Париж.ru - Елена Арсеньева

– Мишка приехал. И чего он только не навез!

Она нажала какую-то кнопку, и вдали послышалось щелканье открывшегося замка. Потом затопали шаги, и в комнату ввалился парень, такой же большой, высокий, как сам Климушкин. К груди он прижимал огромный пакет, из которого торчали горлышки бутылок.

– Вот, извини, Андрон, если задержался, – приговаривал он, выставляя на столик одну за другой пять бутылок разной величины и с разными этикетками: это был столовый уксус, яблочный, виноградный, фруктовый, два вида обычного, – а потом еще пять бутылок водки: «Смирнофф», «Абсолют», «Алтайская», «Гжелка» и «Петр Первый».

Белинский, Валентина и Олеся Климушкина переглянулись чуть ли не с ужасом. Только сам Андрон оставался абсолютно серьезным.

– Ну эту ты зря купил, барахло, – он пренебрежительно отставил «Петра Первого» в сторону, – а остальное Саньке, хочет не хочет, придется принять на грудь. Предлагаю вылить все это в ванну, смешать с уксусом и купать парня, подобно тому, как Фетида купала Ахиллеса в водах Стикса.

«Ого! – мысленно вскричал Белинский. – Найди-ка в наше время в верхах власти человека, который имеет представление об античной мифологии!»

Он только хотел ввернуть подходящий к случаю совет, чтобы Олеся не держала ребенка за пятку, как неосмотрительно держали в свое время Ахиллеса, но тут зазвонил телефон.

– Ага! – победительно воскликнул Климушкин. – Ровно полторы минуты!

На взгляд Белинского, прошло минуты четыре, но мелочиться он не стал – промолчал.

Климушка тоже долго молчал, прижав трубку к уху.

– И что ты этим хочешь сказать? – наконец спросил он раздраженно. – Его что, под асфальт закатали? Как понимать – бесследно исчез? Ну где-то же он жил? Кто-то же у него был – мать, жена, любовница, сестра? Когда он от вас ушел? Где теперь? Ищите мне его, поняли? И чем скорей, тем лучше. Жду звонка.

Он раздраженно захлопнул крышку мобильника:

– Да, этот ваш Холмский хорошо заховался. Ничего, найдем. Давайте пока вот что – у вас вызова нет? Вот и ладненько. Давайте поедим, как насчет закусона? Олеся, Миша, накройте на стол. А ты, красота, – это относилось к Валентине, – покажи, как эти самые растирания пацану делать. Видишь, какой простор для воображения! – Он раскинул руки над изобилием бутылок.

Валентина лихо свернула голову нелюбимому хозяином «Петру Первому», открыла бутылку самого обычного столового уксуса и капнула несколько капель той и другой жидкости на сложенное в несколько раз маленькое полотенчико. Этот компресс она примотала к груди ребенка, который сносил процедуру с тем же выражением веселого любопытства, с каким глядел на все эти манипуляции его отец.

Белинский тоже смотрел на проворные руки Валентины, но видел не их. По непонятной прихоти памяти вспомнилось вдруг, как они дежурили на похоронах одного богатого цыгана – родственника самого баро. «Скорую» вызвали на всякий случай – вдруг кому-то плохо станет. Но обошлось, и Вениамин от нечего делать довольно пристально наблюдал за всей церемонией. Он тогда как раз недавно прочел «Историю» Геродота и весьма живо помнил описание скифского похоронного обряда. Нечто подобное наблюдал он и тогда на кладбище.

Могила была тщательно забетонирована, а потом устлана изнутри большими коврами. На ковры установили гроб – большой, дубовый, украшенный неимоверным количеством позолоты, – а рядом начали громоздить новехонькие, только что привезенные из магазина вещи, вынимая их из коробок или пакетов: дубленку, сапоги зимние и осенние, кожаное пальто, стопку рубашек, белье, костюм, потом проигрыватель, десятка два компакт-дисков (среди них Веня заметил записи своего любимого Армика и понял, что покойный тоже любил хорошую гитару), компьютер-ноутбук, сканер, еще какую-то орг– и бытовую технику, вплоть до пылесоса фирмы «Бош»... Потом все это вновь прикрыли ковром, а сверху заварили железную плиту. И лишь тогда насыпали могильный холм. А затем все присутствующие на похоронах цыгане (там были только мужчины, все как один в черных кожаных куртках и кургузых черных шляпах) по очереди начали доставать свои сотовые телефоны, набирать номер и что-то быстро, взволнованно говорить. Потом Вене объяснили, что они звонили на тот мобильник, который лежал в кармане покойного. Гудки из-под толщи бетона и земли не доносились, однако в телефоне был включен автоответчик, и друзья-товарищи наговаривали прочувствованными голосами наилучшие пожелания усопшему. Отчего-то эта сцена произвела на Вениамина огромное впечатление.

«Да, братья скифы, – подумал он тогда, – вам такое и не снилось!»

А сейчас ему вдруг представилась не помпезная цыганская могила – вернее, захоронение, – а какая-нибудь канава, где валяется скорченный труп Ди-Кэй Холмского, незадачливого агитатора...

Снова раздался звонок, и Климушкин порывисто схватил трубку:

– Да? Ну что? Что-о?

И, прикрыв микрофон ладонью, озадаченно взглянул на Белинского:

– А вы знаете, что ваш приятель Данила Константинович Холмский, прописанный в городе Богородске по улице Ленина, дом двадцать четыре, квартира шестнадцать, разыскивается по подозрению в совершении убийства неизвестного человека?

Белинскому показалось, что его трижды крепко стукнули по голове. Первый раз – известием о том, что Холмского зовут Данилой, совершенно как того мастера, у которого никак не выходит по жизни каменный цветок. Второй раз Вениамина стукнуло самой информацией о том, что все-таки Холмского разыскивают. Неужели милиция нашла неопровержимые доказательства того, что убийца – он?! Третьим ударом для Белинского было сообщение, что труп в квартире на улице Минина до сих пор не опознан.

Ничего себе! Даже он, сущий дилетант сыска, выяснил личность убитого за несколько минут. А люди, которые обладают такими возможностями, до сих пор чухаются! Правда, Вене случайность помогла... Нет, не случайность, а логика! Эти же служители правопорядка, которые обладают силами и средствами не в пример Вениным, до сих пор не знают имени убитого. Третий день идет со дня убийства, третий! Можно ручаться, что охота за Холмским установлена лишь потому, что он оставил в квартире свои бумаги. И милиция решила пойти по самому легкому пути.

Однако... однако куда все же подевался Данила Холмский?!

– Так знаете или нет? – выдернул Веню из его размышлений голос Климушкина.

– О том, что Холмского ищет милиция? – Он пожал плечами. – Подозревал, что такое могло произойти. Но почти уверен, что это ошибка.

– Ошибка в приговоре... – пробормотал Климушкин, и Веня вспомнил, что этот нестарый еще, полувека не проживший человек дважды страдал не то от судебных ошибок, не то от наглой подтасовки фактов следствием и обвинением, результатом чего стали две отсидки – очень может быть, что и незаслуженные...