Тётя Соня из Одессы, или «Шо я хочу сказать вам за мужчин» - Ривка Апостол-Рабинович

сахара, а в гостях – с тремя.

Экскурсия по аду. Видят, в двух котлах варятся грешники. Около одного котла – ватага чертей с вилами, а около другого – никого.

– Почему вы все у одного котла?

– Да тут евреи варятся. Стоит на секунду отойти, как они все собираются, подсаживают друг друга, один вылезет – других вытаскивает. Если их не сторожить – все разбегутся!

– А почему тогда второй котел не охраняете?

– Там варятся русские. Отличные ребята! Если один пробует удрать, другие его назад тащат: «Ты чё, лучше других быть хочешь?!»

– Яша! Ты знаешь – похороны Семёна Марковича перенесены со среды на четверг…

– А шо, ему стало лучше?

– Изя, я прошел в Израиле курс лечения! Таки дорого, три тысячи долларов заплатил!

– Я вас умоляю, Мойша, за такие деньги вы могли бы у нас в Одессе лечиться целый год. Даже еще и на похороны бы хватило!

– Розочка, ви слышали, Циля Марковна пятого мужа в крематорий свезла?

– Таки да, жизнь несправедлива… одним ни одного мужа, а другие ими печку топят.

В инфекционном отделении умирает старый еврей. Просит позвать ему попа. Тот пришел и говорит: «Сын мой, я отпускаю твои грехи…» и т. д. Тогда этот еврей говорит попу:

– Когда я умру, зайди ко мне домой, там справа, за занавеской, есть сейф. Вот тебе ключик от него, открой его и все деньги, что там есть, возьми и передай в синагогу.

– Так почему ты для этого не позвал раввина?

– Куда?! В инфекционное отделение?!

– Извините, господин директор, я хотел бы вам кое-что сказать.

– Пожалуйста, дорогой Ефим Соломонович!

– Несчастный коллега Рабинович умер. Я не мог бы занять его место?

– Я не возражаю. Договоритесь об этом в бюро ритуальных услуг.

– Фима, ты таки собираешься в конце концов писать завещание?

– Сара, рано думать о смерти: я ведь еще молодой.

– За это не переживай.

Одесская семья:

– Яша, на могилку чаще цветы приносят, чем ты мне…

– Сара, я не понял! И таки что ты предлагаешь?!.

– Жора, вчера я видел, шо у дома, где живет ваша теща, стоял катафалк. Вас шо, можно поздравить?

– Ой, не мелите ерунду! В этом доме триста квартир! Это такая лотерея…

Бедный одесский еврей идет по улице и видит проходящую мимо богатую похоронную процессию – черные Роллс-ройсы, море цветов, женщины в мехах, гроб с золотыми ручками…

– Да, вот это жизнь! – вздыхает он.

– Абрам, откуда у тебя такие прекрасные часы?

– А это мне папа продал, когда умирал.

Абрам уехал из Одессы на постоянное место жительства в Германию. Через какое-то время он пишет письмо другу: «Зяма, ты таки не поверишь! Когда я добрался до Гамбурга, мне таки предложили работу. Зяма, держись крепче, но лучше сядь, а то таки упадешь. Зяма, ты даже не представляешь, чем я занимаюсь в Германии! Теперь я работаю в местном похоронном бюро. И что ты за это думаешь, Зяма? Я в крематории! Да, я в крематории сжигаю немцев!»

– Монечка, я уже таки голову сломала! У Шпильманов свадьба, у Либерзонов похороны и все в один день! Шо выбираем, дорогой?

– Цилечка, а шо тут думать? Только похороны!

– Это почему?

– Все то же самое, зато подарок покупать не надо!

– Абраша, скажи, а одиночество – это когда тебя не понимают?

– Одиночество, Сарочка, – это когда тебя некому забрать из морга. Все остальное – это так, временные затруднения…

– Яша, почему ты не попросишь Абрама вернуть нам долг? Уже полгода прошло!

– Во-первых, Абрам месяц назад умер…

– А во-вторых?

Идут 3 еврея по кладбищу один из них говорит:

– Посмотрите, это же могила Шмеерзона. Это был голова! Когда-нибудь я хотел бы лежать с ним рядом.

Идут дальше, второй говорит:

– Посмотрите, это же могила Шмулермана. Это был всем головам голова! Когда-нибудь я хотел бы лежать с ним рядом.

Идут дальше, третий говорит:

– А я бы хотел лежать рядом с мадам Хаймович.

Первые два:

– Ты что – поц? Она же живая!

Третий, воздевая руку с отставленным указательным пальцем.

– Ооо! Так и я об этом!

Памятник на одесском кладбище. На плите паросского мрамора огромными золотыми буквами выбито: ЯКОВ МОИСЕЕВИЧ РАБИНОВИЧ. А чуть пониже – маленькими буквами: Своей жене Саре.

Родственники и друзья хоронят Рабиновича. У могилы стоит ребе, который зачитывает его заслуги:

– Сегодня мы провожаем в последний путь знаменитого писателя Рабиновича.

Удивленный Цукерман спрашивает у жены покойного:

– Циля, а почему писателя? Я никогда не видел его книг или статей!

– Изя, шо ты такое говоришь?! Знаешь какое гениальное он написал завещание!

Умер старый богатый одесский еврей. Вся семья собралась у нотариуса, чтобы узнать завещание. Нотариус читает:

– Я, Лахман Исаак Давидович, находясь в здравом уме и твердой памяти, все деньги потратил перед смертью.

Умер старый еврей. Вскрыли его завещание, читают: «Дочке моей, Сарочке, оставляю 100 тысяч долларов и дом. Внучке моей, Ривочке, оставляю 200 тысяч долларов и дачу. Зятю моему, Шмулику, который просил упомянуть его в завещании, упоминаю: Привет тебе, Шмулик!..»

Умирает старый еврей. На гражданской панихиде раввин просит кого-нибудь из собравшихся сказать несколько слов об умершем. Пауза явно затягивается, и вот через несколько минут кто-то из собравшихся наконец сказал:

– Его брат был еще хуже.

Одесса. Похороны…

– Изя, дорогой, я не верю, таки, что ты нас покинул!

– Товарищ, отойдите от гроба, дайте подойти тем, кто уже верит или хочет