сравнительно простой пример — амортизационные отчисления. С точки зрения как налогооблагающих органов, так и ведения книг учета компаний, предполагается, что здания изнашиваются и, соответственно, производятся амортизационные отчисления (т.е. вычеты из дохода, отражающие потерю ценности активов, используемых для производства дохода). Эти отчисления рассчитываются, исходя из периода времени, представляющего математическое ожидание срока их службы, например, тридцать лет. Поскольку стены являются частью здания, их стоимость тоже есть объект амортизационных отчислений, которые, предположительно, рассчитываются за те же тридцать лет. Но как быть с внутренними передвижными стенами? Попадают ли они под позицию «мебель» (срок амортизации которой десять лет) или все же входят в состав здания (срок тридцать лет)? Если фирма хочет снизить налогооблагаемую сумму своего дохода, она будет рассматривать свои внутренние стены как передвижные. Если же она стремится раздуть свой доход в глазах инвесторов, то она, напротив, будет доказывать, что эти стены не являются передвижными. В прошлом такие маневры, связанные с раздуванием дохода, приводили к большим издержкам: они означали сильно повышенные налоги. Но в последнее время инноваторы — консультанты и составители отчетов — нашли способы сочетать ту и другую возможность путем выноса этих издержек на забалансовый счет[63], созданный специально для использования наиболее быстрых темпов списания с налогооблагаемой базы.

Некоторые из этих манипуляций стали модными в начале восьмидесятых годов, хотя контекст тогда был иной. В то время модным было использовать все возможности для ухода от уплаты налогов, и администрация Рейгана содействовала бизнесу (а также богатым гражданам), обеспечив их целым рядом антиналоговых технологий. Фирмы получили право на инвестиционный налоговый кредит при покупке, например, машины. Но если у фирмы не было до этого достаточно дохода, налоговый кредит был ни к чему. Для обхода этого затруднения фирмы прибегали к сложным арендным операциям. Вместо покупки машины на кредит, полученный Дженерал Электрик Кредит от GE Credit, компания договаривалась с Дженерал Электрик Кредит, что та купит машину и сдаст ее в аренду компании. Платежи при этом в основном сохранялись на том же уровне. Но сумма задолженности не повисала на балансе компании, Дженерал могла воспользоваться инвестиционным налоговым кредитом (который Дженерал при ее огромных прибылях могла использовать с немалой выгодой). Такие уловки приукрашивали отчетность фирм. Снижалась сумма уплачиваемых налогов, и то же самое происходило с показываемыми в балансе обязательствами.

Аренда обеспечивала возможности для других нарушений, и фирмы находили способы использовать эти нарушения в целях достижения кратковременных выгод. Когда Ксерокс сдал в аренду машины в Латинской Америке, он провел весь ожидаемый поток будущих поступлений как уже поступившие — т.е. представил сделку, как если бы она была почти чистой продажей! Но когда Латинская Америка испытала удар глобального финансового кризиса, многие из счетов за аренду так и не были акцептованы, в то время как поступления, уже включенные в прибыли с целью вздувания курса акций Ксерокса, так и не материализовались. Здесь задействованы были отнюдь не малые суммы: прибыли Ксерокса на самом деле за 1997, 1998 и 1999 гг. должны быть уменьшены на 6,4 млрд долларов. В 2003 г. КЦББ формально опротестовал действия аудитора Ксерокса, фирмы KPMG, и это всего второй случай опротестования действий крупной аудиторской фирмы, но, с другой стороны, на сегодняшний день остаются только три крупных аудиторских фирмы, к деятельности которых у КЦББ нет претензий.

В последующие годы были изобретены более сложные механизмы часто для того, чтобы использовать различия налогового законодательства в разных странах. Широко распространилась практика участия многих сторон в одной единственной трансакции, в то время как раньше в некоторых операциях по закупке оборудования участвовали, как правило, только две стороны — покупатель и продавец или, в крайнем случае, три стороны, включая еще и кредитующий банк. Американская фирма может предоставлять в субаренду определенный комплекс компьютерного оборудования иностранной фирме, созданный специально для данной трансакции, а эта фирма сдает его в субаренду другой американской фирме (тоже созданной специально по этому случаю), которая делает один единственный платеж всей арендной платы иностранной фирме вперед, но при этом заимствует деньги у одного филиала банка (для того, чтобы гарантировать себя от того, что иностранная фирма сбежит вместе с деньгами) и немедленно депонирует их в другой филиал того же банка. Теперь иностранная фирма может внести свой капитал, — который состоит только из этого банковского счета, и залога в виде арендных платежей, который ей обязались выплатить, — в товарищество. Через год (представляя это как добровольное соглашение) главный партнер выкупает долю «нового» партнера и в своих книгах проводит сумму как убытки. Весь этот водоворот мини-трансакций предназначен лишь для того, чтобы у налоговиков «крыша поехала» и скрыть тот факт, что в реальной экономике ничего не произошло. В конечном счете, чтобы обобрать министерство финансов США.

Специалисты по такого рода бухгалтерскому колдовству очень гордятся своими выдумками. У них нет никаких угрызений совести в связи с обманом государства, а риск не велик. В самом худшем случае СВД[64] может запретить операцию и взыскать налоги так, как их полагалось бы взыскать в ее отсутствии. Это подобно получению кредита от государства — случается, что процентная ставка бывает ниже, чем на рынке. Государство редко пытается собрать штрафы, а если и пытается, то это ему еще более редко удается.

В конце девяностых годов вместе с разрастанием «мыльного пузыря» налоговые льготы стали отходить на второй план; многие компании заботились только о приукрашивании своей отчетности. Технологии, изобретенные для надувательства СВД, теперь с небольшими модификациями использовались для надувательства акционеров. Разумеется, и моральный расчет стал теперь иной. Большинство внешних корпоративных менеджеров не считали себя виноватыми; обманывая СВД, они могли даже считать, что исполняют тем самым свой долг, ибо они таким образом повышали курсы акций. С другой стороны, когда дело доходило до информирования акционеров, их долг заключался в адекватном представлении финансового положения фирмы. В конце концов, акционеры являются собственниками, а менеджеры работают на них по найму. Выбрасывая на рынок ложную информацию, менеджеры могли успокоить свою совесть, полагая, что, когда они гонят курсы акций вверх, они заботятся об акционерах — по крайней мере о тех, кто купил акции по низкому курсу и не сумел продать по высокому. Скорее всего, они не задавались вопросом о том, что случится, когда правда выплывет наружу; они просто полагали, что, когда придет время держать ответ, на их месте будет уже кто-нибудь другой. Им велено было максимизировать текущую ценность собственности акционеров, и они это делали — даже путем распространения ложной информации. А система стимулирования вознаграждала их именно за максимизацию текущей ценности капитала акционеров.