Князь механический - Владимир Ропшинов

XXV

– Доброе утро, Олег Константинович. Вот, почитайте.

Алексеев протянул Романову скрученный в трубку «Петроградский листок». Князь развернул газету.

«Экстренный выпуск! – прочитал Романов заголовок во всю полосу. – Убийство начальника петроградского Охранного отделения действ. ст. советника П. И. Рачковского».

«Вчера ночью в доме по ул. Лоцманской, в Коломенской части (II участок), было найдено мертвое тело начальника петроградского Охранного отделения Петра Ивановича Рачковского, убитого многочисленными ударами ножа или кинжала. Труп был обнаружен дворником, которого вызвали жильцы соседних квартир, почувствовав идущий из квартиры дым. Времени до прибытия дворника, однако, было достаточно, чтобы злоумышленник успел выскочить, защелкнув входную дверь.

Обнаружив тело, дворник немедленно вызвал городового, который, найдя при убитом документы, сообщил по инстанции в градоначальство. Квартира, в которой было совершено преступление, снята на имя петроградского мещанина, однако самого его соседи никогда не видели. Они рассказывают, что постоянно в ней никто не жил, но иногда в окнах замечали свет, а один или два раза встречали людей, из оной квартиры выходящих. Вероятнее всего, квартира была снята полицией для конспиративных встреч, в ходе одной из которых Рачковский и был убит своим визави.

После убийства преступник пытался устроить поджог – разбросал разожженную бумагу, в одном месте пламя даже занялось, но было немедленно потушено. За исключением этого, никакого другого беспорядка в комнатах нет, и ничто из вещей как будто не тронуто».

Романов отложил газету.

– И что это значит?

– Не знаю, – сказал Алексеев, – но, возможно, это как-то связано с вашим делом. Ведь этот человек, Комиссаров кажется, сказал, что действует по приказу Рачковского.

Князь покачал головой.

– Можно ли верить охраннику? – вздохнул он. – Хотя, конечно, Главное артиллерийское управление играет в нечистые игры.

– Так что же вы узнали в Берлине? – спросил Алексеев.

Князь рассказал все, стараясь не забыть ничего важного, и закончил тем, что Колдевей находится сейчас в этом здании, в комнате, соседней с той, в которой спал он, и что дежурный офицер получил приказание приглядывать за немцем.

– И вы в это верите? – удивился Алексеев.

– Я безусловно верю в то, что мертвого, по крайней мере – умирающего, человека можно оживить, влив в него особую кровь, – ответил Романов, – я видел такое своими глазами. Ввиду этого остальной рассказ Колдевея мне не кажется таким уж неправдоподобным.

Генерал пожал плечами.

– Итак, мы с вами знаем, с одной стороны, очень много, но, с другой, очень мало. А вернее – практически ничего, – сказал Алексеев. – Практически ничего, что могло бы нам дать ответ на вопрос, кто хочет вас убить. И, более того, я не думаю, что нам стоит посвящать в это дело охранку. Я бы рекомендовал вам сделать вот что: рассказать все Владимиру Львовичу Бурцеву. Вы же знаете его? Тот, который разоблачил Азефа. Мы познакомились с ним в 1917 году, он работал в Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства[41], а я давал им свидетельские показания. В высшей степени достойный человек, могу за него ручаться. Заодно, может, и про Рачковского что-нибудь расскажет.

Олег Константинович кивнул. У него перед Бурцевым был долг.

– Я тогда вызову его телефоном, – сказал генерал.

Старый революционер, издатель журнала «Былое» Владимир Львович Бурцев давно привык к тому, что он – «тот, который разоблачил Азефа». Дело Евно Азефа, главы боевой организации эсеров, который лично организовывал все самые громкие политические убийства в империи и одновременно являлся агентом Охранного отделения, было, конечно, пиком в его карьере охотника за провокаторами. Но не самым сложным, потому что с первого взгляда, едва только встретив Азефа, Бурцев понял, что перед ним – предатель. Куда тяжелее было искать провокаторов среди своих старых товарищей, вглядываться в их искренние, теплые глаза и гадать, кто же из них завтра отправит всех остальных на виселицу. И, когда боевая организация была распущена, а эсеры официально отказались от террора, Бурцев с огромным облегчением оставил свою работу. С тех пор он занимался историей революции, сохраняя и используя множество связей с Охранным отделением, по которым в свое время получал сведения о провокаторах.

На приглашение генерала Алексеева приехать в Главный штаб он немедленно ответил согласием и обещал быть к обеду.

Бурцев был похож на профессора Петроградского университета. Немолодой, в пенсне, с бородкой клинышком и в добротном костюме из дорогого материала, но довольно поношенном. Отменно вежлив, и в этой вежливости некоторые видели сухость. Но те, кто знал его хорошо, различали за сухостью пылкое и открытое сердце. В честности этого человека не сомневались даже враги, и в Охранном отделении, когда это было необходимо, ссылались на слова Бурцева как на факты, не требующие дополнительных доказательств. Семьи у него не было.

– Я в долгу перед вами, Владимир Львович, – сказал князь, когда их представили, – вы спасли мне жизнь. Могу ли я как-то отблагодарить вас?

– Жизнь? – удивился Бурцев.

– Да, в Механическом театре.

– А, так Зина проболталась вам? – улыбнулся Бурцев. – Женщинам никогда нельзя доверять. Впрочем, у меня не было выбора – она была единственной, кого я мог послать к вам.

– Зинаида Николаевна проявила необыкновенную смелость. Она зашла в мою ложу и своим присутствием спугнула убийцу. А ведь он мог убить нас обоих.

– В охранке учат стрелять только один раз, – опять улыбнулся Бурцев, – впрочем, все это нисколько не умаляет подвиг Зины, которая, к тому же, об этом правиле не знает.

– Вы считаете, что на князя покушалась охранка? – насторожился Алексеев.

– Я ничего не считаю, – сказал Бурцев, – имя человека, который должен был выстрелить в театре, но не выстрелил, мне известно. Он – агент охранного отделения. Но это, как вы понимаете, ни о чем не говорит. У меня есть подозрения, довольно мрачного характера, но делиться ими я пока не готов.

– Это связано с сегодняшними событиями?

– Не думаю, – покачал головой Бурцев, – впрочем, я пока никаких подробностей, за исключением тех, что написаны в газетах, не знаю. Ну и некоторые выводы, которые делаю я сам, – например, о том, что Рачковского убивали не революционеры, они бы не стали пытаться устроить поджог. Вообще, этот поджог очень странный – либо кто-то совсем неопытный убил, либо хотели, чтобы подумали на неопытного. Зачем устраивать поджог? Все равно ничего толком сгореть не успеет, только риск и внимание раньше времени. Но вы, господа, хотели мне рассказать что-то важное?

Алексеев кивнул на князя, и тот изложил Бурцеву всю историю – начиная с момента покушения на Екатерининском канале. Бурцев слушал внимательно.

– Я слышал, – сказал Бурцев, когда князь закончил, – что в лабораториях Новой Голландии ставят очень странные опыты. Но то, что вы рассказываете, для меня внове. Если генерал Маниковский с великим князем Сергеем Михайловичем заполучили машину, позволяющую управлять мертвыми, и подчинили себе цеппелины, – стоит ли удивляться, что это взволновало Охранное отделение? Однако не думаю, что Маниковский с Сергеем стоят за попыткой вашего убийства. Скорее всего, Комиссаров решил использовать вас, Олег Константинович, и с вашей помощью выведать все про этот вавилонский аппарат. Впрочем, совсем отрицать эту версию тоже нельзя. Главное артиллерийское управление методично запугивает Николая, вынуждая его вкладывать сотни миллионов в постройку цеппелинов. В этом смысле ваша смерть от рук террористов могла бы быть им полезной. Как и в том случае, если они действительно задумали переворот. Впрочем, верится с трудом, потому что Сергей Михайлович не похож на возможного заговорщика.

– Вы сказали, что они запугивают государя? – спросил Романов.

– Так считают в департаменте полиции, – ответил Бурцев, – они каким-то образом договорились с митрополитом Питиримом, который нынче – главный пророк при императрице, – и смущают ум Николая постоянными рассказами о готовящемся народном восстании, одновременно предлагая лекарство от страха – свои цеппелины, каждый из которых обходится казне не то в 10, не то в 15 миллионов. Впрочем, Питирима особенно уговаривать было и не нужно – ему самому это выгодно. Все запугивают царя: Сергей с Маниковским, Питирим, охранка, Дума, революционеры, армия. Ради такого запугивания, может быть, они и могли бы совершить покушение на вас, но, повторюсь, пока мои подозрения – в сторону других лиц. Вы, кстати, знаете, что не так давно Щегловитов докладывал императору о будто бы имевшей место встрече лидеров думской оппозиции, на которой обсуждалось, что вы смогли бы успокоить общество в случае возмущения?