Мягкая посадка - Александр Громов

Черт бы его побрал: этот цивилизатор был даже брит!

Если человек, имеющий право питаться лучше других и не пачкать руки тавотом, тем не менее их пачкает да еще стоит за едой в общей очереди, уважения к нему это, разумеется, не прибавит. Зато не вызовет и ненависти, а о том, что важнее, говорить не приходится. Я присел рядом, взял сразу два ломтика, запихнул в рот и учинил первой банке харакири. На вид говядина была вроде ничего, обыкновенная. Съедобная. Пряная. Обрыдлая давно и всем. Некоторое разнообразие меню случалось иногда добыть в покинутых квартирах — но банки стратегической говядины доставлялись регулярно, дважды в сутки. Дата выработки консервов скрывалась в неизвестности, пока на прошлой неделе дотошный Гарька Айвакян, вообще привычный к хорошей пище, не обнаружил на своей банке исключение: 05.98, после чего ходил голодный и злой до визга, отказавшись «в пользу самоубийц» от своей доли. Если он наивно полагал, что забитые в прошлом столетии крупнорогатые стратегические скоты не вызовут в массах энтузиазма, то здорово ошибся: «самоубийц» нашлось более чем достаточно. Теперь-то Гарька все жрет, только подноси, зато нудно бубнит, что уничтожать исторические реликвии — вандализм, и не устает вдохновенно описывать бесценные сокровища национальных кухонь, намекая, какую правильную еду имел бы отряд, если бы он, Гарька, а не кто-то другой занимался снабжением… «Плох тот солдат, который не хочет стать интендантом», — бессердечно комментирует Наташа; — «Молчи, гад, убью!» — в гневе ревет дядя Коля, глотая пустую слюну, и Гарька снова срывается на визг…

Я наложил волокнистого мяса на ресторанный ломтик и ткнул им в Гарьку:

— Куси, интендант…

Бутерброд Гарька взял, но и только. Он был занят, а когда он занят делом, с ним вполне можно общаться, есть у него такое ценное свойство. Сейчас он даже вспотел. На грубом экране армейского монитора картинка по-прежнему стояла неподвижно. Мертво. Ни души в ней не было, ни движения. Пустота. Мощный бетонный забор полузатонул в сугробах. Проволочные ряды на заборе уныло провисли. И уже знакомая тонкая ровная строчка извещала: «Анализирую обстановку. Решение о дальнейших действиях не принято.» За то время, пока я ходил за говядиной, надпись не изменилась ни в одной букве.

— Не пойму, — сказал Гарька, с отвращением поднося ко рту бутерброд. — И тогда не понимал, и теперь не понимаю: почему он, собственно говоря, встал?

Я пожал плечами. Мне это тоже казалось странным. Более чем.

— Забор…— высказал банальное предположение Вацек.

— Дурак, — Гарька даже не счел нужным повернуть голову и обращался к экрану. — Что ему этот забор? — забормотал он жуя. — Стенка как стенка, прошел бы и не заметил… Может, за забором что-то было, он ведь чувствует… он ведь не мы, он был умный… Или токовая защита… проволоку видишь?

— Обыкновенная сигнализация, — возразил я, раскуривая от бычка новую сигарету. — Мухи не убьет. Кстати, тот район неделю как обесточен.

— Ха! — встрепенулся Гарька. — А ты уверен? Сам обесточивал?

— Присутствовал. Разве что автономный источник…

— Автономный бред, — кусая губы, сказал Гарька. — Откуда там автономный источник? Не нравится мне все это, тишина эта скотская… Заметь, уже второй случай: как гоняли его по нашей территории, так ничего, а как полезли на чужую, так сразу с ним какая-нибудь лажа, а адаптантов и не видно. Анализирует он, видите ли… что тут анализировать? Анализатор какой… Стейниц! Вот тут-то я и перешел на ручное: чего, думаю, он стоит… Стоп! Ага, пошел! Глянь: пошел, зар-раза!..

— На ручном управлении отчего не пойти, — заметил я, затягиваясь.

Изображение на экране дрогнуло и поплыло вбок. Этот фрагмент я помнил. Словно бы именно сейчас в двух километрах от нас вдруг задышало теплое железо, мягко провернулись обрезиненные катки, взревел двигатель, выбрасывая в небо горячую углекислоту и соляровую копоть, ударили о лед траки, крутой дрожью завибрировали выдвижные бронелисты, закачался антенный прутик — и наш потрепанный «ведьмак», безбашенный танк-робот для уличных боев, лицензионный русифицированный вариант известного в Европах «эцитона», с лязгом развернувшись на правой гусенице, взял осторожный разгон вдоль стены. По экрану побежали бетонные сегменты. Все было в точности как три дня назад — тогда у отряда еще был «ведьмак»… Последние минуты был. Только Гарькины руки тогда лежали на пульте.

— Ускорь, — попросил я. — Здесь ничего интересного.

Бетонные сегменты слились в серую рябь. Улица метнулась под брюхо машины. Спереди набежала тень и крякнула под гусеницей, брызнув осколками, — «ведьмак» раздавил опрокинутый автомобиль. На долю секунды картинку смазал разворот. Надвинулась и скрылась, как выстрелила в лицо, характерная для такого забора парадная вывеска фирмы — не то «Квазар», не то «Фонон», не то еще какой-то бзик из репертуара березово-силиконовых долин. Птицей вспорхнул огромный лист — танк снес стальные ворота. Взлетело и опало облако снега.

— Они где-то здесь, — сказала Наташа. Я не заметил, как она подошла. — Они рядом. Я их чувствую.

— Да? — Я поднял бровь. — Чем?

— Шестым чувством, — объяснил Гарька. — Или седьмым. С половиной.

— Я их тоже чувствую, — нежданно встрял Дубина Народной Войны.

И этот тут как тут.

— Тогда почему я ничего не чувствую? — спросил я, тыча пальцем в индикатор целеискателя в углу экрана. — Экстрасенсы подвальные, адаптантов в записи унюхали… Дальтонизмом никто не страдает?

Индикатор был зелен, как кошачий глаз. Пусто. Ни одного теплокровного существа на сто метров вокруг танка.

— Это ничего не значит, — возразила Наташа. — Они прячутся и наблюдают. Если они каким-то образом влияют на аппаратуру…

Так. И еще летающие блюдца. И кристаллические свойства атмосферы. А «шавкин нос» они обманывают, потому что умеют менять гнусный свой запах и, когда надо, пахнут ландышами… Я пихнул Гарьку в плечо:

— Ты тоже так считаешь?

— Что? — заморгал он, отрываясь от экрана. — А? Нет, не считаю.

— Отлично, — сказал я с ядом. — Хоть один человек тут в здравом уме.

— Если бы не знал, что это невозможно, то считал бы, — добавил Гарька.

Я затянулся последней дымной сладостью и погасил окурок о подошву. Нет уж. Хватит. Спорить — увольте. Если эти дурни намерены с бессонных красных глаз и дальше терзать видеозапись и разрабатывать версию о проникновении подсознания в электронику, это их личное дело. По-моему, все мое бывшее отделение, кроме дяди Коли, потихоньку впадает в тихое помешательство. Физиология адаптантов не столь уж явно отличается от человеческой, а об анатомии и говорить не приходится. Факт общеизвестный. Восприимчивость к ядам у них почти та же, что у нас, а все без исключения бактерии или вирусы, смертельные для адаптантов, смертельны и для людей… правда, Экспертный Совет ведет в Диагност-центре кое-какие работы, скрытые от посторонних глаз, но все это, между нами, чепуха и вода в ступе, лапша на холодные уши… В самом деле, поесть человеку не дают! Почему я должен это слушать? Объясните мне, кто сможет.