Совращенная тенями - Джесса Слейд

Фиолетовый цвет зажегся там, где она прикасалась к нему.

Он сидел, не двигаясь, но мышцы в его предплечье дернулись от облегчения.

Она промыла рану и перевязала.

— Жаль. Не понимаю, почему я все еще удивляюсь этому. Из-за чего? Прошло уже три дня как я слушаю о демонах.

Он расслабился, что даже смог искренне улыбнуться.

— Могут пройти и столетия. — Он смазал лезвия маслом и возвратил на стену к оружию.

Она стала говорить громче, чтобы он слышал ее в другом конце комнаты.

— Как это? Для тебя?

— Что? — Он не повернулся к ней, что бы посмотреть.

— Столетия?

— Да ничего. — Он сказал это так легко, что она не поняла, было ли это сказано саркастически или правдиво. Или все сразу.

— Когда это кончиться?

— Когда меня убьют.

Она сгримасничала.

— Не ты. Война. Когда-нибудь будет последнее преступное намерение или фералис? Будет ли мир на земле?

Он пожал плечами, ее вопросы были как дождевые капли.

— Мы об этом не узнаем. Так как этого никогда не будет.

— Почему?

Наконец, он повернулся к ней, облокачиваясь на стол.

— Тшува и джинн, которые пересекают Завесу, не могут существовать без нашей плоти. Джинны процветают на зле, которое твориться в этом мире, питаясь грехом, порождая зло. Они не уйдут, пока мы не уйдем.

— Мы могли бы учить людей не поддаваться им. Тот человек в баре не стал бы нападать, если бы знал. Что им управляет преступное намерение, если бы он знал, что у него есть выбор.

— Он знал, что он разъярен. Он знал, что у него есть кулаки. — Арчер отодвинулся от стола. — Он верил бы в злодея, который заставил его разозлиться и пустить в ход кулаки? Вера бы пришла к нему, или заставила его подумать, что у него есть выбор опустить руки и уступить? Или ободрить его? — Он выпрямился, и смотрел свысока на нее. — И в отличие от тебя, он не смог быстро излечиться, даже если бы захотел.

Она кусала губу.

— Тогда, как мы можем победить?

— Кто сказал, что мы победим? Мы боремся.

— Навсегда?

Он позволил слову весить в воздухе.

— До конца.

Она не спросила его, до какого конца.

— Тем временем, есть джинн-человек где-то там, он нуждается в имени, лице и хорошо прикрытой заднице. — Он подошел к компьютеру. — У меня больше книг по истории и социальных исследований в моей спальне. Чувствуй себя как дома. — Он долго смотрел на ее заимствованную одежды, до этого хлопок не казался таким уж тонким. — Я буду спать на кушетке сегодня, а завтра перевезем тебя в квартал Лиама. Ты встретишься с Букмекером, и наверно, он решит, что с тобой делать дальше.

Как ему удалось выгнать ее в комнату без стен, она не знала.

Взяв стакан воды, она скрестила ноги на кровати с пыльно пахнущими рукописями на коленях. Здесь был список, всех кто объединился в мире в лиги, подобную той которую возглавляет Лиам Нил. Она отметила, что все имена были мужскими. Ее душила острая боль одиночества. Не своя, а за столетия уединения воинов. «Мир продолжается без нас», сказал Арчер. Или он только сказал это, а не думал на самом деле? Нет, она не осуждала его мнение.

Помимо экранов она увидела упавших кукол. Весь его интерьер состоял из небольших трофеев лиги, единственное украшение пустого чердака. Он действительно хотел быть таким одиноким?

Внезапно она задалась вопросом, представляли ли замученные, различенные куклы побежденных фералисов…или тшувы.

Мысль заставила ее вздрогнуть. Как будто защищая отрешенность Арчера, она перевернула страницу, предупреждение о жулике обладания, тальяне, который отказался уменьшить их владение, так что демон управлял только частью. Несмотря на аляповатую тему, она увидела жестокость ее века. Когда Арчер закончит, она была настроена, самой устроиться на кушетке, так как уже причинила достаточно неудобств.

Она переключилась на книгу о методах борьбы, надеясь, что это поддержит ее, возможно встряхнет.

На странице о смягчении повреждений от очень разъедающей ихоре фералиса при использовании взрывчатых веществ, чтобы проникнуть под хитин, она вытянула ноги на кровати, и оперлась на один локоть. Могло быть удобно и при борьбе с погромом, подумала она.

Примерно где-то на части объясняющей невозможность удаления полностью психологической окраски, оставленной после иссушения преступного намерения, она на мгновение положила голову на предплечье.

Под ней лежал блестящий снег, она должна была скользить на нем. Она как будто плыла над ним, скользя по земле яркого лунного цвета. Ее шаги были дальше и дальше, как-то обособленно от нее, темные отпечатки в снегу, были похоже на одинокие острова в серебреном море.

Она раскинула свои руки в стороны и подняла ногу вверх, как будто балерина. Ее сердце билось от восхищения. И страха. Если она упадет, то переломает все ноги.

Она пробовала не смотреть вниз, но не удержалась. Ее тень бросала на землю туманно фиолетовый крест.

На снегу, на ее спине, двигались ее руки и ноги, она почти испугалась своих движений, но потом поняла, что делает ангелов. Она не могла сделать ангелов из снега навсегда.

Она смеялась, смотря вверх…

— Феррис, — шептала она.

Он сидел на краю кровати, его бедро было около ее коленей.

— Ты говорила во сне. Я подумал, что тебе приснился кошмар.

Она повернула голову, убирая нос с кожаного переплета книги.

— Я уснула.

— Подсчет овец вместо способов убивать фералис?

— С такими сказками на ночь как эти, зачем нужны кошмары? — Она потирала глаза. — Я хотела сказать тебе, что буду спать на кушетке.

Он погладил ее волосы.

— Ты напоминаешь мне о некоторых вещах. — Его голос был похож на ропот, как будто он не хотел говорить громко. — Вещах, о которых я забыл. Как ты можешь пахнуть цветами посреди зимы?

Она посмотрела на расстояние между ними. Если бы она села вертикально то, как раз могла бы поцеловать его. Если она перекатится на спину…

— Который час? — Отвлечься, показалось хорошей идеей.

Он не посмотрел на часы.

— Очень поздно. Или очень рано. — Его пристальный взгляд все еще впивался в нее. Для отвлечения безумия. — Я готовился лечь. И услышал тебя. — Его голос был тих.

Очевидно то, что он был без футболки, готовясь лечь, было абсолютно нормально. Темные волосы на его груди и метки демона на его руке рельефно выделялись на его коже. По крайней мере, на нем еще были фланелевые штаны. Она вынудила себя не смотреть, не видеть, стояло ли там, что-нибудь рельефно.

— Я не хотела тебя беспокоить, — сказала она.

— Я не могу остановить себя. Я не могу оставить все вот так между нами. — Фиолетовый свет окрасил его глаза, как будто он был готов к нападению. На нее?