Мягкая посадка - Александр Громов

Что до меня, то я настроен скорее скептически. Если предположить, что в среде адаптантов хотя бы изредка могут появляться такие индивиды, как Сашка Столповский, то наше дело плохо. Может быть, адаптанты сумеют выжить без нас и спустя десять тысяч лет создадут свою цивилизацию, которая будет удачливее нашей? Может быть.

Может быть, все это старческий бзик.

Хочется на это надеяться.

Чуть не забыл — у меня есть преемник. Нет, не из тех, кто лезут из кожи вон, чтобы мне понравиться. Несколько лет назад, взвесив свой опыт, я поручил Вацеку найти подходящего человека и взять его к себе. Хороший парень, перспективный. Молодой, из родившихся в Убежище, умный, не отягощенный. Прирожденный руководитель, и руководителем станет, только сам он об этом пока не догадывается. Вчера я устроил ему первое липовое покушение, и теперь он оглядывается, гадая, кто это задался целью сократить ему срок отбытия на этой планете.

Пусть привыкает…

Как ни жаль, а мою рукопись все-таки придется уничтожить. Страшно подумать, какое брожение в умах может вызвать Бойль и его бормотанье в смертном ужасе о параллельном человечестве, а в особенности подтверждающий его слова способ ухода, которым прервалась, а вернее, была кем-то прервана его рекогносцировка Земли и землян. Существование двух человечеств, расселенных в неолите по разным планетам (пространствам? временам?), неизбежно подталкивает к мысли о существовании неких Экспериментаторов (опять: где? почему? зачем?), не говоря уже о целях и методах их экспериментов. Иногда, когда хочется опустить руки, в мой корродирующий мозг забирается мысль: а может быть, и глобальная мутация — их рук (щупалец? псевдоподий?) дело? Или нет?

Какое из двух человечеств — контрольная группа?

Я гоню от себя эти мысли. В самом деле, ни для того, чтобы выжить и развиваться, ни для того, чтобы погибнуть, нам не требуется постороннего вмешательства. В нас слишком много потенций и для того и для другого. Случайно — может быть, случайно, я до конца не уверен — мы открыли для себя одну из этих потенций. Мы не знаем, каковы остальные и сколько их еще откроется в истории человечества, если история человечества будет продолжена. Пока же она единственна и неизбежна, как траектория самолета, садящегося на пустынный аэродром без капли горючего — двигатели уже молчат, пилот вцепился в штурвал, и только долгий свист ветра в опущенных закрылках, только короткий визг резины о бетонную полосу…

Глиссада.

Касание.

Пробежка.

Ангар.

Самолет, на котором летело человечество, совершил мягкую посадку. Это был очень странный самолет, и его пассажиры подозревали, что с ним может случиться всякое. Так, например, в полете от него может оторваться одно пассажирское кресло.

Оно все еще летит, это кресло.

Без крыльев.

Теперь я уже знаю, что успею умереть задолго до его приземления.

Это утешает.

И еще я знаю другое: мы под взглядом, но шефство над нами никто брать не собирается. Думаю, Бойлю и его соотечественникам еще долго не захочется познакомиться с нами поближе. Боюсь, что свои проблемы, крупные и мелкие, нам и дальше придется решать самим. Хотя, почему боюсь? Это нормально. Вот только очень холодно.

Иногда я чувствую злорадство, когда думаю, что то, иное человечество, возможно, пытается справиться с теми же проблемами, что и мы, — иначе зачем было Бойлю столь внимательно изучать нашу мягкую посадку? Мы одного корня, и этим многое сказано. Я все-таки человек, как любил говорить Бойль, и ничто человеческое мне не чуждо. Злорадство — это человеческое. Пусть.

И с каждым годом эта гипотеза нравится мне все больше и больше.

1992-94г.